Звёздочки моего воображения

В комнате жарко. Полоска света проникает из-под двери, привлекая внимание. Там, за дверью, давно всё стихло, потому что власть захватила ночь. Сынмину не спится. Он, не смотря на жару в спальне, кутается в одеяло и не может сомкнуть глаз. Не получается. Он пытается не думать о том, что изнутри что-то давит, словно тисками. Внутри горит всё, тянет в груди, перекрывает кислород. Тяжело не вспоминать чужие прикосновения вечно холодных рук, которые согревались только в сынминовых. Тяжело игнорировать уже, наверное, сотое уведомление о сообщениях, что разрывают телефон парня. Тяжело знать, что ты сам всё разрушил. Сам попросил больше не приходить, боясь уничтожить то, чего они добивались долгие годы. Сынмин с детства хотел петь на сцене. Для него карьера айдола была мечтой, которую он однажды исполнил. И не собирался терять из-за мимолётного увлечения. Да, Сынмин считает мимолётным увлечением человека, которому дарил ласки последние пару месяцев. Которому шептал комплименты в моменты близости и ловил каждую малейшую улыбку на чужом лице при каждой встрече. Ли Минхо был танцором в агентстве, под лейблом которого находилась группа Сынмина. Они знакомы были давно, ещё со времён стажировки Минхо несколько лет назад, но близко никогда не общались. Всё решила случайность. Просто глупый элемент танца, следуя которому танцор в конце выступления появлялся перед Сынмином и прикрывал его собой от зрителей. Минхо каждый раз смущённо улыбался айдолу и говорил, что тот хорошо справился. Сынмин никогда не хвалил в ответ, просто возвращал улыбку и продолжал работать. В его планы не входили отношения. Отношения с парнем и подавно. Общество слишком категорично в этом вопросе. Если ты айдол, то вовсе не принадлежишь себе. Если хочешь быть интересен своим фанатам, то и отдавать должен себя только фанатам. Никаких романов на пике популярности. Ничего, что могло бы расстроить твоих воздыхателей. Сынмин очень тщательно соблюдал это правило, стараясь даже не смотреть в сторону потенциальных партнёров. И, наверное, накопившееся напряжение стало виной его срыва. А может, губы Минхо были слишком настойчивы, чтобы сдержаться. Тот вечер в одной из танцевальных студий агентства Сынмин помнит слишком чётко. Помнит, что задержался после практики. Помнит, как Минхо пришёл, чтобы прогнать танец для нового камбэка девичьей группы, с которой работал в тот момент. Помнит ту секунду, когда всё пошло не так. Помнит прохладные руки на своей талии, мягкие чужие губы на своих, их отражение в зеркалах. Сынмин помнит каждое мгновение того вечера, когда он первый раз совершил ошибку, позволив Минхо задушить себя во грехе. Два месяца. Два месяца, которые пролетели как один день, приходилось скрываться. Украдкой ловить счастливый взгляд чужих хитрых глаз, мимолётно касаться изящной руки при встрече где-то в коридорах агентства, плавиться ночью в жарких объятиях танцора. И бояться. Каждый дурацкий день бояться, что тебя поймают, словно преступника. Бояться потерять всё, к чему так стремился. Подвести всех. Момент, когда страх стал слишком осязаем, наступил. Сынмин понял, что нужно выбрать что-то одно: карьеру или отношения, которые таковыми и назвать нельзя. Минхо ничего не обещал Киму. В прочем, тот тоже не был особо красноречив, чтобы раскидываться пустыми словами. Они просто помогали друг другу снять напряжение. "Мы были никем. Просто два чужака, два глупца, две кометы сгоревшие. Поиграли в любовь и хватит." - думает Сынмин, ещё плотнее кутаясь в одеяло. Сон совсем не идёт. В общежитии тихо. После загруженного дня парни спят как убитые. Везёт им, чего Сынмин не может сказать о себе. Мысли в голове Кима превращаются в мешанину, не позволяя сморить уставшего парня. Внутренний пожар не стихает. Хочется кричать, разорвать себе грудную клетку, окунуться с головой в ледяную воду. Сделать хоть что-нибудь, чтобы стало легче. Телефон снова оживает. Сынмин упрямо поджимает губы, но не торопится ответить на звонок. Он точно знает, кто звонит посреди ночи. Когда экран гаснет, парень берёт мобильник, чтобы вырубить его совсем. Сынмин видит последнее сообщение от Минхо перед тем, как выключает телефон: "Удали все наши переписки, Ким Сынмин. Не стоит нас подставлять." Сынмин удаляет всё наутро. Непрочитанные смс остаются непрочитанными. Ким просто удаляет диалог, так и не открывая его. Сынмин закрывает страницу "Ли Минхо" в своей книге жизни. И небо не разверзлось, ни случился апокалипсис, никто не умер. Ничего такого, чтобы бить тревогу. Ничего сверхъестественного. Только вот жжение внутри не проходит, а желание снова коснуться прохладных рук возрастает. Сынмину не хватает этих рук. Не хватает лукавого взгляда, нежной улыбки, мягкого голоса. Не хватает внимания танцора, направленного только на него. Минхо теперь бросает неосторожные взгляды на Хван Хёнджина, задерживается с ним в танцевальной студии, старается находиться как можно ближе к Хёнджину. Это задевает Сынмина. Задевает настолько, что он начинает избегать этих двоих, перестав совсем здороваться с Ли, если приходилось столкнуться где-то в агентстве. Минхо не старался ничего изменить. Им и нечего было менять. Ли жил своей жизнью, Сынмин своей. Они даже не смотрели друг на друга. Лишь изредка, если того требовала работа. Изредка чужой взгляд цеплялся за Кима, мельком пробегаясь по его лицу, а потом снова уходил в сторону. И почти уже не больно. Почти ничего, кроме сожаления. Сынмин погружается с головой в работу. Он мечтал об этом. Грезил ночами о сцене, лёжа в своей спальне в доме родителей. Он не может отступить из-за тупых чувств, что по венам вместе с кровью. Сынмин не дурак, чтобы не понять, что всё-таки влюбился. "Дочки-матери" с Ли Минхо дали свои плоды. - Ты должен терпеть! - даёт наставление сам себе парень, стоя перед зеркалом в опустевшей гримёрке. Он в сценическом костюме и мокрый от пота, потому что совсем недавно вернулся со сцены. Внезапный обморок прервал его выступление. И ему ужасно стыдно, что он подвёл команду. Вчера не ужинал, сегодня не позавтракал, плюс физическая нагрузка. Всё это стало причиной обморока. Всё это и эмоциональный всплеск, вызванный потрясением от внезапного поцелуя Минхо и Хёнджина прямо на сцене. Нет, это не было прям поцелуем, скорее, лёгким прикосновением губ к чужой щеке, но Сынмину этого хватило, чтобы внутри всё взорвалось. Именно в тот момент в глазах потемнело, а потом исчезли звуки. Парень очнулся уже в этой гримёрке, когда медсестра привела его в чувства. Женщина осмотрела его, а потом приказала сидеть отдыхать, пока ребята не закончат. Менеджер заглядывал пару раз, чтобы убедиться, что Сынмин в порядке, а сам Сынмин мог только извиняться и виновато тупить взгляд. И ждать. Бояться, что мемберы будут недовольны, хотя это вряд ли. Скорее, они будут обеспокоены состоянием Кима. Это ещё больше заставляет винить себя. Это заставляет... Дверь снова открывается, пропуская в помещение очередного "гостя". Сынмин смотрит на вошедшего в зеркало и замирает, холодеет весь. У двери стоит Минхо. Его взгляд блуждает по спине Кима, словно табу глаза в глаза. Тяжёлое дыхание танцора нарушает тишину гримёрки. Значит, ребята скоро закончат и вернутся, если Минхо здесь. - Ты как? - спрашивает он, несмело делая несколько шагов вперёд. - Нормально. - отвечает Сынмин, надеясь, что его голос не сильно дрожит. Он, в отличии от Минхо, смотрит собеседнику в лицо, пусть и в зеркальном отражении. Видит, как Ли закусывает нижнюю губу, как на пару секунд прикрывает глаза, прежде чем приблизиться к Сынмину настолько, чтобы их отделяли всего пара шагов. - Ты должен заботиться о себе. - мягко говорит танцор, наконец-то заглядывая в чужие глаза. Сынмин молчит. Он просто стоит на месте, кажется, даже не дыша. Минхо позади тянется рукой до его плеча, легонько касаясь ткани пиджака Кима. Ли не отводит взгляд, даже когда влага вырывается кристалликами из глаз по щекам. Дрожащие пальчики пробираются выше, зарываясь в тёмные волосы. Сынмин не сдерживает судорожный вздох, выдавая своё состояние с потрохами. Он ужасно скучает. - Я ждал тебя тогда в зале для практики почти до самого утра. Всё надеялся, что ты придёшь. Надеялся, что ты ответишь на моё признание. Хотя бы ответишь, Сынмин. Неужели я не стою даже банального "нет"? - шепчет горько Минхо, прижимаясь грудью к спине Сынмина. Танцор тычется мокрым лицом в затылок Кима, словно слепой котёнок; руками обхватывает его талию, сцепляя пальцы на чужом животе; сипит носом из-за слёз. Сынмин позволяет ему себя обнять. Позволяет уязвимости проникнуть в свой взгляд. - Твоё признание? - глупо переспрашивает Ким. Он убирает аккуратно руки танцора от себя, чтобы обернуться к нему лицом. Минхо сначала протестует, но потом сдаётся, отступая на шаг. Он выглядит слишком жалко для постоянно уверенного в себе парня с дерзким взглядом и острым на язык. Он словно и не Ли Минхо вовсе. - Я столько ждал, чтобы сделать к тебе первый шаг, Сынмин. Я боролся с этим грёбанным "хочу", чтобы придерживаться всеобщего "нельзя". Ты подпустил меня. Знаешь, как я был счастлив, когда ты позволил мне переступить черту? - Минхо замолкает ненадолго, растирает ладошками слёзы по лицу, убивая напрочь все труды визажиста: - Всё это время после твоих слов о том, что нам нужно прекратить баловаться, я раз за разом мыслями возвращаюсь к нашему БАЛОВСТВУ. Я не понимаю, что я сделал не так? Почему, Сынмин? Я обидел тебя чем-то, чтобы на "я люблю тебя" получить молчание, а потом полный игнор? - Ты тоже игнорировал меня. - пытается защититься Сынмин, но понимает, что тут он уже проиграл. Ему просто нечем крыть. Те непрочитанные сообщения только его вина и больше ничья. Если бы парень тогда всё же открыл диалог, всё было бы по-другому. Минхо сейчас не стоял бы перед ним с размазанным макияжем, разбитый, ничего не понимающий. Сынмин не мечтал бы провалиться сквозь землю. Он пришёл бы в ту ночь к Ли, потому что одно "я люблю тебя" намного лучше пустой неопределённости. Потому что из-за этого "я люблю тебя" стоит бороться. Потому что Сынмин тоже. - А что ещё мне оставалось делать? Бегать за тобой и ждать снисхождения? Я забыть хотел, но ничего не получилось. Всё равно больно. Так больно, что хоть с крыши прыгай... Минхо дрожит от подступающей истерики, и тогда Сынмин сокращает мизерное расстояние между ними, чтобы прижать его к себе. Запах чужого геля для душа кружит голову, напоминая, насколько сильно Сынмин скучал. И кажется правильным прикоснуться губами к краснеющему ушку танцора, чтобы тут же прошептать: - Прости меня. Я тоже люблю тебя.