Погоня за хвостом

      Утро было холодным, пасмурным и на редкость отвратительным. Обычно, такое начало дня Талард пропускал, оставаясь в таверне на лишний час-два. Сейчас же такой опции не было.       Из почвы, омытой мелким ночным дождиком, просачивались запоздалые весенние ростки, влагой поблескивающие на изредка проявляющемся за облаками солнце. При малейшем порыве ветра кроны дубов, сосен, ольх и всего прочего, своим массивом создающего лес, начинали шелестеть, активно сбрасывая эту влагу с листьев. В том числе и на путников.       Разговоры если и начинались, то лишь для заполнения звукового пространства, так как содержание смысла в них не превышало норму бесед о погоде. Сначала между Терни и Даниелем разгорелся спор о причинах, итогах и самое важное – названии сто шестнадцатилетней войны, продлившейся между островным государством Бритвой и Фрянцией ровно сто лет. Довольно быстро историческая база и, как следствие, аргументы обеих сторон иссякли, и дискуссия замялась. Но не разговоры. Не успели уши отдохнуть, как очередь балабольства перенял Альбур, погрузившись в чуть ли не часовой монолог о принципиальных различиях между естествоведческой алхимией и алхимическим естествоведением.       Лес не уступал погоде и разговорам и тоже был необыкновенно поганым. Любой Вингергский лес, не без помощи темных магов королевства Румении, с большой долей вероятности был локацией крайне паскудной, куда отправлялись либо слабоумные, либо смертники. Либо те, кто занимался делами столь скверными, что предпочитали дороге сие место. Вот только экземпляр, по которому сейчас передвигалась пятерка, бил все рекорды. Уже на втором часу пути цвет травы сменился на болезненно-болотный, помимо нее из земли росли только белые мухоморы, строчки, да приплюснутые, ослабшие кустарники волчника. Скопление остальных растений, включая деревья, напоминало вымершую от дурной почвы чащобу. Воздух стоял тяжелый, с небольшой тошнотворной ноткой, как если бы дуб имел возможность подойти и дыхнуть на вас ртом, не чищенным все 350 лет его существования. Влага лишь подпитывала особенность здешнего аромата. Единственной хорошей деталью текущей ситуации была ее непродолжительность: по словам Терни, лес был вытянут от запада на восток, а группа двигалась на север, так что пересечь преграду должна была самое большее за два дня. Если, конечно, не возникнут навигационные проблемы.       Спереди маячили плечи и затылок Даниеля, полностью замолкшего после спора о сто шестнадцатилетней войне. Альбур, идущий позади, тоже затих, решив, похоже, насладиться мертвой тишиной растительности. Слева от тропы, за двумя-тремя рядами деревьев, виднелась поляна, справа же в плотную к путникам начались на удивление живые кустарники, полностью перекрывающие обзор, что было довольно редко для этого леса. Минимальные очаги любопытства, если и появились, то сразу же потеряли свою актуальность благодаря Даниелю. Тот в какой-то момент сместился от центра, подойдя слишком близко к полосе кустарников. Сначала раздался глухой шаркающий звук, после – треск, перешедший в нарастающее шуршание. Даниель покосился и упал в брешь, образованную обвалившимся рядом с ним кустарником. Талард слишком поздно осознал, что причина этому событию вовсе не неуклюжесть соратника, а уходящая из-под ног земля, осыпающаяся и сползающая вбок.       Ноги понесло вправо – Талард компенсировал это движением корпуса. Переусердствовал. Спина приземлилась прямиком на заросший, но все равно колючий куст. Окружающий мир начал стремительно проворачиваться вокруг своей оси. Через секунду Талард уже смотрел не на осыпающуюся тропу, а на серый островок пасмурного неба, проглядывающего сквозь занавесу крон деревьев. А еще через две секунды быстрого и уж точно не грациозного полета – на землю и несколько торчащих из нее сухих корней. Такой уникальной картиной Талард смог полюбоваться примерно нисколько, так как его путь на этом не закончился. Снова началось падение, продлившееся чуть дольше первого и закончившееся в этот раз на растущем по диагонали стволе, скорее походившем на очень толстую ветку. Удар, принятый правым боком, выбил из легких весь воздух. Издав глухой «ох», Талард соскользнул и начал третий полет, оказавшийся самым коротким. Почти сразу его встретила твердая поверхность, на этот раз располагающаяся не под откос.       Первое время Талард пытался восстановить дыхание, чему препятствовала резкая боль в груди, экспансивно нарастающая при каждом вдохе. Когда воздух начал с трудом циркулировать в легких, он потратил последние силы на то, чтобы провернуться и лечь на спину.       Смотрел он на яр, причем из самой нижней его точки. Где-то сверху с успокоившегося обрыва аккуратно выглядывали головы Дуэро и Альбура; Терни же спускался вниз, более размеренно и менее травмоопасно, чем его предшественники. Вскоре за ним последовал и Дуэро, араб же поправил свой пурпурный халат и продолжил стоять сверху. Судя по продолжительному стону, точка приземления Даниеля находилась в паре шагов, однако сил повернуться и посмотреть на товарища по несчастью не было. Вскоре картину окружающего мира загородила запачканная землей физиономия Терни.       — Ты как? Шучу, вопрос риторический.       — Похоже, ребра сломал, — процедил Талард, убеждаясь в сказанном тезисе за счет резко возросшей острой боли в груди.       — Конечно сломал. Ты бы видел, как тебя то дерево приняло после такого протяжного полета. Я думал, помрешь на месте. Но ты оказался живучий.       — Еще не вечер.       — Вижу, юмора тебе не занимать, — Терни отстегнул от пояса прозрачную флягу и поднес ее ко рту Таларда. — На, отпей.       Бледно-желтая жидкость начала заполнять ротовую полость, разбавляя в себе небольшой объем оказавшейся там до этого крови. Придвиос на вкус был чем-то средним между скисшим молоком и забродившим яичным белком. Также можно было почувствовать привкус чего-то травяного и терпкого, похоже, это и была та самая магическая составляющая. При сильном вникании улавливался и лимон, судя по всему, служивший вкусовой добавкой, причем очень плохой, так как из всех вкусов он был самым слабовыраженным.       — А теперь, думаю, тебе нужно полежать с десяток минут, — сказал Терни, когда емкость с целебной жидкостью опустела. — Дуэро, что там с Даниелем?       — Опять руки сломал.       — А ноги?       — Целы.       — Это хорошо.       Терни приподнялся, посмотрел куда-то на землю рядом с Талардом.       — Интересная вещица, — сказал он, подходя к точке своей зрительной концентрации, после чего нагнулся и поднял предмет.       Послышался шуршащий металлический звук.       — Видишь, — произнес Терни, поднимая щит, — сама судьба поспособствовала тому, чтобы ты показал мне спрятанную под плащом реликвию.       Талард тоже посмотрел на отстегнувшийся во время падения щит, сжимаемый Терни. Треугольная форма, внизу вытянутая и скругленная, была полностью окантована серебром. Поверхность внутри окантовки была гладкой и снежно-белой, с лазурным стропилом, доходящим до верхнего ребра. Из нижней части стропила симметрично выходило пять светло-голубых цепей, перекрывающих пару расправленных крыльев того же лазурного оттенка.       — Бродяга вроде тебя за двадцать жизней на такой не заработает, — сказал Терни, с чем-то вроде уважения осматривая щит. — У кого своровал?       — Не твое дело.       — А материал-то какой. Ни одной вмятины, только на серебряной окантовке две неровности есть. Только вот знак не узнаю, хотя мотивы знакомые. Не дружина Греффена? Нет, там между крыльев был меч. А может… М-м, тоже нет. Не подскажешь?       — Не подскажу.       — Ну и вредный же ты. Ладно, забирай.       Терни подошел и положил щит на левую сторону груди Таларда, где ребра были целы.       — Признаюсь, стоило бы тебя бросить тут, а этот драгоценный щит оставить себе. Но, что уж поделать, товарищество на то и товарищество, чтобы этим не заниматься.       Сзади, с вытянутой части яра, послышался хруст.       — Похоже, я нашел нам обед, — сказал Альбур, брезгливо на вытянутой руке неся две тушки птиц.       — Откуда ты их взял? — удивленно спросил Терни. — Неужто охотиться научился?       Альбур усмехнулся, фыркнув.       — Они дрались за гнездо, закончилось ничьей. Неужели ты подумал, что я способен умертвить животное?       — Ну, фурри ты умерщвляешь еще как.       — Они – люди. Просто обращенные и еще более мерзкие, чем первоисточник. С животными их объединяют только некоторые внешние черты…       — Да-да, — перебил Терни. — Давай, разводи костер.       Еще до того, как еда была приготовлена, придвиос подействовал, и Талард смог встать. Все тело, в особенности грудную клетку, пронизывала ослабшая боль, однако парализовала она уже не до степени полной недееспособности.       Отобедали прямо на дне оврага, двинулись по нему же, в попытках найти более пологий склон.       

***

      День близился к концу, а погода и окружение были все такими же мерзопакостными. Поиск участка яра, где можно было достаточно спокойно выбраться из углубления, прошел довольно быстро и не сильно сместил группу от запланированного маршрута. Тем не менее, этого смещения хватило, и группа сбилась с пути. Вскоре попытки найти тропу были оставлены, и пятерка двинулась напрямую на север.       Окружающее пространство обволок вечерний туман. Хотя группа, за исключением Даниеля и Таларда, была в боеспособном состоянии и при оружии, вид туманного леса высасывал всю уверенность. Вместо давящих уханий и воя, разносящихся где-то вдали, над путниками нагромоздилась мертвая тишина, лишь хворост трескался под ногами, да походная экипировка монотонно пошаркивала и стучала.       Практически целый день ходьбы с небольшим перерывом на незапланированный полет и привал давал о себе знать: Талард заметно устал, голова начинала слегка кружиться. Благо, придвиос сделал свое дело, и ребра теперь не донимали, по крайней мере пока не предпринималась попытка сделать глубокий вдох или наклониться вправо. Соратники, то ли тоже уставшие, то ли напряженные темнеющим лесом, выглядели нервными. Дуэро каждые несколько минут поправлял шляпу, накреняя ее вперед. Между этими действиями он почесывал левую руку. Талард только сейчас заметил, что Исбанский аристократ носит разные перчатки: на правой руке была обычная темно-синяя, практически черная кожаная перчатка, богатая, но скромная, доходящая до середины предплечья. На левой же была тоже дорогая, не броская кожаная перчатка, однако ее черный цвет был лишен всяческих намеков на темно-синие нотки, а длина доходила до локтя, даже немного выходя за него. Шорканьям Дуэро по своей левой руке аккомпанировал Альбур, начавший что-то бормотать себе под нос. Вскоре Даниель превратил этот музыкальный дуэт в целый ансамбль, начав тихо посвистывать. Помимо Таларда не музицировал только Терни, ведущий группу и сверяющий направление, периодически вглядываясь в просачивающееся сквозь ветви солнце, уже краснеющее и приближающееся к горизонту.       От скуки в отсутствии мыслей в голову начали закрадываться далекие воспоминания и образы.       Родная деревня. Массивные ворота в город. Ежегодная ярмарка. Первое убийство. Развивающиеся белоснежно-лазурные знамена с крыльями, перекрытыми пятью цепями.       — Все исследования, весь бюджет – и ничего, — бухтение Альбура усиливалось, делаясь различимым. — А говорили мне, иди в дом пиромантии, там и средства, и перспективы больше. Но нет, не послушал. И что теперь? Шляюсь тут черт пойми с кем черт зная где, пытаясь заработать на новую установку. А ведь сам верховный архивариус отмечал фундаментальность моих исследований. Но кому какое дело, что там думает этот старый пень, пока это не приносит прибыль или не позволяет занять пост постарше. Но ничего. Две последние переменные в уравнении – и эта кучка недоумков поймет, что перспективно, а что нет.       — Слушай, Талард, — Терни сбавил шаг, оказавшись рядом, — А как ты хотел бы умереть?       Талард, слегка улыбнувшись, посмотрел на собеседника. Глаза того как никогда сверкали своими двумя главными чертами: зашкаливающим пессимизмом и кислой жизнерадостностью. Если бы не иссякшие еще вчера запасы алкоголя, Талард бы подумал, что спутник пьян.       — Не знаю, — признался он.       — Ну должен же ты был когда-нибудь задуматься об этом. О каком-нибудь самом желаемом пути покинуть все это.       — Может, и задумывался, — аура откровенности передалась и на Таларда. — Но ненадолго. Смысл, если это будет последним воспоминанием, и возвращаться к нему не выйдет?       Вид чуть прищуренных глаз Терни давал понять, что этот ответ принят не был.       — Допустим, — капитулировал Талард, — в объятиях молоденькой девушки. Чем интимнее – тем лучше.       — Даже если ты помрешь от того, что эта самая девка вонзила клинок тебе под брюхо?       — Если достаточно красивая, то почему бы и нет.       — Неплохо. Я бы, вот, тоже хотел помереть рядом с дамой, только при более пошлых обстоятельствах. В собственной вилле, где-то на южном берегу Апельсинского полуострова. Ну или хотя бы где-то посередине, не выше Батякана. Северные берега, говорят, не такие пейзажные.       Ветки продолжали хрустеть под ногами.       — Я же, — продолжал он, — всю свою жизнь только и делаю, что пытаюсь заработать на беззаботную старость и небольшое имение.       — А кто не пытается. Ну, кроме тех, кто при этом всем уже с рождения.       — Тоже верно.       — Ты за маршрутом то следишь?       — Да к черту этот маршрут. Идем на север – вот и хорошо. Все равно более точно я ориентироваться в этом лесу не могу.       Быстро смеркалось. Надо было задумываться над поиском места для привала и ночлега.       Самопроизвольные мысли становились все навязчивее.       С холма открывался вид на небольшую, но живописную крепость. Уже отсюда было видно, что рвы, окружающие стены, не очень глубокие, так что поднятый мост не станет проблемой. Рядом стоял и портил пейзаж долговязый знаменосец, с гордым выражением лица обхвативший белоснежно-лазурный штандарт. За последние шесть осад это был уже четвертый его носитель. Скоро эта кампания должна закончиться.       Бормотание Альбура все усиливалось, судя по тематике заходя на четвертый круг повествования. Бубнить себе под нос начал и Даниель, пустившись в поддерживаемую им же беседу о замках, власти и управлении. Терни, судя по расплывшейся по всему лицу кривой улыбке, сейчас думал о смерти от инфаркта в борделе. Ну, или просто о борделе. Дуэро правой рукой метался от левого запястья к рукояти рапиры, постоянно оглядываясь за спину или напряженно и сосредоточенно разглядывая совершенно случайную точку вдалеке.       Эйфория от выигранной битвы все еще приятно щекотала нервы. Рядом с кучей горящих знамен прежних владельцев крепости лежал долговязый, сложившийся пополам от удара алебардой. Очередная победа – очередные потери. Скоро все это закончится. Скоро наступит последняя, решающая победа.       Талард шел, пропадая в своих мыслях. Он знал, куда они забрели. Еще в детстве слышал про такие леса.       Однако остальным он об этом не сказал. Не было смысла преждевременно приносить плохую новость.