Звонки В Позднюю Ночь (Latenight Phonecalls)

Томми добирается до своей квартиры в какой-то безбожный час поздней ночью. Он путается в своих ключах, а его руки отказываются открывать замок двери. Каким-то чудом ему всё-таки удаётся это сделать без какой-либо драмы, ведь, в конце концов, ему будет трудно объяснить соседям, почему в три часа ночи он стоял там, весь в грязи. И в этот момент, когда Томми думает об этом, он понимает, что он совсем не знает себя. Дома также темно и холодно, как и на улице. Как минимум, мороз немного помогает размыть пелену перед глазами Томми и включить мозг, а когда он входит в квартиру, перед ним всплывают воспоминания. В парке тоже было холодно. Лёгкий ветерок шуршал листьями деревьев, пока Томми пытался избежать хождения по корням, которые лежали на полу. Воздух был влажным и напоминал собой дождевую погоду. Эта была не самая идеальная ночь для прогулки. Данный факт стал очевиден с цепляющейся грязью к обуви даже при ходьбе назад, – домой. Томми добирается до ванной комнаты, даже не соизволив включить свет в кухне. Ему первым делом нужно принять душ. Голод и жажда могут подождать. Оставляя за собой грязные следы от обуви, парень открывает душевой кран и заходит в него в той же одежде. Горячая вода помогает избавить его от своих же мыслей, однако туман в его голове не хотел сдаваться так просто. Его память снова подводит его, когда он пытается вспомнить хотя бы что-то, происходящее за последние часы. Грязь на его штанах и кроссовках смывается в одно пятно, пока копоть скатывается с его водолазки по рукам к фалангам пальцев. «Какая-то девушка сидела на одной из лавочек в парке, – вспоминает он. – Она достала свой телефон, вероятно, ожидая своего друга, который согласился её подвезти. Фонарный свет со временем тускнел, но она не уделяла этому внимания – её глаза были прикованы к телефону.» Томми сжимает руки перед своим лицом с большим усилием, чем обычно, и из-за этого по его рукам стекает бардовая грязь, оставляя длинные полосы. Если Томми нахмурит глаза, на его лбу могут выскочить вены. Края его видения размыты. Может, это связано с усталостью или с голодом, или с комбинацией и того, и другого. И даже когда перед ним встаёт угроза того, что его ноги подкосятся, он просто игнорирует их и продолжает смотреть на свои руки. Та же грязь стекает по его рукам и прячется под его ногтями. Это явно не самое приятное ощущение. «Он прятался в тени, прижимаясь своей спиной к большому тёмному дереву, как ему и было сказано. Скоро, звуки колокольчиков дальнего ветра добрались до него. Они были приятными, но что-то не было на своём месте. Они звучали неясно, словно слова, которые он не мог понять.» Его глаза стали тяжелеть, а тёплая вода, обрушающаяся на его спину, не помогала. Томми наклонился к плиточным стенам и упал на колени на пол душевой кабины. Так и сидя там, с неизменно включенной водой и в мокрой одежде, Томми не мог сконцентрироваться на чём-то кроме своих рук; он сжимает и разжимает свои ладони, наблюдая за тем, как вода капает с них, пока он немного размахивал ими. Возвращаясь в реальность, Томми приступает к душу. Он здесь не просто так, в конце концов, поэтому он медленно тянется к бутылке шампуня, которая покоилась в углу душевой кабины. Томми поднял нож, который так беззаботно был уронен перед ним. Кто бы не говорил с ним, в любом случае, казалось, что его слова затонули в помехах, а Томми не мог понять, откуда они звучали. И, казалось, раздумия о них заставляли их звучать только громче. «Он не успел заметить, как его пальцы обволокли ручку ножа и, к его ужасу, он потенциально держал оружие как нужно. Тот же ужас заставил напрячься его ноги и встать нормально. Наконец, против его воли, он повернулся, чтобы снова увидеть девушку, сидящую на лавочке.» Кажется, душ не производит не звука больше. Весь мир остановился вокруг него. Шампунь падает на пол, но Томми едва ли может осознать это. Что-то не так. Вообще не так. Грязь угнетала теперь ещё больше. Ему необходимо избавиться от неё. Это не было «хочу», это было «нужно». Его сердце начинает биться чаще, пока он пытается вспомнить. Его голова кружится даже хуже, чем было до этого. Томми берёт мыло и принимается грубо оттирать грязь с его джинс, наблюдая за тем, как много её проявляется с каждым движением. Может, это было отвлечением внимания от всего отвращения. «Девушка упала на землю перед ним, пока грязь обволакивала её волосы. Она отбивалась от него, безуспешно пытаясь убрать его от себя, но это не помогало. Томми не двигался. Не то, чтобы он мог. Тени от его рук образовались вокруг её шеи, блокируя поступление кислорода. Томми наблюдал за ней, эффективно удушая. Эта хватка не смещалась, как и сам Томми. Тени не отпускали её, пока она не отключилась и не осталась в прекрасной позиции для того, чтобы Томми вонзил нож в её грудь.» Томми чувствует мерзкое чувство, подступающее к его горлу. Кусочки пазла складываются вместе, давая ему возможность взглянуть на то, что произошло, когда он покинул свою квартиру этой ночью. Он снова смотрит на свои руки, осознавая, чем на самом деле является бардовая грязь. Кровь. Слёзы, которые беззвучно текли по его щекам, превратились в безутешный плач. Парень изо всех сил пытался дышать в промежутках между рыданиями. Чувство вины давит на него так же сильно, как и последствия, с которыми ему наверняка придётся столкнуться. Была ли у неё семья? Друзья? Боже упаси, дети? Конечно, может быть, хоть он и надеется, что нет. Зачем он, чёрт побери, это сделал? Как он это сделал? Томми изо всех сил пытается одновременно дышать и осознавать, что происходит. Его разум пытается придумать объяснение, отговорку, которую, возможно, он мог бы привести суду, но ничего не выходит. В любом случае, он недостаточно трезв для этого. Он мог бы просить и умолять, но это его не спасет. Он совершил это, да? Он действительно совершил это. Это казалось нереальным, этого не должно было быть. Но кровь всё ещё сочится с его одежды и пачкает душевую кабину. В отчаянной попытке следовать своим мыслям, Томми тянет себя за волосы со всей силы, что у него осталась. Боже, он просто хочет кричать сейчас. «Не кричи.» Его ноги сдались из-за усталости, заставляя его ударить лицом в свежую грязь. «Просто иди домой.» Он продолжал отчаянно вырывать волосы своими трясущимися руками. Крики ужаса застряли у него в горле. «И прими душ, у тебя кошмар на голове.» Стоило ему взглянуть на тень, что нависала над ним, и она сразу же пропала. Её унесло холодным ветром, оставляя его одного в этой грязи. Уже было поздно. И ему действительно нужно было идти домой. Томми не может закричать. Он ощущает как его горло прерывает каждую его попытку, из-за чего ему становится даже труднее дышать. Томми мог только пялится на своё размытое отражение с головой опущенной на колени и руками, занятыми вырыванием клочков его волос. Металлический предмет искажает его, но позволяет ему самому увидеть, в каком он состоянии. Глубокие тёмные круги располажились под его красными глазами. На его лице уже не было грязи, (и слава Богу,) однако его волосы жили своей жизнью; кажется, что даже душ не помог ему справиться с грязью в его кудрях. Между своими рыданиями и ужасными воспоминаниями, которые таятся прямо под поверхностью, Томми не замечает чёрных пятен, которые начинают застилать его зрение. Прежде чем всё погружается во тьму, он в последний раз бросает взгляд на своё отражение; его волосы действительно были в ужасном беспорядке. Он не знает, сколько он пролежал на полу своей спальни. Всё было как в тумане после того, как он вышел из душа; его ноги болели, а веки тяжелели с каждой секундой. Он потерял сознание всего в нескольких шагах от своей кровати. Чудо, что ему вообще удалось встать даже одевшись. Проснулся он в той же неудобной позе, распростертый на покрытом ковром полу, он не мог заставить себя встать или даже выпрямиться. Каждое малейшее движение причиняло больше боли, чем предыдущее, и даже проглатывание собственной слюны оказалось непростой задачей, когда ком в горле едва позволял ему дышать. Он подождал на месте некоторое время, хотя и не мог точно сказать, чего он ждал; может быть, включится свет и ему придется встать, может быть, кто-то постучится в его дверь... Или, может быть, он наконец проснется, что позволит ему проститься с прошедшей неделей как долгий запутанный кошмар. Томми чувствовал себя так, словно оказался в ловушке своего собственного тела, находясь в сознании и наблюдая за всем, но не в состоянии пошевелиться. Это было похоже на сонный паралич. Дни сливались воедино, и он не помнит, когда в последний раз по-настоящему ел, – ну, он помнит, но это определенно было несколько дней назад. Однако это, казалось, настигло его, поскольку он чувствовал, как его желудок скручивается и урчит, а голова раскалывается изнутри, практически умоляя его хотя бы выпить что-то. Он снова пытается встать, но только для того, чтобы его дрожащие руки подвели его, позволив ему снова упасть. На этот раз он попытался защитить голову, но из-за замедленной реакции он ударился туловищем и головой о мягкий ковровый пол, на котором лежал. Одному Богу известно, сколько продолжалась эта боль, хотя это, по крайней мере, кажется, это помогает ему сосредоточиться на чём-то другом, кроме жалкого состояния, в котором он находился. Он смотрит на свои ноги, готовясь к ещё одной попытке встать. «Ну же, Томми, ты лучше этого», – пытается он сказать себе, но его голос звучит тише шёпота, хриплый и измученный, как будто он кричал всю ночь. Со всей силой, которая у него была, он схватил одеяла с кровати и потянул, поддерживая себя другой рукой, пока переставлял ноги в положение на коленях перед кроватью. Хотя усилие, возможно, длилось меньше минуты, оно в достаточной степени истощило мальчика, который снова обмяк, но теперь его верхняя часть туловища хотя бы лежала на матрасе, а не на полу. Его сердце колотилось так, словно он только что пробежал по лестнице, и хотя головокружение и болезненность постепенно проходили, на самом деле, поводов для оптимизма не было, особенно когда за несколько минут до этого он с трудом дышал. «Что я наделал?» – спрашивает он себя, когда в его голове начинает проясняться, наверняка ли он вспомнил бы, если бы случилось что-то, из-за чего он оказался в таком дерьме! В последнее время он почти не выходил из дома, так что любая тяжелая физическая активность была исключена, алкоголь тоже – по крайней мере, он так не думает, хоть ему даже не нравится это дерьмо. «Черт побери...» – застонал он, протирая глаза с большей силой, чем требовалось. Он снова пытается выпрямиться, на этот раз цель состоит в том, чтобы сесть на кровать и как следует отдохнуть. Он подталкивает себя до кровати с гораздо меньшими усилиями, чем раньше, это облегчение – теперь он может двигаться, но Томми никоим образом не планирует делать больше ничего подобного сегодня. В идеале он проспал бы всю неделю, но он готов довольствоваться целым днем... И, возможно, ночью тоже, просто для пущей убедительности. С этими мыслями он опускает голову на подушку и снова закрывает глаза, не обращая внимания на сухость во рту. Прошло совсем немного времени, прежде чем он снова заснул. _________________________ Телефон продолжал звонить в шестой раз за день, когда Уилбур сдался и ему стало ясно, что Томми не мог или не хотел отвечать. «Он взрослый и может делать всё, что захочет», – напомнил себе Уилбур, но что-то не сходилось; Томми не из тех, кто вот так исчезает бесследно, он всегда отвечает на звонки, даже если у него нет настроения разговаривать – Томми никогда не колебался послать его к черту когда он был занят - не говоря уже о том, что его никто не видел неделями. Последним человеком, с которым он разговаривал, по-видимому, был Таббо несколько дней назад, но он тоже не заметил ничего необычного; Томми упомянул, что устал, но в остальном разговор был нормальным. Короткий, но нормальный. Уилбур оставляет свой телефон на кухонном столе, признавая поражение, придя к выводу, что Томми, возможно, просто уделяет время себе, и оставив всё, как есть. В конце концов, даже если это неправда, он не в состоянии следить за жизнью своих друзей, как бы сильно он ни переживал.