Дьявольский Оскал

Было за полночь, ты вернулся домой мрачным и угрюмым. Вместо выполнения своих каждодневных ритуалов, ты спускаешься по лестнице, следуя за трещинками в стенах беспроглядного коридора. Ты миновал проход, скрывающийся между сколами крашеных панелей. Свет, который сливался с потолком, замерцал, войдя тебе через входную дверь. Этот проход был связан с подвальным помещением. Тусклое освещение провело тебя до ржавой, громоздкой, но надежно закрытой двери. Ты снял замок и покрутил ручку. Тяжелый кусок метала проскрипел, открывая дверь. Потоки света проникли в неосвещенное помещение, предоставив прикрепленную в углу подвала клетку. Ты содержал свои отвратительные, душевнобольные страсти в этом темном, мутном подвале. О твоих секретах никто не имел понятия, как и о закованном в клетке парнишке, с которым ты творишь невесть что. Парнишка попал к тебе 4 месяца назад. Свое имя он тебе назвал, кажется, Джеймс Х...Хадсон? Харольд? Хэдфилд? По правде говоря, это не меняло суть дела, ты звал его разными именами, какие тебе больше всего нравились. Все, что ты знал — он играл в андерграудной музыкальной группе, оказался несуразно похищен и попал сюда, к тебе. Нет конкретных, тем более личных причин, по которым ты его похитил, просто он прохлаждался в том же баре, что и ты. У него были видные золотистые волосы, подаренные солнцем, и нежно-голубые глаза, подаренные морем. На его носу, подобно благоухающей розе, виднелась пятнистая краснота, что умиляла. Каким же непогрешимым и прекрасным мальчиком он был. Ты вовсе не виноват в том, что подсыпал ему наркотиков и отнес в багажник машины — за твое вожделение он заслужил расплатиться. В первые недели парнишка отказывался от сотрудничества, пару раз предпринимая попытки побега, и ни разу ему не повезло. Матерщина и вопля стала его приветственным подарком тебе. Ты запер его на содержание в тесной клетке, предназначенной для домашних животных. По крайней мере, он больше не смог пинаться или рваться, чтобы открыть двери подвала. Ты впечатлился тем, как однажды он вырвался оттуда собственными силами, после чего добавил туда и цепи. Теперь, когда ему ампутировали ноги и руки, он уже никогда не будет думать о побеге. Больше нет надобности держать его в клетке, однако тебе просто импонировало смотреть на то, как он топчется в ограниченном пространстве, и слушать звон грузных цепей на его шее. Иногда парнишка ошибался, ты прощал его, в ином же случае пытал до потери пульса. Все делалось сугубо по твоему настроению. Ты пощадил его, когда он вознамерился удрать, и с другой стороны спилил ему ногу, когда он потерял сознание в муках. По началу такое заставляло Джеймса путаться, но в то же время научило его, что лучший способ избежания наказания — это примерное поведение. Как выяснилось, его было легче перевоспитать чем ты предполагал — методом пряника и кнута он превратился от дурной недоросли в податливого песика. Подари ему боль и накорми лакомством, он сдаться, сев у твоих ног. Якобы. Откровенно говоря, его послушание было настолько же мнимым как эффект Sweet’n Low. Он глазел на тебя, когда ты не видел, испепеляющим взглядом. А в целом он демонстрировал положительные результаты. Сегодня твое настроение было неважное, тебя надо на ком-то выпустить пар. Ты выдворил спящего парнишку из его клетки, надавив на изуродованный ранами торс. Он пробудился от пинка под зад. Бедный Джеймс, не дав даже и минут осмыслить происходящее, он уже бессознательно просил за все прощение. Не впервые с ним так обращаются. Он же ничего не сделал, а побагровевшие пятна, оставленные на его теле, служили тебе увеселением. Парнишка принимал на себя все твои пинки, волосы на его лице жутко спутались. В свое время, когда вы впервые встретились, те были цвета золотистого рассвета, а сейчас пряди очень сильно сбились в колтуны и растрепались, благодаря кровяным подтекам и грязи. Волосы выглядели безжизненными, лишенными своеобразия. Ты опустился, чтобы встретится с ним глазами, которые заплыли в слезах и глядели на тебя с опаской. Ты обожал то, как он плакал, поэтому ущипнул за щеку, грубо дернув ту. Он завыл как ребенок, ударившись в плачь, и слезы покапали на твои пальцы. Широкая ухмылка озарила твое лицо, ты был доволен полученной реакцией. Если бы ты сделал что похожее месяцами ранее, он откусил бы твою руку. Вообще, парнишка когда-то рискнул тебя укусить, твою кожу на месте укуса издробили его зубы и рана истекла кровью. Без сомнений это стоило ему неделю голодовки с намордником. Удивительно, он не протянул даже недели, на пятый день, обездоленный, захотел еды и даже попросил разрешения, чтобы проглотить твою сперму — это было единственное, что ему разрешалось употреблять. Встав, ты взял его за колтун и придвинул голову к своей промежности. Ты открыл молнию и вытащил оттуда твердеющий член, безо всякого предупреждения пихнув блондинчику в рот, как тотчас заработал его рвотный рефлекс. Он сильно давился, слюна струилась по подбородку. Парнишка не был подготовлен к насильственным действиям, прошло же всего-то несколько месяцев, но ему надо было еще очень много работать над своей техникой. У тебя не хватало сегодня терпения для долгой разъяснительной работы, потому ты держал его лицо между ладоней, до основания вдалбливаясь в глотку. Парнишка старался сглотнуть слюну для предотвращения рвоты, но не поспевал за твоей скоростью, задыхаясь промеж твоих толчков и давясь собственной слюной. Весь подвал наполнился мокрыми звуками хлопанья, сопровождаемыми великолепными стонами поражения. Ты думаешь, что должен те однажды записать. Внезапная скреботень просадила твою длину. Парнишка забыл убрать зубы и ненароком задел твою плоть. Он с ужасом посмотрел на тебя, широко раскрыв глаза. Оплошал. Джеймса стало колотить, слезы без устали лились по его щекам. Он готовился извиниться, но твой член оборвал его. От твоего хладнокровного взгляда парнишка почувствовал дрожь, стекающую по позвоночнику. Джеймс хотел подержать тебя за руки. Когда-то он брал их в своих руки и молил простить тебя. Твое сердце как-то всегда оттаивало. Он приподнял культю и тыкнул ей тебе в ногу. До твоей руки она дотянуться не смогла. Этот трюк больше никогда не сработает, потому что ты отнял у него все конечности. Джеймс разрыдался от страха и тревоги, не зная, что делать дальше. Ты не двигался, лишь накренил голову в игривой манере, пока член оставался в его глотке по самые гланды. Первую минуту парнишка хмурился, и сразу после осознал, что обязан сделать. Он откачнулся, оставляя немного места для работы с языком. Робко лизал головку твоего члена, давил на уретру. Блондинчик, поддавшись головой вперед, взял тебя полностью. Совершал он это медленно и неуклюже, ты ощущал, как отчетливо сокращались мышцы его горла. Он мотал головой, отсасывая. Поразительно, но этому он неплохо намастерился. Джеймсу было не за что зацепиться, поэтому он передвинул точки опоры на шею и талию, в итоге минет вышел как попало. Ему не терпелось ублажить твоего дружка, как мелкой шлюшке своего хозяина. К глубокому сожалению, сегодня тебя тянуло на наказания. Ты вытянул член из его рта. Парнишка стрхнул, он продолжал сидеть с высунутым языком, с которого стекала вязкая слюна. Ты хватанул его за волосы и варварски кинул на пол. Его голова с треском стукнулась об бетон, заставив издать крик боли. Ты подмял его, сев на покалеченный торс, и потянул за ошейник. Парнишка понял, что ему заложило нос — его бил озгоб и гипервентиляция, грудная клетка не могла найти спокойствие. Чтобы успокоить его, ты любя приголубил его лицо, но было бесполезно. Да пошло все нахуй, ты же единственный будешь тянуть ему все жилы, так чего беспокоится о его состоянии? Ты прошелся подушечкой по его левому глазу, ресницы дрожали на кончике твоего пальца — эти голубые глаза морского цвета являлись твоей любимой частью. Те постоянно возгорались разными эмоциями: то они печалились, то выражали чистосердечный гнев, однако теперь они были в неподдельной панике. Невинность его глаз противоположна твоей, тебе хотелось забрать эту невинность и заменить ее на аморальность. Ты исследовал форму глаза, подрав тонкую кожицу ногтем. Ты берешь на заметку то, как его веко изгибается в конце; опушенные глаза делают его куда милее. Парнишка ни единожды не моргнул, зная, что ты собираешься делать, но закрывать глаза в такой ситуации было опасно. — Не надо, прошу, — взмолился он, между словами его голос дрогнул. Дохлый номер. Ты растоптал его обращение насмешкой, вспоминая, как неделями ранее он матерился на тебя, потому что ты пошутил, что сделаешь из его красивых глаз научные образцы. — Ни слова больше, — ты постучал по уголку его раскрытых губ, которые он тут же закрыл. Глаза были такими же широкими как тарелочки и так же не имели смелости моргнуть. Ты непринужденно надавил на поверхность роговицы; она была эластичной, размокшая от слез. Парнишка автоматом зажмурился и твой ноготь соприкоснулся с веком. Он не сможет полностью закрыть глаза с пальцем на роговице. Из-за раздражения из глаза покатилось еще больше слез и ты, если присмотришься, сможешь приметить лопнувшие артерии. Несомненно, ты будешь скучать по этому глазу. Ты врезался ему большим пальцем в глаз, острый ноготь прошел сквозь тоненький прозрачный слой и прорезал голубую оболочку. Парнишка нахмурил глаза, поджимая губы и приглушая звуки болевой агонии. Страх слепоты и душераздирающее ощущения разъедали мысли Джеймса, он всячески пытался сохранить молчание, и ты мог слышать его сердцебиение громче чем его голос. Какая жалость, покаяние не оказало парнишке услугу. Ты приложил еще больше усилия копаясь там, пока твой большой палец не достиг кое-чего, похожего на заднюю часть глаза. Красная жижа моментально взошла и заполонила собой белую водянистую влагу — вся глазница была в ней и твой палец тоже. Голубая оболочка оказалась поделенной надвое, смешавшись с кровью. Мутная жидкость перетекла через границу глаза и покапала на бетон. Грудная клетка Джеймса сильно вздымалась, он прикусил нижнюю губу, чтобы не издавать лишних звуков. Боль не была сравнима с болью при ампутации, но тем не менее его нервные окончания невыносимо скрежетали. Ты вывернул палец, раскрыв рану еще больше, туда можно будет втиснуть еще один палец. Твой кулак поместился в этом гнезде, смешав все в однородную массу. Изогнув кончики пальцев, ты высвободил руку, попутно разрывая плоть вокруг глазницы. Кровь хлестнула на левую щеку Джеймса, некоторые капли запятнали рот и нос. Блондинчик смял губу, проглатывая все крики, и не боялся издавать лишь тихое звуковое сопровождение. Хоть в гроб ложись, все еще хотелось кричать. Глазное яблоко было раздавлено твоей нещадной силой, превратившись в кровавое, мясистое месиво. Глаз больше нельзя оставить для выборки. Честно, общий вид глаза тебя разжалобил, ведь не существует второй пары столь особенных голубых глаз, и ты только что испортил один из них. Когда-то райское море обратилось в страшную красную пустоту. Ну-с, ты никогда и не был творческой личностью. Нет смысла держать глаз, который ты с большой вероятностью смешаешь вместе с его едой — подобным образом ты избавился от его конечностей. — Было больно? — ты обтер кровь об дрожащий торс блондинчика. Кровь замарала твою кожу и никак не стиралась. — Д-да…, — ответил осипшим голосом парнишка. — Да? — вопросил ты, сдвинув в кучу брови, чтобы придать себе раздражительность. Как и ожидалось, парнишка заметался, поспешно отрицая предыдущий ответ. — Н-нет! Больно не было! Совсем не больно! — О, клево, значит ты не против, если я заберу твой второй глаз? — Что? — парнишка испугался, на несколько секунд его тело оцепенело, он с трудом осмыслял твои слова. Глянь, какое у него милое личико — вот почему тебе нравилось втирать ему всякую лебеду, для тебя это было смешно. Пока парнишка снова не начнет переигрывать, ты поласкал его по волосам, усмехнувшись: — Шучу, на сегодня с тобой покончено. Ты имел привычку щипать его за щеку, но его лицо было скользким из-за пота и крови. Щека выскользнула из твоих пальцев. И это безвозвратно испортило твое отличное настроение. Твое потускневшее лицо заставило Джеймса сидеть как на иголках. Он посмотрел на тебя, таращась. Он опасался того, что может произойти, потому не совершал неловких движений. Ты перевернул блондинчика, небрежно хватая за талию и придавливая к своей промежности. Парнишку уже растянула анальная пробка, ведь тебе было лениво каждый раз подготавливать его к соитию. Пробка стала твоим спасением. Ты мог его трахнуть без подготовки, ты же делал так раньше. По правде говоря, это было кошмарно. Он был узкими и слишком сухим, чтобы в нем двигаться. Ты разорвал его, и секс в последующую неделю казался тяготой. Ты выдернул пробку, твои безрассудные действия делали ему больно. Твоя жесткая эрекция враз вошла в него. Его задний проход превосходно обтягивался вокруг твоей длины, теплые внутренние стенки сокращались, присасываясь к тебе так нежно, будто разминали твой член. Парнишка вновь дрожал. Его мускулы напряглись, когда ты проскользнул в него еще дальше. Секс был его ежедневным обычаем, а он до сих пор играл из себя девственника. Он никогда не смог смириться c твоим посягательством. На твоем лице образовался злобный оскал. Ты вытащил свой член и на полной мощи въехал в мягкий анус Джеймса, соприкоснувшись бедрами с его ягодицами. Блондинчик заглушил вскрик, он высвобождался из твоих рук, щупая культями пол. Легкотня. Ты притянул его к своей промежности, заключив в исходную позицию, и продолжил в нем двигаться. Быстро сообразив что к чему, Джеймс вскоре подстроился под твою скорость, став уступчивее. Он старался качать бедрами вслед твоим толчкам, и делал это лишь затем, чтобы снискать твое удовольствие, но, очевидно, для сообразных действий был слишком туп. Джеймс был тяжелым, несмотря на то, что его бедра ни за что не опирались кроме хватки твоих рук (разумеется, его ампутированные ноги не дотягивались до земли). Твои ногти впивались в его тазобедренные косточки, оставляя на коже ссадины. Плечи и лицо парнишки растирались об бетон, пока ты входил-выходил из него. Стекающая кровь с его лица оставляла на полу грязные разводы. Меньше чем через минуту в недрах твоих внутренностей поднялось тепло. Твой член, который метил по его простате, забило свирепыми импульсами. Оргазм был не за горами. Ты в последний раз глубоко всадил ему, заполнив раздолбанный анус своим семенем. Джеймс захныкал, его туловище утрачивало чувствительность по мере того, как твой горячий сгусток спермы осеменял его внутренние стенки. Перед тем, как Джеймс упадает, ты потянулся рукой меж его бедер и схватил его вялый стручок, быстро надрачивая ему. На мгновение блондинчика как гром сразил — ты же никогда не трогал его неодаренный вниманием член, трахая его, и тут его застали врасплох. Очень скоро он подчинился твоей самопроизвольности, не произнося ни слова, только дышал через раза-два. — Давай, покажи, на что ты способен, — ты ускорил свои фрикции на его члене. У него встал, но оттуда ничего не появилось, даже одной капельки спермы не было видно. — Я не могу! Извини! — кричит Джеймс. Ему противилось любое твое проявление интимности, и оргазмы он тоже не испытывал. Каждая часть его тела безумно сильно болела, в особенности саднящее лицо. Лицо отвлекало его; он видел перед собой тьму, танцующую в его туманном разуме. Излишнее говорить о том, что ты бы его не пустил, пока не остался бы удовлетворен. — Выходит, это тебе больше не нужно, — дразнил ты его. Дрожь окутала Джеймса, страх заставил его заикаться. — Нет… Прошу, не надо… Про-… Прости! Я не это имел- Ай! — ты осек его предложение, дернув за колтун, и блондинчик мучительно провопил. Действия, естественно, говорят громче слов. Парнишка тотчас поджал свой таз, сосредоточившись на нижней части тела, чтобы получить то самое удовольствие, которые ты ему доставлял. Твое неотесанное дрюкание причиняло его члену боль; было практически невозможно получить от него какое-либо приятное ощущение. Сжав зубы и до изнеможения живот, он вынуждал себя кончить, но тек лишь ничтожный предэякулят. — Ты близок, поднажми, — прокомандовал ты, завернув его член ладонью. Это стало мучением — заставить себя достичь оргазма в нежеланном акте. Джеймс упорно напрягал живот. Пока его торс задрожал со всей силы, он уже почувствовал подступающий спазм. Несколько раз он старался достичь невозможного. Мычал «ну давай» и «прошу», желая побыстрее кончить. Блондинчик знал, что ты ненавидел, когда он не подыгрывает тебе — свой передел он уже успел достичь тогда, когда прожил очередную пытку в сознательном состоянии. Кто мог знать, что ты отнимешь у него в следующий раз? Наконец его стручок изверг прозрачную слизь тебе в ответ. Джеймс, испытав облегчение, вздохнул. Изнуренный парнишка, взбалмошно пыхтя, упал спиной на твои руки. Он истратил большинство своей энергии, сопротивляясь боли. Устроить перед тобой шоу было более изнурительно чем он себя представлял. Убожество, подумал ты. Ты зачесал назад его грязные пряди, приоткрыв кровоточащую рану. Кровяная маска целиком накрыла ему лицо, обрисовывая вид мученика. Из маски был вырезан левый глаз, теперь уже из темной, воспаленной дыры бежали вниз рубиновые слезы. — Тише, тише, не реви. Давай-ка мы приведем тебя в порядок, — ты похлопал парнишку по голове, похожего на бездомного щенка. Приводить его в порядок было твое самое нелюбимое занятие: утомительное, причем широкого спектра, тем не менее парнишку нужно привести в божий вид. Ты бы никогда не узнал, каким чумазым он мог быть, пока не смывал с него слой копоти. Рана не переставая кровоточила. Ты проверил и понял, что края его глазницы были в критическом состоянии. Залатывание было той еще работкой. Парнишка много раз корчился, когда ты втыкал в обнаженную плоть иглу. После того как все было улажено, ты, обливаясь потом, сел в кресло. Окинув помещение своим взглядом, ты неожиданно остановился на парнишке. Он также смотрел на тебя. — В чем дело? — шикнул ты. — М-можно мне… по-поспать? — пугливо поинтересовался Джеймс, колеблясь над каждым словом. — Пожалуйста? — добавил он на всякий случай. А если скажу нет? Кончено, так ты ему не ответишь, тогда он заплачет взмаливаясь. Ясен пень, тебя бы это осчастливило, но при другом настроении заиграло бы на нервах. Ты кивнул, помахав ему «брысь». Блондинчик поблагодарил тебя и закрыл ныне единственный глаз. Как по щелчку пальцев, он провалился в глубокий сон. В помещении все снова замолчали, и одна мысль посетила тебя после того, как твой разум прояснился. Ты наконец вспомнил фамилию парнишки. Хэтфилд, его фамилия определенно звучала так. Какая сладкозвучная фамилия — как открытое пространство, где свободно всходит вереск. Иронично. Ты засмеялся. Джеймс спал, его не волновал твой смех, сегодня он уже себя исчерпал. Ты туго обтянул бинты вокруг его головы и левого глаза, на чьем месте теперь была лишь дыра. Кровь продолжала всачиваться в белую марлю, из-за чего он выглядел привлекательно бледным. Может, к его лицу подойдет черная глазная повязка.