Happy Valentine's day!

      В головном отделе было удивительно тихо. Даже как-то боязно.       Сейчас была ночь, а поэтому Райли спала, давая и эмоциям внутри отдохнуть. Каждый спал в собственной маленькой комнатушке, которые располагались друг на другом в соседней от главного пульта помещении. Огромный экран, через который эмоции обычно следили за своей подопечной, сейчас был выключен. Так что головной отдел был в приятном полумраке.       Лишь одна эмоция находилась у пульта.       Развалившись в кресле и сонно попивая любимый горячий чай, за ноутбуком сидела Тревожность и одной рукой печатала план на неделю. Пара проверочных в конце недели, к которым Райли нужно как следует подготовиться; несколько тренировок бок о бок с Вэл, и заботы о будущем чемпионате. Дел было много, но они были совершенно рядовые, так что чрезмерно беспокоиться было не о чем. План на неделю из каких-то жалких пары десятков пунктов, которые, Тревожность была уверена, другие эмоции могли по частям забраковать. Главное, чтобы не целиком.       Ведь в таком случае Райли точно ничего не сдаст и не забросит ни одной шайбы.       Впервые за пару долгих дней Тревожность распустила высокий хвост длинных кудрявых рыжих волос, а поэтому они струились по её плечам. Да и оранжевая пижама в полосочку и плюшевый мишка, который был подарком Страха, придавал ей домашний вид. Если не знать, что она учудила здесь всего месяц назад, то и нельзя подумать, что она была причиной нервного срыва Райли.       Допечатав очередной пункт плана, Тревожность сладко протяжно зевнула и посмотрела на время. Всего два часа ночи. Рабочая смена только началась. Ещё многое нужно было предусмотреть и учесть.       Она решила свериться с графиком, и, щурясь, подняла взгляд на календарь. В соседних спальнях тут же все завозились из-за вырвавшегося громкого взвизга. Тревожность тут же зажала рот ладонями, нервно оглядываясь по сторонам.       Радость нехотя выпрямилась на кровати и широко зевнула, потягиваясь.       Просыпаться от подобного звука посреди ночи уже вошло у неё в привычку. Приводить Тревожность в чувства было её прямой обязанностью. Которую, впрочем, она сама на себя и взвалила. Поэтому остальные проснулись, но никто даже не подумал вылезти из кровати.       Радость делегировала бы это задание кому-нибудь другому, но у неё было много причин этого не делать. Во-первых, кроме неё с этим никто справиться не мог. Была кандидатура в лице Страха, который управлялся с Тревожностью просто отменно, но его отметала вторая причина. Во-вторых, это была единственная возможность для Радости побыть с Тревожностью наедине. И, в-третьих, Радость не позволит Страху сжимать её в своих объятьях.       Ревность была мерзким чувством, но Радость ощущала себя правильно, испытывая её. Просто ещё одна переменная, которую надо было прятать глубоко в себе; одной больше, одной меньше. Её скорее не устраивала не пойми откуда взявшаяся ненависть к Страху и, что важнее, влюблённость в Тревожность.       Поэтому последняя, может, и была без ума от Страха, но никто не запрещал Радости этому препятствовать.       Потерев глаза, она натянула на себя улыбку и вылезла из кровати. Уже через пару десятков секунд она оказалась у пульта.       Очень вовремя.       — А-ну не трогай! — беззлобно шикнула она полушёпотом и подлетела к Тревожности. Она крепко обняла Тревожность за талию и подняла над полом, оттаскивая от пульта. — Что стряслось?       Тревожность обернулась и жалобно свела брови к переносице. Опять Радость её останавливала! Тревожность же не просто так тянулась к пульту — на то была веская причина. Райли нужно было срочно разбудить.       Радость слегка спряталась за головой Тревожности, чтобы та не видела её покрасневшего лица. Она сжала её покрепче и понесла в сторону кресла. Чашка с горячим чаем, которая до этого стояла на столе, теперь была опрокинута на пол. Удивительно, что не разбилась. В противном случае Тревожность бы порхала вокруг, пытаясь убрать осколки, и изрезала себе все пальцы.       Когда Тревожность усадили в уютное кресло и парой быстрых движений включили массажный режим, та то ли обиженно, то ли стыдливо опустила голову и надула щёки. Было прочное ощущение, что Радость вновь начнёт читать ей нотации про пульт и про то, что будить Райли раньше будильника категорически нельзя. Тем более, ей к восьми утра нужно быть в школе, а всем эмоциям к тому времени — как штыкам дежурить на посту.       — И что случилось? — вопреки ожиданиям Тревожности, ласково спросила Радость. Она подняла кружку с пола и потянулась за шваброй в углу, чтобы вытереть горячий чай.       — Мы забыли сделать Вэл валентинку! — выпалила Тревожность, прижимая руки к груди. Она старалась быть тише, но, судя по громкому бурчанию Гнева из соседней комнаты, получалось у неё плохо. — Уже четырнадцатое февраля! Нам с утра в школу, а валентинки нет. Надо срочно просыпаться и…       — А с утра не успеем? — вздохнула Радость, хотя внутри громко и искренне кричала от паники.       Кажется, все в головном отделе напрочь забыли о Дне святого Валентина. Либо только Радости и Тревожности так свезло с памятью, а все остальные полагались на боссов и решили не напоминать.       После того инцидента, который Тревожность устроила, успев только появиться здесь, у них был серьёзный разговор. Она сама признала, что беспечность, непродуманность и простые прелести жизни были не менее важными, чем её планы. А Радость осознала то, что жить сегодняшним днём — недостаточно. Нужно иметь план хотя бы на неделю или месяц, а в идеале, о чём заботилась Тревожность, на долгие годы вперёд. И именно поэтому Радость так страшилась из-за несделанной валентинки.       Ещё месяц назад, коллегиально и абсолютно единогласно со всеми эмоциями, они решили помочь Райли добиться Вэл. По самосознанию было прекрасно видно, что их девочка просто боялась сделать первый шаг.       И, если встречаться Райли в её тринадцать лет было ещё рановато, то посадить зёрна для того, чтобы Вэл за это время не отвлекалась на других, нужно было уже сейчас. Безусловно, ответственными за этот план были Тревожность и Зависть, вместе с Брезгливостью и Стыдом на подхвате. А поэтому можно было представить, какой ад происходил в голове Тревожности, которая пропустила чрезмерно важный пункт в собственном плане.       Она уже тяжело дышала, сжав в обеих ладонях пижаму у себя на груди.       Должно быть, даже не расслышала вопрос Радости. И массажное кресло не спасало положение, впервые за долгое время.       Радость приземлилась на одно колено рядом с креслом, обеспокоенно глядя на Тревожность. Руки уместились на чужом колене, которое дрожало не то от нарастающей паники, не то от включённого кресла. Прикосновение было ненастойчивым и невесомым, но помогало: вместо того, чтобы усиленно трястись или вырывать на себе волосы, Тревожность растерянно перевела взгляд на Радость. Она с трудом понимала, что её хотели успокоить.       Прикосновения Радости ей всегда помогали. При самой первой встрече Тревожность вообще не хотела от неё отлипать, так и норовя взять за руку или похлопать пару раз по запястью. Затем у них, безусловно, не заладилось, но они между собой решили считать это делами минувших дней. Обсуждали лишь в контексте того, что на своих ошибках они многому научились.       За месяц Радость уже поняла одну закономерность: Тревожность успокаивалась лишь от её прикосновений, и Страха. И, если с последним даже не было никаких условностей и проблем, то реакция на Радость была неоднозначной. Тревожность замолкала и вообще переставала как-либо двигаться: словно ей было неприятно, но она была чересчур вежливой, чтобы оттолкнуть. Продолжала неловко сидеть и чувствовать себя крайне некомфортно.       — Так мы успеем утром? — аккуратно переспросила Радость, убирая руки. К счастью для Тревожности, та не заметила, что ноги рефлекторно потянулись за её ладонями.       — А ты умеешь делать Валентинки? — тихонько задала вопрос Тревожность. — С утра у нас не будет много попыток попробовать. А что, если мы сделаем всё криво? — она резко вдохнула, начиная себя накручивать, из-за чего рыжие волосы дыбом вставали. — Мы выставим себя неумёхами! А если мы просто сердечко из бумаги вырежем? Вэл будет над нами смеяться! — она почти сжала свои волосы, но Радость успела остановить её руки. — А если остальным покажет? Вся школа будет знать! Будут тыкать пальцами! — верещала Тревожность кричащим шёпотом.       Радость старалась подушечками пальцев умиротворяюще гладить её запястья, а сама пыталась найти решение проблемы.       Тревожность строила долгосрочные планы и размышляла абсолютно недосягаемыми категориями. Радость же, в подавляющем большинстве случаев, доверяла своей смекалке, а поэтому и соображала так, что скрип шестерёнок было слышно. Надо было и сделать валентинку, и сохранить сон Райли в тишине и покое.       И, кажется, сама Тревожность ей в этом очень помогла.       — Я не умею, — ответила Радость. На это в ответ уже успели глубоко шумно вдохнуть, чтобы продолжить свою тираду, но она успела закончить мысль. — Но, чтобы давать инструкции Райли, надо сначала научиться самим, верно? Зачем её будить, если мы её только взволнуем?       — И что ты предлагаешь? — жалобно спросила Тревожность, чуть не плача. У неё было слишком нервозное состояние, чтобы соображать.       — Давай сначала сами сделаем? — Радость слегка покраснела, но, в случае чего скажет, что во всём виноваты несуществующие перепады температуры. — А с утра Райли направим, и у неё с первой попытки всё получится, — выверено и осторожно говорила она.       Радость жила и работала в головном отделе уже долгих тринадцать лет, а поэтому прекрасно понимала, что эта придумка была всего лишь отговоркой. Отсрочкой, чтобы Райли могла выспаться, пусть это и будет чревато неловким Днём святого Валентина. Да и в том, что Вэл в каком-либо из раскладов будет смеяться над Райли, радость очень и очень сильно сомневалась. Даже если это будет всего лишь розовый кусок цветной бумаги в виде сердечка, и крохотной подписью на ней, то Вэл будет очень приятно. Более того — Радость осознавала, что ей каждый год вся школа оставляет сотни, если не тысячи валентинок, но была убеждена, что открытку от Райли она ни в коем случае не выбросит. Сохранит и поставит на самое видное место у себя в комнате.       Тревожность задумчиво дёрнула ножками пару раз, а затем неуверенно кивнула.       На подсознательном уровне она прекрасно понимала, что Райли всё равно придётся разбудить раньше положенного. Просто не в два часа ночи, как она собиралась сделать сейчас, а хотя бы в пять. Это звучало уже более оптимистично для уставшего после хоккейной тренировки тела.       Тем более, Тревожность сама собиралась делать валентинку. Просто проморгала нужные даты.       Была проблема, разве что, в том, что делать это надо будет рядом с Радостью. Тревожности не нравилось краснеть, нервно покашливать и стучать ногами рядом с ней. Ведь Радость будет считать её странной и дёрганной.       А это, несомненно, трагедия.       Разве что, был один плюс — Тревожность и без того не собиралась оставлять на открытке подпись. Так что идею и общую задумку испортить не должно.       Радость, поняв, что её услышали, улыбнулась и просияла. Ей тоже было не очень ловко, зато про себя эти ночные посиделки можно лукаво считать свиданием. Пусть они и будут делать валентинки не друг другу, Радость предпочитала об этом не думать. Она оперативно подвинула к креслу Тревожности стол с уже готовыми стопками бумаги и прочей канцелярией. Через несколько секунд рядом стоял уже и офисный стул на колёсиках, на который Радость плюхнулась и крутанулась пару раз.              Судя по храпу из общих спален, даже Гнев уснул. Значит, остальные уже наверняка спали, как убитые. Но всё равно лучше быть потише.       В прошлый раз, когда Гнев и Тревожность поссорились из-за того, что последняя шумела ночью, Радости пришлось доставать огнетушитель. Даже не из-за того, что Гнев поджёг мебель или себя самого, а из-за того, что он умудрился поджечь волосы Тревожности. Брезгливости даже пришлось её затем постричь, а из Гнева получилось добыть извинения. Радость заставила, а Зависть долго сокрушалась, что это была не её идея.       Тревожность, безусловно, несмотря на скрытую ревность и обиды, его простила. Но теперь под подлокотником кресла хранился огнетушитель.       Подвинувшись ближе к столу, Тревожность выключила массажный режим на кресле и начала рассматривать то, что здесь лежало. В голову лезли разные приторные идеи для валентинок, но для Радости хотелось сделать что-то особенное.       Она сосредоточенно взяла папку с цветной бумагой, перебирая листы.       Зависть с неделю назад назойливо спрашивала у всех любимые цветы. Хотела сделать всем крохотные подарочки — похожие на те, что хоккейная команда вручила Райли, когда её приняли. Кто-то — краску для волос ради красной пряди. Кто-то — значок с логотипом команды. Вэл, как капитан, отличилась, и подарила огромный безразмерный свитер. Зависть похожей идеей загорелась моментально.       И, если у большинства любимый цвет был прост и очевиден, то от Радости ответ был интересен чуть ли не всем. И, пусть Тревожность в тот момент и стояла судорожно за пультом во время экзамена по испанскому, краем уха всё-таки услышала заветный цвет. У неё было три варианта: жёлтый, зелёный и синий. И первый же из них оказался правильным.       Зависть тогда сделала ей миленький платочек, как у Брезгливости. Два дня Радость его носила, не снимая, под внимательным взглядом больших глаз. А теперь он неизменно был повязан на лестнице между кроватями. У самой Зависти, к счастью, память распылялась так же быстро, как и внимание.       Тревожность сосредоточенно делала валентинку. Она старательно и успешно не обращала внимания на Радость.       Тем не менее в голове, помимо идей, роились ещё и мысли о том, что Радость делала открытку совсем не ей. Наверняка в ход пошла ярко-красная, огненная бумага, которая будет вырезана в форме сердца. Там наверняка будет несколько смешливых ни то комплиментов, ни то подколок и, безусловно, подпись. Ведь Радости было нечего стесняться.       Пока рядом с Тревожностью начинали скапливаться скомканные листы бумаги, Радость не изводила материалы. Молча думала о том, что лучше сделать, и покачивала головой в такт воображаемой музыке. Она обводила взглядом стол, пытаясь найти что-то, что подаст хотя бы зачаток идеи. Изредка под столом приходилось касаться ногой ноги Тревожности, чтобы та не начинала судорожно трястись.       Алгоритмы и идеи в голове заработали, когда среди прочего хлама Радость заметила набор разноцветных помад. Среди них как раз была ярко-оранжевая.       Это было рискованной идеей, ведь для такой открытки и подпись не нужна будет. Там и без того будет достаточно отпечатков губ.       Изначально, Радость не собиралась подписываться. Она очень ревновала, но не собиралась мешать счастью Тревожности и Страха. Рано или поздно она была готова смириться с тем, что это была, просто-напросто, не её история любви.       Радость, задумавшись об этом ещё на минуту, всё-так дотянулась до помады.       План действий был очень простым. Гораздо меньше пунктов, чем Тревожность считала приемлемым количеством.       На белой открытке нужно было очертить квадрат, будто это было полароидное фото — не зря ведь Райли целую стену ими украсила. В этом квадрате отпечатать много поцелуев с помощью оранжевой помады. И, самое сложное — оставить под этим импровизированным художеством милую, возможно даже приторную, надпись. Подозревая, что из-за последнего пункта изведёт очень много бумаги, Радость вновь погрузилась в раздумья. Между пальцев она трясла блестящую оранжевую ручку, глядя в стол.       Тревожность, тем временем, мучилась с линейкой, вручную чертя график серой ручкой на жёлтой бумаге. Клеточки должны быть идеально одинаковыми, иначе в этом не будет ни малейшего смысла. К сожалению, руки тряслись, а поэтому перфекционист внутри неё визжал от ужаса.       Квадратная табличка, всего восемь на восемь клеток, как шахматная доска. В левом нижнем углу скромная цифра ноль. Вверх от него — от одного до семи, а вправо — от десяти до семидесяти. Тревожность старалась держать ручку ровно, подписывая каждую из сторон. Горизонталь: “время (в секундах)”, а на вертикали, после долгих раздумий: “любовь (в сердцах)”. Возрастающая линия была заметно кривой. Шла точно от нуля в правый верхний угол.       Сверху Тревожность неуверенно нарисовала маленькое сердечко. А внизу маленькая надпись скачущим почерком: “моя любовь к тебе растёт по экспоненте”.       Радость же, наблюдая за Тревожностью, точно решила, что напишет. Это было так очевидно и на поверхности.       “Я думала о том, чтобы поцеловать тебя сегодня. И вчера тоже. И буду думать завтра”.       Закончили они примерно одновременно.       Пока Радость оставляла отпечатки губ на листе, Тревожность долго думала над формулировкой подписи. В голове эта надпись звучала гораздо лучше, чем оказалась на бумаге. Теперь же, когда исправить ничего нельзя было, Тревожность удерживала себя от того, чтобы не биться головой о стол. Нужно было хотя бы раз на десять написать и стереть эту надпись карандашом, и только потом обводить ручкой. Был бы тут Страх, её замечательный лучший друг, написал бы это за неё ровным красивым почерком. Он вообще был единственным, кто знал её самый страшный секрет.       Страх специально не вставал посреди ночи и не шёл к ней, осознавая, что вместо него к Тревожности пойдёт Радость. Это было единственное время, в которое их обеих никто не дёргал и не отвлекал. Во время одного из нервных срывов Тревожности он узнал о том, что она неровно дышит к Радости. А поэтому теперь терпеливо и даже с белой завистью выслушивал воздыхания о ней.       Лучший друг.       Тревожность протяжно вздохнула, укладывая открытку на стол. Возможно, она была чересчур категорична к себе, а на самом деле всё не так плохо. Просто что-то подсказывало, что из-за рваных и прыгающих линий будет слишком очевидно, что это сделала Тревожность.       Радость же, будто подражая ей, рядом с собственной валентинкой, педантично разложила все помады и фломастеры с цветными ручками ровным рядом. Сначала хаотично, а затем уложив всё по размеру. Красивый оранжевый ряд.       — Дашь посмотреть? — улыбнулась Радость во все тридцать два. Хотелось взглянуть, что Страх завтра найдёт на своём рабочем столе.       Тревожность долго вдохнула с пищащим призвуком и дрожащей рукой протянула Радости открытку. Даже не успела обречённо подумать о том, что слишком очевидно, кому она адресована. Цвет об этом так и верещал во всё горло.       Чтобы не было так видно, что Тревожность едва не горела от смущения, она тоже подала голос. Надо много говорить и тараторить, чтобы собеседник бросал все силы на то, чтобы разобрать слова в сбивчивой речи.       — А дашь посмотреть, что ты сделала? — начала Тревожность, но затем вошла во вкус. — Хотя, я уверена, что всё чудесно! Ты вообще всё делаешь замечательно! — она начала болтать короткими ножками, ненароком задевая подошвой кресло. — Мне просто интересно. Я видела, что ты брала помаду, и даже не могу представить, как её можно исполь…       — Держи, — посмеялась Радость, прерывая этот поток слов. Прежде, чем она успела отдать открытку, Тревожность спрыгнула с кресла на короткие ножки и подошла сама. Она встала по правую руку от Радости, рассматривая валентинку на столе. — Ну, или так, — ласково улыбнулась она. — Кстати, почему ты использовала жёлтый цвет? — задумалась Радость. Она не заметила, как из-за этого Тревожность вся сжалась. — Любимый цвет Страха же фиолетовый.       — Но и ты не красный использовала, – включила смекалку Тревожность, надеясь этим отвлечь Радость. — А почему оранж…       Она остановилась на полуслове.       Медленно повернув голову к Радости, она заметила яркий румянец и широко распахнутые глаза. Взгляд эмоции прыгал с одной открытки на другую, а сама Радость пыталась сложить два плюс два.       Что удивительно, Тревожность из них двоих среагировала быстрее.       Она громко взвизгнула и, схватив себя за волосы, убежала в сторону кладовых. Там было много разных стеллажей и хлама, среди которого можно спрятаться.       — Подожди! — крикнула Радость вслед, из-за чего из спален послышалось многоголосое шиканье из спален. Она ойкнула.       Радость вздохнула и потёрла уставшие за ночь глаза. Надо было реагировать быстрее и прижимать Тревожность к себе как можно крепче и ближе. Если она выберется со складов хотя бы завтра, это будет уже огромный успех. Судя по обычным нервным срывам, которые были из-за незначительных мелочей, только что случился самый настоящий ад. На который любой, кроме неё, отреагировал бы радостной улыбкой и крепкими объятиями.       Так и было бы, если бы Радость додумалась до всего первее.       Для неё это тоже был шок, но она относилась ко всему гораздо проще. Старалась плыть по течению. Не всегда хорошо получалось, но интуиция подсказывала, что в этот раз это наоборот помогло бы. Как минимум, их длинный неловкий разговор произошёл бы не сегодня ночью.       Радость не была намерена ждать, пока у Тревожности закончится паника. Надо было идти к ней прямо здесь и сейчас. И дело даже не в ситуации и обстоятельствах — Радость пошла бы следом за ней в любом случае.       А пока будет искать и рыскать, как раз подумает о том, что делать дальше.       С Тревожностью, определённо, будет трудно. Отношения с этой несносной эмоцией — бомба замедленного действия. Тревожность всегда будет придумывать самое плохое и отвратительное, отталкиваясь от любой реакции Радости на что угодно. Надо будет вечно её успокаивать и держать рядом с собой, но это малое зло. На это Радость даже была согласна, а глубоко внутри — надеялась.       Сложнее будет привыкнуть к переменам настроения Тревожности. Это каждые пару часов будет варьироваться от “не трогай меня!” до “почему ты целых две секунды не обращаешь на меня внимания?”. Слишком трудно будет не дёргаться и не срываться на крики и ругать, если это будет слишком назойливо и часто. Радость уже предчувствовала, как часто будет снисходительно вздыхать и натягивать ласковую улыбку.       В их паре холодная голова будет именно у Радости.       Чем больше этих мыслей и предположений роилось в её голове, тем больше она понимала, почему и как Тревожность вечно пыталась всё просчитать. Наконец-то прояснилось значение выражения “накручивать себя”.       Радость рыскала между полками и завалами в кладовой. Она щурилась и вглядывалась вдаль, пытаясь найти оранжевое свечение.              Через пару мгновений стало понятно, что куда проще было напрячь слух.       Стоило ей прислушаться, она услышала громкое дыхание и тихий скулёж. Брови сами собой сразу же желабно свелись к переносице, и Радость поспешила на звук. Сомнения жужжали в её голове, как рой пчёл. Успокоить Тревожность точно нужно было, но заходить дальше…       Как только Радость увидела её, то все опасения и беспокойства тут же исчезли.       Осталось только огромное и необъятное желание пригреть свою — она хотела надеяться — девушку, чтобы у неё всё и всегда было хорошо. Все комплименты — ей; все цветы — ей; всё счастье — ей. Всё — ей. Лишь бы она не дрожала и не плакала. Только бы на её лице сияла улыбка, оголяя очаровательные щели между зубами. Радость осторожно опустилась рядом с ней на одно колено, чтобы быть на одном уровне. Тревожность забилась в угол, обхватив руками свою голову и прижав колени к груди. Сжалась. И так кроха, а теперь казалась ещё меньше. Будь воля Радости, она бы носила её в кармашке.       Дотронувшись до дрожащего плеча, Радость с трудом пересилила себя, чтобы не зажать уши от громкого крика. Она развернула Тревожность к себе, уткнув носом в своё плечо. Последняя рефлекторно пыталась вырываться, но после нескольких конвульсий она расслабилась в чужих руках. Ещё пара секунд, и Тревожность робко и слабо протянулась к ней руки, обнимая в ответ, но гораздо слабее.       — Я… я ведь, — прерываясь на всхлипы, начала тараторить Тревожность, цепляясь за Радость. — Мне стыдно! Ты же просто красный цвет не нашла? — Радость почувствовала, как рукав её пижамы намокал от слёз. Она ничего не отвечала, просто позволяя ей выговориться. — А я уже подумала! И даже вслух сказала, — несколько всхлипов подряд. — Я же не могу тебе нравиться, — с искренним отчаянием сказала она, отстраняясь и заглядывая Радости в глаза, ища поддержки. Та только искренне улыбалась, гладя Тревожность по волосам, которые чудом оставались на месте. — Ты же такая хорошая! А от меня одни проблемы. Даже остальным я не нравлюсь, как я могу нравиться тебе? — нижняя губа Тревожности мелко дрожала, приковывая к себе внимание Радости. — Давай забудем об этом, ла…       Договорить ей не дали.       Тревожность широко распахнула глаза, когда почувствовала губы Радости на своих.       Прежде, чем погрязнуть в поцелуе, она успела тихо взвизгнуть. Тревожность зажмурилась, чтобы ей было не так стыдно, и сжала в руках пижаму Радости. Та улыбалась в поцелуй, ладонями блуждая между плечами, щеками и волосами Тревожности. Её губы отдавали травяным чаем, который сама Радость ей и заваривала. Она так и тряслась, прижимаясь к Радости. Чересчур много мыслей проносилось в её разуме за считанные мгновения: и ноги неудобно сложены, совсем скоро затекут, и руки непонятно, куда деть, и Радость могла подло шутить… но при этом она была такой нежной и ласковой, что Тревожности просто хотелось расплавиться и навсегда остаться в её руках.       Как только Тревожность в полной мере осознала, что это её первый поцелуй с Радостью, то тут же включилась. Вместо того, чтобы тратить внимание на плохие мысли и отвратительные надуманные исходы событий, теперь она силилась запомнить каждую секунду и каждое малейшее движение. Даже попыталась расслабиться и не жмуриться так сильно, но выходило из рук вон плохо.       Радость сама осторожно отстранилась, оставляя одну из рук на щеке Тревожности. Большим пальцем она вытерла слёзы, которые подло продолжали идти. Крупные слезинки скатывались по щекам, скапливались на подбородке и капали на пол. Радость поцеловала её в лоб и прижала к себе, пряча в своих руках.       — Но я…       — Тшшш, — Радость погладила её по голове и нормально повернула к себе. — Всё в порядке, Тревожность, — убаюкивала она, прикрыв глаза. — Ты сделала чудесную валентинку, — шептала Радость, но, услышав тихий вдох, решила сменить тактику. — Так, послушай, — она стала потихоньку укачивать Тревожность, как ребёнка. — Ты не всегда бываешь права. И, да, многие ещё к тебе… не привыкли, — сгладила углы Радость, и услышала рваный грустный вздох снизу. — Но мне ты очень нравишься, — вкрадчиво говорила она, а на глаза Тревожности продолжала наворачиваться слёзы. Она спрятала лицо у Радости в груди ещё сильнее, но, резко покраснев, выпрямилась. — Всё хорошо, милая, не стесняйся, — сказала Радость, даже не пытаясь скрыть собственный румянец. — Ты очаровательна, когда плачешь, но я надеюсь, что это не из-за меня.       Тревожность сразу отрицательно быстро помотала головой. Она внимательно следила за любым движением Радости, которая всеми силами пыталась её успокоит. Из-за этого расслабиться как раз и не получалось.       — Тревожность, — тихонько позвала Радость, взяв её за обе руки. Та заметно разволновалась и завозилась, но через несколько секунд смогла усесться удобно. Она упёрла взгляд в их сцепленные ладони, рефлекторно поглаживая Радость большими пальцами. — Ты будешь моей Валентинкой?       Та сразу же протяжно взвизгнула и, поджав губы, закивала.       — Я… я буду! Я очень хочу! — нервно заулыбалась Тревожность. — А… только как? У Райли завтра важный день, мы ей нужны. Мы ведь не можем её оставить, — моментально переключилась обратно на волнение она. Радость предупредила это быстрым поцелуем в лоб. — Ой… она сама справится, да?       — Если что, она сама нас обязательно позовёт, — кивнула Радость. Тревожность, к счастью, обо всём догадалась сама. — А если будешь переживать, устроим свидание прямо у пульта, — нашла компромисс она.       — Свидание, — как эхо, повторила Тревожность и, судя по выражению лица, хотела провалиться сквозь землю. — А я не успею найти тебе подарок, — сокрушённо сказала она. — Ты обидишься, да? Ты из жалости меня зо…       — Я зову, потому что люблю тебя, — перебила Радость, и Тревожность только сильнее спряталась.       Тяжёлый случай.       — Так, я поняла, не думай пока об этом, — не унывала Радость, без задней мысли позволяя сгребать себя в охапку. — Подумаешь днём, хорошо? — она пропускала волосы Тревожности между пальцев, распутывая их. — А пока будем спать, — Радость почувствовала два слабых кивка. — Вот, умница.       Радость поднялась с холодного пола с Тревожностью на руках.       Она так сильно зацепилась, что было даже немного больно. Но Радость была готова это вытерпеть, лишь бы Тревожность была спокойной.       Стоило опустить её в любимое кресло, как она тут же вырубилась, будто всю ночь тут и спала. Радость почти успела накрыть её пледом, что лежал рядом, как Тревожность схватила её за запястье и уронила на себя. Она удивлённно ахнула, но один взгляд на вымотавшуюся сонную улыбку Тревожности её успокоил.       Что ж.       Радость всё равно не собиралась возвращаться в свою кровать.

***

      — Нет! Не так! Туда ставь! — доносился голос Тревожности из главной комнаты управления, а следом — тихие ругательства от Гнева. — Ну пожалуйста! — судя по тому, что возмущений не последовало, Гнев её послушался.       Радость тяжело вздохнула.       Она отошла от пульта всего на пару минут, чтобы переодеться. Тревожность даже этого не сделала — замерла в кресле из-за того, что их застали спящими вместе. А теперь уже раздавала какие-то команды.       Там были и Брезгливость, и Страх, а поэтому всё наверняка было под контролем. Радость не торопилась и даже позволила себе такое удовольствие, как причесаться. Напоследок она бросила взгляд на валентинки, которые унесла на прикроватную тумбочку.       День обещал быть хорошим.       — Как ты за ночь всё организовала? — услышала Радость голос Страха.       — Я готовилась к этому весь месяц, — скромно ответила Тревожность.       Радость вышла в общую комнату и ахнула, прикрывая рот обеими руками. Тревожность тут же выпрямилась с небольшим букетом и сделала несколько быстрых шагов к ней. Она улыбалась, застенчиво склонив голову к плечу.       — С Днём святого Валентина! — Тревожность протянула ей цветы.       Всё пространство у пульта было забито разными плюшевыми игрушками: от крохотных, которые прятались между кнопками и рычажками на пульте, до огромных, размеров с их дорогого Стыда. А остальное пространство было заполнено искусственными цветами. Предусмотрительно. Даже страшно.       Радость нервно хихикнула, но букет приняла. Тревожность, не удержавшись, счастливо взвизгнула и сцепила освободившиеся руки в замок.       Само очарование.       Радость счастливо улыбнулась и поцеловала Тревожность в лоб. Даже Гнев, кажется, протянул что-то умилённое.              День в самом деле будет просто замечательным.