Save me, please

Ненависть — самое страшное чувство. Оно толкает на необдуманные, глупые и разрушительные поступки. Порой мы не умеем принимать это зыбкое чувство и пытаемся заглушить его чем-то таким… что позволит нам забыться. Страсть, зависимость, любовь, агрессия, радость, боль... Каждый сам выбирает, каким способом собирается бороться с ненавистью, да и вообще, собирается ли. Кто-то, возможно, подумает и скажет: «А как же одиночество и пустота? Разве не это самое страшное?» К сожалению или к счастью, что первое, что второе можно заглушить. Заполнить. Уничтожить. Тем временем, как ненависть внутри накапливается и собирается в один гигантский ком, пока со временем… ты не осознаешь… что уже и сам весь состоишь из ненависти. И что же остается делать? Только принять. Только живя бок о бок с чем-то настолько разрушительным, ты сможешь совладать с этим чувством. И тогда уже ненависть будет началом для чего-то прекрасного… Чего-то такого, что могло появится лишь в абсолютной гармонии. Это страшно, безусловно. Страшно соприкасаться с тьмой, не зная поглотит та тебя целиком или позволит свету внутри сиять сильнее. Но оглянись… бежать тебе все равно некуда.

От автора.

      Сейчас уже сложно понять, когда именно жизнь пошла под откос. Возможно, и вовсе с самого её начала. Но раньше все было хотя бы не так явно. Не приходилось всматриваться в рисунок потрескавшихся стен, пытаясь найти в этом сборище надломленных линий хоть одну причину на чуточку дольше остаться тут. В этом месте не было совершенно ничего примечательного, тем более, когда тебе открыт целый мир. Тогда почему так плевать на каждую планету, галактику, вселенную… на каждый кусочек того самого прекрасного мира, коим раньше постоянно хотелось любоваться? Почему сейчас только и хотелось, что лежать в неглиже, расслабив шею и уложив голову на небрежно скомканную простынь? Почему вдруг стало достаточно почти абсолютной тишины и чужого размеренного дыхания для спокойствия? Место, откуда раньше так сильно хотелось сбежать, теперь уже с каждым разом, с каждой новой встречей все больше манило. Оно будто стало домом. И Валентино понимала в глубине души, что это заслуга далеко не обшарпанных стен, перегоревших ламп и, тем более, не скрипучего матраса, заржавевшие пружины которого сейчас болезненно упирались в кости. И ей почему-то больше всего на свете не хотелось это признавать. Все, что угодно, но только не верить, что именно он стал для девушки самым дорогим существом, которого попросту страшно отпускать. Хотя её толком никто и не гнал, но та все ещё искала оправдание своим действием.       Наконец найдя в себе силы, у амфибии получилось подняться с кровати. Медленно и безмолвно шаря руками по темной поверхности пола, Валл собирала вещи, невольно комкая ткань.       — Уже уходишь? — парень явно пытался придать голосу безразличия, но различить грустные нотки не составило труда.       — Да, сам же знаешь, завтра возвращается…, — начала блондинка, но замялась, — отец, — закончила она тихо, все ещё стоя спиной к собеседнику.       Тут комнату заполнил свет. Корабль в очередной раз сбился с настроек, проплывая слишком близко к звезде. Ее теплые лучи мгновенно заполонили все пространство. Невольно поворачиваясь к свету, Валентино все же встретилась с изучающем её взглядом. Черные, немного блеклые зрачки бегали по молочной коже, которую теперь разглядеть не представляло труда, порой мягкий взгляд цеплялся за черные, разбросанные по телу пятна. Но Эндрю никогда не смотрел на них со страхом, отвращением или жалостью, как это делали остальные… Скорее, непониманием. Так странно было ловить на себе снова и снова эти гуляющие золотые глаза, будто видящие её силуэт впервые.       — Слушай, Валл… — Энди все же позволил себе оторвать очи от укусов, чтобы поймать её взгляд. — Ты точно не хочешь об этом поговорить? — аккуратно начал он, пытаясь смотреть в чужие темные глаза.       — Поговорить о чем? — прекрасно зная ответ, все же спросила девушка. Голос Валл тут же приобрел стальные нотки, а и без того черные очи потемнели. Она злилась, но позволяла ушастому ещё больше запутаться в своей же ловушке.       — Я не могу на тебя смотреть, — после короткой паузы, произнес пьер, игнорируя вопрос и вдруг переходя на полушепот. — Валл, — он из стороны в сторону покачал головой, — это не ты. Прошу тебя, давай поговорим? — его голос стал ещё тише, и амфибии просто хотелось верить, что он ей мерещится. — Ты же знаешь… я всегда готов помочь. — И то, как брюнет говорил это, и то, как с сочувствием смотрел то на выступающие кости, то на раны, то вдруг в темные глаза вызывало физическую боль внутри. — Ты ведь не обязана…       — Заткнись… — одними губами сказала она, уткнувшись в пол.       — …Во всем потакать ему. Оглянись, Валл, — голос кошачьего звучал все громче, а слова все четче бились о стены, которые невольно повторяли за брюнетом. — С каждым днем тебе все хуже.       — Заткнись, прошу…       — Хуже и хуже! — Энди наконец перешел на крик, активно жестикулируя. — Мало того, что этот урод довел тебя до того, что ты отказалась от жизни! Он ещё и делает с тобой, что душе угодно!       — Заткнись! — закричала она, поднимая голову и чувствуя, как слезятся глаза. — Заткнись, Энди, мать его! Ты ни черта не понимаешь ни о моей жизни, ни о моем отце!       — Я просто хочу помочь! Почему ты мне не даешь элементарно помочь тебе, Валл?!       — Да потому что я не просила тебя мне помогать!.. Прекрати строить из себя святого. Делай то, для чего ты предназначен, — грубо в полголоса сказала Валентино, смотря снизу вверх на сразу поникшего парня. — Я ясно выразилась?       — Да, Валентино, — смотря куда-то вниз, тихо ответил пьер.       — Я пойду попрошу Уила настроить корабль, — бесцветно сообщила блондинка, кивнув на звезду за иллюминатором. — Завтра будет много работы, будь готов, — не смотря на брюнета, закончила девушка и развернулась, направляясь к выходу. — Спокойной ночи, — послышалось напоследок, прежде чем дверь громко хлопнула, оставляя парня наедине со своими мыслями.