тёмные страницы

перед ним был ребенок, едва-едва подросток, чуть меньше, чуть больше, такой тонкий и угловатый, что ассоциация с жеребенком была самой верной. перед ним была изящность взросления, стойкость слабой жизни, игривость повседневности и посредственности, но такая, что завораживала до последнего, до конца, до пагубного. перед ним стоял мальчишка: большая куртка, большие штаны, большие ботинки. закрытие гештальта, что ты мал достаточно, что всерьез тебя не воспримут. у него изящные кисти и узловатые пальцы, похожие на мрамор пианиста, застывшие во времени, оказавшиеся, почему-то, у юнца, а не взрослого человека. возможно в этом и есть совершенство? возможно в этом и есть парадокс бытия? бледная кожа и синеватые узоры вен, руки шустро справляются со всеми застежками, молниями, пуговицами - бутон раскрывается. на пол падают ткани, шурша, вздыхая, растворяясь, оставаясь вне поля зрения и важности. открывается он. тощая грудная клеткая, узкие плечи и бедра, острые колени и локти, несуразные ступни и торчащие лопатки. синяки, шрамы, линии, примятыши вжавшейся прикрытости. родинки, россыпь веснушек по впалому животу и торчащему позвоночнику. краснота каждого суставчика, наметка будущих мышц под детской припухлостью - юный красавец, еще этого не осознающий. от холода комнаты сжатые соски, мурашки по длинным рукам, встопорщенные волоски, даже там, около вялого полового члена. детский пушок, едва поднимающийся от области лобка к пупку, рыжеющий, избавляющийся от светлости непорочности. ухмылка. длинные волосы за спину. твердые шаги. этот хитрец знает о своей силе, знает, как обращаться с теми, кто позвал его. это не ангел или демон, а он - не растлитель, лишь наблюдатель взросления. он и пальцем не тронет ребенка, но облик запомнит на всю свою жизнь, запомнит, как тот умывался, как вышел во взрослом халате отеля, как закурил словно взрослый. гумберт гумберт был влюблен в лолиту ( или ее невинность ), а он - в прекрасную чувственность молодости, которую сам утратил навсегда, которую утратит и создание перед ним, забыв, с чего когда-то все начиналось, надев маску и согласившись на внимание тех, кто не понимает до конца прекрасное начало человеческой жизни. да здравствует, разврат! прощай, чувственность!