Скреплённые судьбой:союз драконов

Время неумолимо двигалось вперёд, и за несколько месяцев многое изменилось в жизни Таргариенов и всего королевства. Лето на Драконьем Камне плавно уступало место осени, но тяжёлое чувство утраты и напряжения не покидало сердец его жителей. Смерть младенца, сынa Эймы Таргариен, потрясла не только её, но и королевство в целом. Король Визельс, когда-то уверенный в своём праве и силе, теперь погрузился в бездну отчаяния. Его жена, которая не пережила утрату сына, вскоре впала в безумие. Эйма становилась всё более замкнутой и отчужденной, её мысли витали в туманном мире боли и потерь. На королевском дворе начали ходить слухи о её странных поступках и мрачном настроении. Говорили, что она обвиняла своего мужа в смерти ребёнка и всё больше замыкалась в себе, избегая встреч с кем-либо, включая своих детей. Лишь её единственная дочь, Рейнира, оставалась с матерью, но и она была вытянута в темную тень разрушающей скорби. Визельс не мог справиться с этой ситуацией. Его сердце было разорвано, и несмотря на все усилия, он всё больше отходил от управления делами королевства. Без сына, без наследника, его власть теряла свою опору. Он уже не мог быть тем уверенным и непоколебимым королём, который раньше держал в своих руках трон. Король Визельс утратил силы, и его правление, словно слабая искра, тускнела. Именно в этот момент Дэймон и Элинара, не теряя ни минуты, начали активно укреплять свои позиции. Вместо того чтобы плыть по течению, они обратили внимание на союзников и врагов, выстраивая дипломатические отношения, которые, в конечном счёте, должны были вывести их на новый уровень. Все разговоры о судьбе короны теперь почти неминуемо приводили к одному имени: Дэймон. С момента своей свадьбы с Элинарой он стал центральной фигурой в политической игре на Драконьем Камне, и многие начали подозревать, что именно он должен стать следующим королём. Престол был тем, за что следовало бороться, но это не было простым делом. Дэймон, в отличие от своего брата, не колебался в своих решениях и действиях. Его уверенность, храбрость и решительность завоевывали сердца многих. Его репутация на поле битвы и в политических залах была безупречной, и он не прятал свою амбицию, что делало его выгодным союзником для тех, кто стремился к власти. Его цель была ясна: укрепить свои позиции и завоевать трон. Но для этого ему было нужно больше, чем просто силы. Ему нужны были связи, поддержка влиятельных домов и людей. Одним из таких союзников стал Рональд Старк, представитель Северного дома, с которым Дэймон и Элинара смогли наладить крепкие и долгосрочные отношения. Рональд был умным и расчетливым правителем, и его поддержка была важным шагом в укреплении власти Дэймона. Однако, за этим политическим альянсом скрывалась ещё одна история, которую никто не знал, кроме тех, кто был в курсе. Элинара и Рональд продолжали свои тайные отношения, наполненные страстью и скрытой опасностью. Они встречались лишь в самых уединённых местах, где могли позволить себе быть настоящими, не опасаясь разоблачений. Это была опасная игра, но для Элинару, чья жизнь была полна пророческих снов и тревожных предчувствий, такая связь была как глоток воздуха в мире, где ей казалось, что всё рушится. За кулисами политики и интриг росло напряжение. Королевский двор в Красном замке  начал чувствовать, что ситуация с престолонаследием становится всё более напряжённой. Визельс не имел наследников-мужчин, и в таких обстоятельствах Дэймон, его брат, становился единственным кандидатом на трон. Однако многие не были готовы смириться с этим. На фоне растущего влияния Дэймона некоторые придворные и дворяне начали шептаться, что можно было бы выбрать другого кандидата. Кто-то надеялся на возрождение старых традиций, а кто-то видел в этом шанс для себя и своей семьи. Лояльность короне начала шататься, и кто-то уже начал искать пути для политической борьбы. Элинара, в свою очередь, продолжала видеть свои пророческие сны, в которых её дочь Вилейна играла ключевую роль. Сон за сном её видения становились всё мрачнее и тревожнее. Каждый раз, просыпаясь, она ощущала холодок на спине, как будто тень смерти всё ближе и ближе подходила к её семье. Элинара пыталась понять, что означают эти сны, но каждая попытка лишь приносила новые мучительные образы, которые она не могла игнорировать. В одном из таких снов Вилейна была в окружении огня и тумана, её лицо скрыто, а вокруг неё стояли те, кого она любила. И каждый раз сны завершались на самых страшных образах: смерть, предательство, коварство. Элинара не могла поверить в то, что её дочь могла быть в опасности, но её чувства и видения становились всё сильнее. Тем временем на Драконьем Камне, несмотря на все внешние проявления спокойствия, вскрывались старые и новые проблемы. Повороты событий на горизонте обещали быть бурными. Важнейшим вопросом оставалась борьба за трон, который, казалось, уже давно был приготовлен для Дэймона. Однако королевские интриги и борьба за власть только начинали набирать свою силу. Месяцы шли, и на Драконьем Камне не было ни тишины, ни покоя. Напротив, все эти скрытые интриги, тайные союзы и пророчества лишь намекали на то, что большие перемены, возможно, уже близки.                             ………. Элинара снова оказалась в том самом лесу, туманном и неподвижном, где всё словно замерло. Воздух был тяжёлым, как если бы время не могло двигаться вперёд. Вдалеке она увидела фигуру — маленькую девочку, стоящую среди серых деревьев. Эта девочка была её дочерью, Вилейной, но она выглядела как-то иначе. В её глазах было что-то старое, что-то знакомое и непостижимое для её возраста. Вилейна была всего лишь ребёнком, но её взгляд был серьёзным, проницательным, как будто она уже видела много, что никто не должен был бы видеть в столь юном возрасте. «Мама…» — тихо произнесла Вилейна, её голос был мягким, но в нём была необычная тяжесть, как если бы она несла на своих плечах что-то гораздо более старое, чем её годы. Элинара подошла, пытаясь протянуть руки к дочери, но не могла приблизиться. Вилейна стояла на своём месте, как застывшая статуя. «Я видела его», — продолжала Вилейна, не отводя глаз от Элинары. «Сына Визериса и  Эйммы». Слова дочери эхом отозвались в душе Элинары, и боль от утраты снова наполнила её сердце. Она пыталась ответить, но губы не слушались. Вилейна продолжала, как будто не замечала её молчания: «Он сказал, что он не ушёл. Он всё ещё с нами. Он ждёт тебя. И я… я тоже должна уйти». Элинара сжала кулаки, пытаясь понять смысл этих слов. Девочка, её дочь, говорила так, будто она знала что-то важное, что Элинара не могла понять. Вилейна вздохнула и снова сказала: «Я встретила его в тени. Он сказал мне, что я не должна бояться, что мне не нужно жить в этом мире, если я не отпущу». В этот момент всё вокруг как будто потемнело. Лес стал ещё более мрачным, а Вилейна сделалась ещё более прозрачной, как если бы она сама была частью этого мира теней. Элинара пыталась крикнуть, но голос был глухим, не слышным. «Мама, не держись за меня», — прошептала Вилейна, её голос был как тень, ускользающий из реальности. «Ты должна отпустить. Это не твоя вина. Ты должна отпустить меня и идти дальше». С этими словами девочка исчезла, и Элинара осталась одна в пустом лесу, где её отражение в мутной воде было настолько далёким и чуждым, что она не могла узнать себя. Проснувшись, Элинара почувствовала, как холод охватывает её сердце. Это был тот же сон, тот же лес, но с каждым разом он становился всё более загадочным и тревожным. В её сознании снова вернулись слова Вилейны — «отпусти меня». Это было не просто призыв, это было предупреждение, которое она не могла игнорировать. Элинара проснулась с резким вдохом, как если бы воздух в комнате сжался и стал тяжёлым. Глаза открылись, и в первые мгновения ей казалось, что она всё ещё находится в том лесу — в туманной пустоте, где её дочь исчезала в темноте. Она сделала несколько попыток вдохнуть, пытаясь справиться с душившей её тревогой, которая ещё не покидала её, как ледяной ком в груди. Сердце било в унисон с её мыслями, но эта тяжесть не отпускала, словно её держала невидимая рука. Комната, в которой она находилась, казалась непривычно яркой, почти болезненно яркой после той тьмы сна. Свет дневного солнца пробивался через окна, и на миг Элинара не могла понять, где она — в реальности или снова в том кошмарном лесу. Но её взгляд на секунду застыл, когда она увидела, что всё вокруг было тем же — её личные вещи, окна, мягкое кресло у камина, которое она так любила. Тишина была настолько громкой, что почти злила, заставляя ощущать каждую ноту этого спокойствия как резкий контраст с тем, что ей довелось пережить в своём сне. Она резко села на кровати, проводя ладонью по лбу, как будто пыталась отогнать остатки этого страшного видения. Почти чувствуя холод, который оставил её сон, она посмотрела вокруг, словно ища подтверждение, что всё это — не более чем просто пережитое кошмарное видение. Но в её голове, всё ещё эхом звучали слова Вилейны: «Ты должна отпустить меня». Элинара попыталась отогнать эти мысли, глотнув воздуха, но её руки были влажными от пота, а разум всё ещё удерживался в том лесу, где её дочь исчезала. Она ощутила тяжесть в груди, как будто не только её тело, но и душа проснулась не вполне. Что это значило? Почему это чувство не отпускало? Её глаза скользнули по комнате, и взгляд остановился на окна. Там, за стеклом, была обычная жизнь — солнечные лучи, тихий двор, где несколько слуг трудились, а воздух был наполнен мирной тишиной. Но эта гармония нарушала её внутреннее беспокойство, которое не отпускало. «Это просто сон», — прошептала Элинара сама себе, пытаясь убедить. Но голос был неуверенным, и ответ на её собственные слова был тяжёлым, как камень. Она не могла избавиться от ощущения, что это не было просто сном, а каким-то предвестием, какой-то неизбежной тенью, которая нависла над её жизнью. Она встала с кровати, чувствуя под ногами привычный холод каменного пола. Элинара пошла к окну и открыла его, стараясь охладить горячие щеки. Тихий ветер коснулся её лица, но от этого не становилось легче. Она вздохнула, ловя свежий воздух, который казался настолько незначительным по сравнению с тем, что было внутри неё. Однако этот ветер, как будто символизировал что-то — не спасение, а холодную реальность, которую она никак не могла побороть. Элинара ещё несколько мгновений стояла у окна, пытаясь успокоиться, но в её душе всё равно оставался след от сна, как след от боли, который не исчезал. Этот сон… он был предостережением.  В этот момент дверь её спальни резко открылась, и вбежала служанка, её лицо искажено тревогой. — Принцесса, — поспешно произнесла она, тяжело дыша. — Принцесса Вилейна… у неё жар! Она не может проснуться! Элинара отскочила от окна , её тело сразу охватило беспокойство. Всё, что ей было нужно, — это дойти до комнаты дочери. Она не раздумывая рванула вперёд, даже не думая о своём внешнем виде. Её ночнушка была тонкой, почти прозрачной, с золотыми вставками, которые мерцали в свете приближающегося рассвета. Она была длинной, до самых щиколоток, струилась по её телу, создавая лёгкое впечатление, что Элинара едва касается земли. Халат, распахнувшийся на плечах, вуалью окутывал её, как золотая паутина. С каждым шагом её тело казалось лишённым тяжести, но сама мысль о Вилейне придавала ей силы. Она бежала по холодным камням Драконьего Камня, чувствуя, как его огромные стены, знакомые и величественные, гудят эхом её паники. Как только она мчалась по коридорам, взор её ловил взгляд придворных, которые, стоя неподвижно, встречали её приход. Молча, не осмеливаясь заговорить, они следили за её стремительным бегом, но ни один не осмелился поднять глаз, избегая беспокойных взглядов принцессы. Каждый из них видел в ней не только величие и благородство, но и невыразимое отчаяние, которое она старалась скрыть, заставляя её быть ещё более властной в глазах своих подданных. Элинара не обращала внимания на взгляд других. Всё, что ей нужно было — это дойти до своей дочери, до её кровати, где, возможно, всё было уже слишком поздно. В голове не прекращались странные, тревожные образы, которые преследовали её на протяжении всей ночи, и она чувствовала, как этот беспокойный сон продолжал преследовать её, превращаясь в нечто более реальное. Наконец, она достигла двери комнаты Вилейны. Дыхание было тяжёлым, но она не могла позволить себе замедлиться. Толкнув дверь, Элинара вбежала внутрь. Вилейна лежала на постели, её лицо было красным, покрытым потом, и её маленькое тело вздрагивало от жара. Кажется, сама комната тускнела от тревоги. Элинара склонилась над дочерью, её сердце сжалось. Вновь её интуиция подсказывала, что то, что происходит с Вилейной, связано с чем-то больше, чем просто болезнью. — Вилейна, — прошептала Элинара, прикасаясь к лбу дочери. — Вилейна, открой глаза. Но девочка не просыпалась. Элинара почувствовала, как страх начинает охватывать её, и в груди поднималась буря, которую не могла остановить. Элинара почувствовала, как её душу сжимает страх. Напряжение внутри неё нарастало, как буря, готовая развалить всё на своём пути. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошёл Мейстер. Его лицо сохраняло спокойствие, но глаза выдавали беспокойство, которое он тщетно пытался скрыть. Он был здесь, чтобы справиться с этой ситуацией, и, несмотря на свою привычную самообладанность, в его действиях читалась растерянность, едва скрываемая тревога. — Принцесса, — произнёс он, его голос был тихим, но твёрдым, не допускающим возражений. — Я осмотрел принцессу Вилейну. Жар слишком высок. Нужно действовать немедленно, чтобы избежать ухудшения её состояния. Элинара, не успев отдышаться от пережитого ужаса, вцепилась в руку дочери. Кожа Вилейны была горячей, словно её тело было обвито пламенем. Мать ощущала, как жар проникает в её собственное тело, а сердце сжалось от боли. Вилейна лежала без движения, её дыхание было прерывистым, а на её лице застыл болезненный выражение. Элинара не могла отвести взгляд от дочери, её мир сжался до этого мгновения, и всё остальное исчезло. — Мейстер, — её голос сорвался от тревоги, но она всё равно сказала. — Что нам делать? Я не могу её потерять. Мейстер подошёл к Вилейне, проверил её пульс, внимательно осмотрел её лоб и шею. Её состояние беспокоило его, но он умело скрывал волнение, проявляя свою привычную профессиональную уверенность. Он наклонился к принцессе и ощутил её жар, не скрывая лёгкого беспокойства, которое вырисовывалось в его глазах. — Принцесса, — произнёс он снова, уже мягче. — Жар слишком силён, и если мы не примем меры, то не сможем предотвратить осложнения. Я прикажу принести воды с травами, они помогут снизить температуру. Но если её состояние не улучшится, нам, возможно, придётся использовать более сильные средства. Элинара просто кивнула, но её внутренняя тревога не покидала её. Она не могла скрыть страха, который охватывал её сердце. Она наблюдала за каждым движением Мейстера, за его умелыми действиями, и всё равно ощущала, как пустота разрывает её внутри. Она держала Вилейну за руку, её пальцы вцепились в её горячую кожу. Каждый вздох дочери казался ей слишком тяжёлым, и все усилия Мейстера не могли заглушить её тревогу. Мейстер, не теряя времени, отдал приказ служанкам принести холодную воду и настои из трав. Они поспешно выполнили его указания, поднимая тревогу и шум в комнате. Вскоре одна из служанок вернулась с сосудом с холодной водой, и её движения были быстрыми и растерянными. Элинара едва заметила её, её взгляд был прикован к дочери, а мысли метались, словно в ловушке. Когда Мейстер вернулся, он не сказал ничего нового, но его глаза были полны усталости и тревоги. Он уже начал готовить настой из трав, его руки двигались быстро, но спокойно. Элинара чувствовала, как тяжело становится дышать, как холод подкрадывается к её телу. — Принцесса, — сказал он, подходя к ней с настоем. — Мы должны подождать, но не терять времени. Надеюсь, что её состояние улучшится, но на этом этапе нельзя терять надежду. Элинара просто кивнула, её пальцы продолжали сжимать руку дочери, ощущая, как кровь пульсирует в её теле, но она не могла избавиться от ощущения, что всё может быть слишком поздно. Всё вокруг становилось тусклым и неясным, но её взгляд всё равно не отрывался от маленькой фигуры на кровати. Её сердце наполнилось тревогой и тоской, и в этот момент она была готова бороться до последнего, чтобы спасти свою дочь, даже если сама эта борьба казалась бесполезной. Прошло несколько долгих часов, наполненных мрачным ожиданием. Стены комнаты были холодными и неумолимо молчаливыми, словно отражая внутреннюю пустоту, что наполнила Элинару. Тишина была непреклонной, и единственными звуками, которые нарушали её, были слабые дыхания Вилейны и изредка шаги служанок, что двигались по комнате с беспокойной торопливостью. Лицо Мейстера не показывало ни признаков прогресса, ни разочарования, но в его глазах, если внимательно смотреть, можно было заметить скрытую усталость — это был человек, который привык справляться с трудными ситуациями, но даже ему приходилось бороться с ощущением беспомощности. Элинара потеряла счёт времени, её мысли перемешивались в голове, сердце сжималось в груди. Она сидела на краю кровати, сжав в руках рукав своей ночной туники, ощущая, как напряжение заполняет её, как будто каждая секунда тянется вечность. В её теле не было ни одной расслабленной мышцы, каждый нерв был натянут, как струна. Она ощущала тяжесть в голове, как будто на ней висела тяжёлая броня, и только лёгкие шаги служанок и тихие слова Мейстера не позволяли ей утонуть в этой туманной тирании тревоги. И вот в самый момент отчаяния, когда она уже не могла справиться с давлением, дверь резко распахнулась, и в комнату ввалился Дэймон. Этот неожиданный шум заставил все головы повернуться в его сторону, и в воздухе сразу повисла новая, напряжённая энергия. Он стоял в дверном проёме, его фигура была прямой и решительной, но глаза, несмотря на сдержанность, выдали скрытую тревогу. Он вошёл в комнату, нарушая мрак своим присутствием, и мгновенно стал центром внимания. Его уверенные шаги были чёткими, но каждый из них нес в себе что-то большее, чем просто силу — скрытое беспокойство, которое, как и у Элины, пронзало его насквозь. — Что происходит? — Его голос был низким и сдержанным, но не мог скрыть лёгкой дрожи в интонации. Он быстро оглядел комнату, его взгляд скользнул по напряжённым лицам служанок и затем зафиксировался на Мейстере. Кажется, он искал ответ, но, увидев лица присутствующих, уже знал, что ситуация не из лучших. Элинара встретила его взгляд, и сердце её сжалось ещё сильнее. Его присутствие в комнате не принесло ожидаемого облегчения, как когда-то раньше. Вместо того чтобы почувствовать поддержку, Элинара испытала лишь угроза ещё большей изоляции, как будто теперь она была единственной, кто могла бы справиться с этой болью. — Она в опасности, — с трудом выдохнула Элинара, её голос был ослабленным, едва слышимым. Она не могла удержать дрожь в своём теле, не могла скрыть, как сильно она была охвачена страхом. — Мейстер говорит, что жар слишком велик. Я не могу её потерять, Дэймон. Она всё для меня. — Каждое слово отдавало эхом в её груди, и она сжала кулаки, пытаясь не дать своему горю вырваться наружу. Дэймон шагнул ближе, его взгляд оставался фиксированным на дочери. Он сел рядом с её кроватью, по-прежнему сдержанный, но в его действиях было что-то большее, чем просто решимость. Когда он осторожно положил руку на лоб Вилейны, его лицо на мгновение смягчилось, и Элинара почувствовала, как её сердце разрывается от этой сцены. Он всегда был таким, холодным и уравновешенным, но здесь, рядом с их дочерью, его внутренняя борьба, возможно, была даже сильнее, чем её собственная. — Мы сделаем всё, что в наших силах, — произнёс он с твёрдостью, но с лёгкой тревогой, которую Элинара не могла не заметить. Он оторвал взгляд от дочери и посмотрел на неё, не позволяя себе отчаиваться, но в его глазах была твёрдая решимость. Это было одновременно и успокаивающим, и болезненно далёким для неё. Его слова звучали так уверенно, но она не могла избавиться от ощущения, что что-то в их отношениях изменилось. Это был не тот Дэймон, с которым она когда-то разделяла тяжкие моменты. Сейчас он был в какой-то степени для неё чужим, и его спокойствие лишь подчёркивало эту дистанцию. Элинара почувствовала, как её терпение начинает иссякать, и в ответ на его спокойствие её сердце начинало биться быстрее, как будто оно не могло больше выносить эту холодную решимость. В её голове метались противоречивые мысли. «Он должен быть рядом, он должен чувствовать то же самое, что и я». Этот момент был для неё чем-то большим, чем просто ситуацией, требующей вмешательства. Ей нужно было, чтобы он был с ней, а не просто давал обещания. — Мейстер, — сказал Дэймон с твёрдостью, которая не оставляла места сомнениям. Он не сводил взгляда с дочери. — Что нужно? Что ещё можно сделать? Мейстер, заметив напряжение, которое витало в воздухе, отложил стакан с настоем и мягко, но серьёзно ответил: — Мы сделали всё, что могли. Но жар слишком велик. Если её состояние не начнёт улучшаться, возможно, придётся использовать более сильные средства. Нужно продолжать следить за её состоянием и, если потребуется, попробовать что-то более мощное. Дэймон кивнул, не отводя взгляда от Вилейны. Его голос был решительным, и в нём звучала твердость, которой не было у Элины. Он не просто наблюдал, он был готов действовать. — Сделай всё, что можешь, — ответил он. — Но если понадобятся другие меры… если ты будешь нуждаться в чём-то, скажи. Мейстер вновь кивнул и подошёл к дочери, готовясь к следующему этапу лечения. Элинара сидела в углу, в тени его действий, сжимая кулаки, чувствуя, как её тело напряжено до предела. На каждом шаге служанок она всматривалась, как в поисках какого-то знака, что всё ещё не потеряно. Но в её душе вновь разгорались тёмные предчувствия, те самые, которые мучили её в снах. Элинара стояла у окна, её взгляд потерян, как если бы она пыталась выжать хоть каплю надежды из безмолвного, темного горизонта. Она чувствовала, как тревога, смешанная с усталостью, съедала её изнутри, но в этом молчании, когда она пыталась найти свои мысли, она вдруг услышала его голос — холодный и сдержанный. — Элинара, — сказал Дэймон, не отрывая взгляда от дочери, но его голос был твёрд, почти приказной. — Ты не можешь помочь ей, если сама не в порядке. Лучше уйди в свои покои и отдохни. Ты слишком устала. Элинара замерла, её тело напряглось от его слов. Он не сказал ничего жестокого, но в его тоне было что-то, что заставило её почувствовать себя слабой, ненужной. Он не мог понять, как она ощущала каждую минуту страха за свою дочь. Он не знал, как больно было видеть её в таком состоянии. — Ты… хочешь, чтобы я ушла? — её голос был едва слышен, полон растерянности и боли. Она повернулась к нему, но в его глазах не было ни признаков поддержки, ни того огня, который когда-то связывал их. Он просто смотрел на неё, ожидая ответа. Дэймон, не глядя в её глаза, снова сказал: — Ты не можешь помочь Вилейне, если твои силы на исходе. Ты слабая, Элинара. Лучше выйди отсюда и вернись, когда будешь готова быть сильной. Это не время для эмоций. Ты не можешь помочь ей, если сама сломаешься. Элинара почувствовала, как что-то ломается внутри неё. Она могла терпеть всё, но эти слова, сказанные им таким холодным тоном, задели её глубже, чем она могла бы ожидать. Она посмотрела на свою дочь, в ужасе не зная, как ей быть. Тревога сжала её сердце, но теперь, когда он сказал ей, что она не может помочь, она почувствовала, как её собственная сила исчезает. Но она не могла уйти. Она не могла просто оставить всё, как бы он ни пытался направить её. Всё, что ей хотелось, — это быть рядом с Вилейной, а не искать убежище от боли. — Я не уйду, — прошептала она, но в её словах не было силы. — Я не оставлю её. — Ты не понимаешь, Дэймон! — Элинара вскрикнула, её голос дрожал, как хрупкое стекло, готовое разбиться. В её глазах, полных слёз, было нечто отчаянное, что не позволило бы спокойно принять его слова. — Ты не понимаешь, каково это — быть матерью! Это моя дочь, Дэймон! Она больна, и я не могу оставить её! Я не могу просто уйти и ждать, когда всё будет решено. Я должна быть рядом с ней! Она сделала шаг вперёд, не отрывая взгляда от него. Словно каждый её шаг был обременён тяжестью, как будто с каждым движением она всё больше теряла себя. Дэймон, стоящий в тени у кровати Вилейны, не отводил глаз от её ослабленного тела. Но его голос был твёрд, как всегда, сдержанный: — Элинара, ты не можешь помочь ей, если сама не в состоянии стоять. Ты уже на грани, и если ты не выйдешь, ты сделаешь только хуже. Она не хочет, чтобы ты была такой. Ты должна быть сильной для неё, а не разрушенной. Его слова ударили её, как холодный нож. Всё, что она хотела — это почувствовать поддержку, услышать его слова утешения, но вместо этого он говорил ей, что она недостаточно сильна. Это было слишком. — Ты думаешь, что я слабая? — её голос стал почти шёпотом, но в этом шёпоте скрывался ураган эмоций. Она не могла больше держать всё в себе. — Ты думаешь, что я не могу пережить всё это? Ты даже не знаешь, как мне больно, как мне страшно! Ты не знаешь, что я видела! Она шагнула к нему, её глаза наполнились слезами, и в этот момент она не могла больше контролировать свои чувства. Все страхи и боль, что она накопила за эти часы ожидания, вырвались наружу, как река, выходящая из берегов. — Я видела её, — прошептала она, её голос был почти невнятным от слёз. — Вилейну. В этом сне… Я видела, как она умирает. Я видела, как она говорит мне, что я её потеряла. Она… она сказала мне, что встретила Эймми, моего сына… и Визериса. И я не могла ничего сделать, я не могла её спасти. Элинара остановилась, словно каждое слово было тяжёлым бременем. Она сжала кулаки, пытаясь сдержать своё дыхание, но её тело начинало дрожать от истерики. — Я не могу снова потерять её, Дэймон! Я не переживу это! Ты… ты не понимаешь, каково это — быть матерью, смотреть, как твой ребёнок страдает, и не знать, сможешь ли ты её спасти! Ты не понимаешь, как мне больно! — её голос срывался, но она не могла остановиться. — Я не могу просто отойти в сторону и оставить её умирать! В комнате на мгновение повисла тишина. Дэймон смотрел на неё, и в его глазах, несмотря на все его привычное спокойствие, было что-то глубоко человеческое — сомнение, которое он старался скрыть. Он не знал, что сказать, но чувство тревоги, которое всегда было частью его сущности, теперь охватило его сердце. Он был уверен в своей решимости, но в этот момент ему стало ясно, что Элинара больше не была той женщиной, которую он знал. Её боль была слишком глубокой, слишком реальной. — Элинара, — произнёс он наконец, его голос стал мягче, но всё ещё не лишён решимости. — Ты сильна, ты переживёшь это. Мы все переживём. Но ты не можешь помочь ей, если сломаешься сама. Я не хочу потерять тебя. Её взгляд встретился с его, но её глаза были полны слёз и боли, как никогда раньше. Она не могла больше сдерживать это, всё её тело дрожало. В этот момент она почувствовала, как её нервы сдаются, а сердце бьётся всё быстрее, как если бы оно вот-вот порвётся. — Ты не понимаешь! — снова выкрикнула она, в её голосе звучала паника. — Я не могу быть рядом, если она уходит от меня, и ты не можешь заставить меня уйти, когда она умирает! Дэймон шагнул вперёд, его рука легла на её плечо, пытаясь удержать её от дальнейших взрывов эмоций. — Мы вместе переживём это, Элинара. Но ты должна быть рядом, когда она проснётся. Ты должна быть рядом, когда она будет нуждаться в тебе. А не здесь, разрушенная изнутри. Элинара, измотанная и истерзанная, на мгновение застыла. Её дыхание стало глубже, но чувства переполняли её, и она не могла понять, что ей делать. Прошло несколько дней, полных напряжённого ожидания. Каждое утро Элинара просыпалась с ощущением тяжести в груди, словно сама атмосфера в замке сдавливала её, как кольцо на слишком узком пальце. Её ночные переживания, когда она не могла уснуть из-за боли, беспокойства о Вилейне, лишь усугублялись в тени дневного света. Спор с Дэймоном, его слова о том, что ей нужно уйти в покои, будто бы отрезали её от всего мира. Он настоял на том, чтобы она оставила дочь в руках Мейстера и служанок, несмотря на её отчаянное желание быть рядом. Он говорил, что нужно дать время и себе, и всем, но в его голосе не было прежней мягкости, только холодная решимость. Он старался успокоить её, но несмотря на его слова, Элинара почувствовала, как их отношения в этот момент начали рушиться. То, что раньше было ей источником силы — его присутствие и поддержка — теперь лишь обостряли её тревогу. Он ушёл в свою комнату, а она осталась одна, ощущая, как её тело заполняет беспокойство. Время двигалось слишком медленно. Элинара была словно заключена в пустом замке, где каждое движение служанок и каждое слово Мейстера, которому она не доверяла полностью, заставляли её сердце сжиматься. Она чувствовала себя отрезанной от всего, её душу раздирало ощущение беспомощности. В её комнате  не было того тепла и привычной атмосферы. Она пыталась обрести хоть какое-то успокоение, но взгляд, устремлённый в пустую даль, говорил сам за себя. В голове вновь и вновь прокручивались картины, как она держала Вилейну за руку, её жар, её маленькое лицо, и Элинара ощущала, как всё это уходит, как её дочь становится частью этих мучительных ожиданий, которых она боялась. Она старалась не показывать своё состояние остальным детям. Они пытались увлечь её разговорами, играми, но каждое их слово словно рассеивалось в воздухе, не принося ни радости, ни облегчения. Элинара изо всех сил сдерживала слёзы, скрывая свои переживания за улыбками, но её глаза выдавали её чувства. Она смотрела на старших дочерей, Визеру и Вилейну, и чувствовала, как сердце тянет к тем дням, когда семья была целой и не раздираемой страхом за будущее. Дэймон, как всегда, оставался холодным и сдержанным, его взгляды на неё были столь же невыразительными, как и его слова. Он находился в своей комнате, вероятно, пытаясь справиться с тем, что тоже не мог контролировать. Элинара не могла не ощущать его отстранённости, даже если он продолжал быть рядом. Он был сосредоточен на делах, но для неё это было лишь напоминанием о том, как тяжело они оба прошли через испытания. Время тянулось, и каждый день приносил с собой лишь пустоту. Элинара продолжала следить за состоянием Вилейны, не зная, что сказать или сделать. Слухи о её состоянии, которые доходили до неё, приносили лишь боль. Элинара задавала себе вопрос: что, если всё уже поздно? Что, если она снова потеряет свою дочь? Это чувство стало её постоянным спутником, заполняя дни тоской и отчаянием. В этой тишине, среди скрипящих дверей и шагов служанок, она осознавала: даже Дэймон не мог дать ей той поддержки, которую она так нуждалась. И хотя он был рядом, его присутствие теперь больше напоминало холодный камень, на котором она сидела, пытаясь найти опору в этой буре.