Как преуспеть в Тёмном чародействе (Без особых стараний) / How to Succeed in Dark Wizardry (Without Really Trying)

В итоге они сталкиваются с Гарри и Гермионой во время покупки школьных принадлежностей. Ну — Гермиона покупает школьные принадлежности. Гарри в основном глазеет в витрины, разглядывая последнюю модель гоночной метлы в магазине «Всё для квиддича». — Рон, — тоскливо вздыхает Гарри, — ты только посмотри на неё, — взмахивает он рукой в сторону «Молнии», стоящей прямо посреди витрины, но удерживает руку на значительном расстоянии, несмотря на укреплённое магией стекло между ними и метлой. — Она просто — ах-х, мне не стоит. Рон смотрит на ценник. На нём множество нолей — достаточно, чтобы даже один вес необходимых монет делал невозможным просто зайти и купить её. Это уж точно цена для того, чтобы «заскочить в банк, чтобы всё подготовить». — Она — она прекрасна. Это очень красивая метла. То, что она стоит больше, чем три готовых зарплаты папы, не значит, что она, по крайней мере в какой-то степени, не стоит своих денег. — Вырезанная вручную, Рон, — говорит Гарри, очевидно, читая с маленькой плашки возле метлы, где выписаны все спецификации. — Более аэродинамичная, чем «Пуля-300», прутики подобраны штучно, покрытая драконьей смолой. — Круто, — говорит Рон, потому что так и есть. Но для него это круто в каком-то очень туманном смысле — конечно, она выглядит здорово, но не то чтобы доступна. В любом случае, в том, что касается мётел и квиддича, лучше разбирается Джинни. Рон, конечно, играл, но только с семьёй и не то чтобы в нём особенно хорош. Рон мог бы выбрать что-то на стеллаже с уценёнными товарами. Сумма на самом маленьком ценнике всё равно была выше, чем годовая зарплата его отца до вычета налогов. — Скажи! — глаза Гарри практически светятся от восторга. Его лицо озаряется таким сиянием, что Рон едва может его узнать. — Она сделана из бальзы с пробковым сердечником, так что должна быть очень лёгкой! — Разве это не делает её очень хрупкой? — Подумай о скорости, Рон! (Рон, решив, что это крайне бесполезная тема, чтобы биться за неё насмерть, предпочитает не указывать на то, что пробковые сердцевины были запрещены в профессиональных играх буквально столетиями. В них неправильно распределён вес, отчего мётлы очень сильно сбивались и часто странно себя вели в сырую погоду. Это делает их склонными к лопанью посреди сезона. Если игроку повезёт, это произойдёт не в воздухе. Игроки обычно не были такими везучими. А ещё, конечно, эти мётлы быстры, но также и дороги, с большим отрывом, отчего владеть ими нечестно.) — Ага, должно быть, быстрая, — под нос вздыхает Рон и чешет руку. Она слегка зудела — Скабберс стал слишком обидчивым после возвращения из Египта, и Рон начинал думать, что у бедной крысы завелись блохи или что-то в этом духе. — Где Гермиона? — Она, э-э, — взмахивает Гарри в сторону торгового центра «Совы». — Там. Кажется, она говорила, что хочет завести питомца? — Хм, — говорит Рон. — Она покупает сову? — Наверное? — пожимает плечами Гарри. — По правде, я не уверен. Думаю, она просто хочет что-то своё, понимаешь? Рон это понимал, возможно, даже слишком хорошо. Но… Об этом ему не хотелось сильно задумываться. — Хм, — Моргана, ему и впрямь не хотелось больше разговаривать о «Молнии». — Ты уже купил учебники? — Есть этот — один кусается, Рон, разве это не потрясно? — широко, обнажив зубы, улыбается Гарри. — По уходу за магическими существами, ну знаешь, предмет Хагрида, — пожимает плечами Гарри. — Я затянул свой ремнём, чтобы держать закрытым. Хм. Рон собирался либо одолжить у кого-то учебник, либо использовать один из старых бестиариев Чарли — в конце концов, он прошёл всё, что только мог, по уходу за магическими существами, а потому у них было достаточно учебников, разбросанных по дому. А поскольку оказалось, что книги разумны, эта идея казалась всё более удачной. Не зря же не далее как полгода назад разумом Джинни буквально завладела живая книга. Рон не будет рисковать, спасибо. В итоге Гермиона покупает сущего демона, а не кошку. Большого, рыжего, пушистого — Рон бы решил, что это жмыр, лишь по его размеру и тому, каким умным он кажется, но ему не хватало шестого пальца. Он огромен, агрессивен, а когти у него до ужаса острые, но животное нравится Рону. В смысле, он испытывает перед ним здоровый страх, но в целом кот ему очень нравится.

--

На вокзале всё идёт вполне обычно, за исключением того, что там нет ужасных родственников Гарри. В смысле, обычно их и нет поблизости, но всё же его всегда подвозили на Кингс-Кросс, а не давали пользоваться камином и всё такое. Это как-то сурово, замечает Рон, когда Гарри выползает из общественных каминов платформы 9¾, сгорбившегося над огромным сундуком с совиной клеткой и «Нимбусом 2000», а ещё подросшего на несколько дюймов, будто он не до конца привык к тому, что немного выше. Рон машет ему, но Гарри требуется какое-то время, чтобы разобраться со своими вещами, и ещё немного, чтобы погрузить их на тележку и передать одному из кондукторов, кроме мантии, которую он просто сворачивает и несёт под мышкой. Кот Гермионы шипит из расфуфыренной переноски, которую она таскает за собой. Рон так-то может его понять. — Привет! — задыхаясь, говорит Гарри. — Простите, что немного опоздал, я проспал, а потом мне нужно было расплатиться в «Дырявом котле», но у меня не было сиклей, поэтому пришлось разменять пару галлеонов, чтобы было проще рассчитаться, а камин в «Дырявом котле» такой маленький и… — Содрогнувшись, он делает глубокий вздох. — В общем, пойдёмте, а? Мне не терпится вернуться в школу. — Ой, конечно! — выдавливает из себя улыбку Гермиона, которая кажется вымученной лишь на четверть. — Но нам может быть трудно найти места — думаю, почти все уже погрузились. Вообще-то это небольшое преуменьшение — практически единственные оставшиеся на платформе люди — плаксивые первокурсники и их родители со слезами на глазах. Почти все купе в самом поезде уже заняты, поэтому они добираются до самого конца последнего вагона. Рон замечает Перси с Оливером, вратарём Гриффиндора, а через несколько вагонов — Джинни с Невиллом и какой-то блондинкой, которую Рон не узнаёт. Рону почти хочется сесть в вагон, где с убийственным выражением лица сидит одинокий Маркус Флинт (И кстати, разве он не был на седьмом курсе в прошлом году? Жесть.), но Гарри не особенно этому рад, а Гермиона смотрит на него с осуждением. В итоге они оказываются в хвосте поезда, рядом с каким-то спящим стариком. (Стариком в смысле «с мужчиной с усами, который выглядит так, будто сам заполняет свои налоговые декларации», а не старым, как Дамблдор.) Но всё же это купе, поэтому они в общем-то застряли с ним, только если Гарри и Гермиона не решат присоединиться к Флинту. В смысле, Рону бы хотелось, но они настороженно относятся ко всем, кто не из Гриффиндора, так что… В общем, они заходят. Мужик даже не шелохнулся. («О, Моргана, — задумывается на секунду Рон, — он что, мёртв?» Но потом он всхрапнул, и Рон решает, что вообще-то нет.) Мужик достаточно взрослый, чтобы быть профессором, — скорее всего, так и есть, — но это не объясняет, почему он в «Хогвартс-экспрессе». Рон не уверен, как преподаватели попадают в Хогвартс, но он никогда раньше не видел их на чёртовом поезде. Единственный взрослый там обычно — ведьма с тележкой, которая развозит сладости, и, возможно, кто-то, кто ведёт поезд. Наверное. — Что ж, — говорит Гарри после недолгого молчания, когда все расселись. Рон оказывается возле странного мужика, но между ними достаточно места. — Как прошло ваше лето? — В Египте было здорово, — отвечает Рон, решая не упоминать весь тот бред, во время которого заключил сделку с богом. — Гермиона? — Мы поехали во Францию, на Ривьеру, — слабо улыбается она. — А когда вернулись, я столько всего прочитала перед началом занятий! Я записалась на все… — смолкает она, слегка покраснев. — В общем, да, много читала. А ты что делал, Гарри? Гарри чуть-чуть морщится, а затем говорит: — По правде, немного, но кое-что произошло: я видел большую чёрную собаку и ездил на том странном автобусе с кроватями? Рон не может удержаться: — Ты видел грима? — Кого? — Грима? — пожимает он плечами. Может, маглы о нём не знают. — Большая чёрная собака, возможно, с жёлтыми глазами, она просто появляется из ниоткуда в неожиданное время, чтобы напугать? — Гарри и Гермиона вообще не врубаются. — Это… Это что-то вроде предзнаменования? — А! — восклицает Гермиона, пожалуй, не так тихо, как должна, учитывая, что рядом с ними спит мужчина, которого они пытаются игнорировать. — Это что-то из прорицаний! Рон кивает: — Ага. — Мне это кажется немного подозрительным, — подмечает она. — В смысле, как часто мы встречаем чёрных собак? Должно быть, просто совпадение, вроде того, что чёрные кошки злые. Рон прикусывает язык, потому что все, даже дети малые, знают, что байки про кошек — плохое понимание маглов того, как работают фамильяры, и это, по сути, пережитки прошлых лет, когда повсюду носились толпы крыс, ну, знаете, до того, как появилась общественная канализация. В свою очередь, грим… Это волшебное предзнаменование, равнозначное тому, как вернуться домой и увидеть, что дверь не заперта: плохой знак того, что ты опоздал, но всё ещё можно выбраться живым, если ты не совсем тупой. — Ага, — говорит Гарри, — не знаю, Рон, но пёс дал себя погладить, так что, пожалуй, не такие уж это плохие новости. — Как скажешь, — рассеянно подмечает Рон, что уже почти минуту потирает руки. — Вам не холодно, потому что мне как бы да?.. Гермиона смотрит в окно: — Стемнело раньше, вам не кажется? Но было не просто темно, а темно, как перед сильной бурей. Типа такой бурей, как когда ты чувствуешь её приход костями где-то за час до наступления. — Не уверен, что… Поезд резко останавливается с визгливым скрипом. Гарри дёргается вперёд на сидении, почти падает, но Гермионе удаётся удержаться, закинув ногу на скамью напротив, между Роном и мужчиной, который, на удивление, всё ещё крепко спит. — Ладно, серьёзно, — говорит Рон, потому что кажется, что его кожа начинает съёживаться и отваливаться. — Больше никому не холодно, потому что мне очень?.. — смолкает он не потому, что ему больше нечего сказать — есть, — но потому что что-то происходит с лицом Гарри. Оно как бы резко и полностью зажимается. Не как от мышечного спазма, но как если бы его заменили не очень подходящей восковой скульптурой. Кроме его глаз, в которых расширились зрачки, а сами они бегают туда-сюда. Где-то вдалеке, гораздо ближе к двигателю поезда, кто-то вопит и резко прерывается. Опускается туман. Или — он уже и так был долгое время, но становится гораздо гуще, неестественно лежит где-то на уровне колен и полностью непрозрачен. Рон не видит собственных стоп, что странно, потому что, ну, они у него всегда были. А теперь кажется, будто уже нет. От этого его мозгу хочется чуть-чуть выпустить пар из ушей. Рон слишком быстро дышит. Он только что заметил это, но… Он будто не может остановиться, и становится только хуже. Парит, но в плохом смысле. Раздаётся ещё один крик — более визгливый, по правде, и, судя по тому, какой он высокий и быстрый, гораздо ближе, чем первый. Казалось бы, в проходе должны звучать шаги, но нет. Но что-то — что-то, насколько это возможно представить омерзительное, — приближается. Дверь купе открывается сама по себе, скрипя по своим старым, заезженным рельсам, а затем к ним заглядывает оно. Первое, что Рон вообще может осознать, — чёрная ткань. Она слишком близко, слишком всепоглощающая и буквально высасывает воздух из помещения, повиснув на парящей тенистой фигуре, отчего у Рона кровь в венах превращается в лёд. Купе становится невыносимо туманным, и фигура поворачивается, сначала глядя на Гарри и Гермиону, а затем, через некоторое время, на него и странного спящего мужчину. После изучения спящего существо снова смотрит на него, наклоняется ближе, пока расстояние между ними не остаётся примерно ладонь. У Рона перенасыщение кислородом, он в этом уверен, но почему-то не может остановиться. Всё плывёт, всё не так, всё полностью отключено. Кто-то издаёт тихий пронзительный звук, но Рон не понимает, кто, потому что не может отвернуться. Лицо, если это можно так назвать, в тени капюшона едва различимо. Свет падает на чёткий угол скулы, слишком острый, чтобы быть человеческим, а в глубине больших глазниц что-то вспыхивает. Челюсть расцепляется, раскрываясь шире, чем под силу человеку, а слишком длинные, похожие на иголки зубы разъединяются, и Рон видит продольный разрез, в котором собирается энергия в месте, где должен быть язык. — Экспекто Патронум! — кричит кто-то за его спиной, перед ним проносится серебряный туман и прямо-таки физически отталкивает существо в плаще. Практически в ту же секунду Рону кажется, что он снова может дышать, и он не уверен, когда перестал это делать сам по себе. Моргана, но ему просто хочется заползти в шкаф и остаться там на, типа, месяц. — Дементоры, — бормочет кто-то возле него. — Серьёзно, Альбус? В чёртовом поезде? — говорит взрослый, с которым они делили купе, который, видимо, наконец-то проснулся из-за существ, пытающихся его съесть. Мужик смотрит на Гарри: — А, дерьмо. Он начинает рыться в своей дорожной сумке, дёргая за язычки молний со скоростью, выдающей его глубокое раздражение: — Ну же, я знаю, что где-то должен быть — ага! Мужчина вытаскивает слегка помятую плитку тёмного шоколада. Из дорогих, с большими кусками соли, вдавленными сверху. — Что? — говорит Гермиона всё ещё заикающимся голосом, но берёт себя в руки. Рон определённо уверен, что его разговорам ещё какое-то время не суждено случиться, но что поделать. — Дементоры, — говорит мужик, разворачивая шоколадку и отламывая уголок, и передаёт кусочек в руки Гарри. — Шоколад помогает. Таким же образом кусок передают и Рону, и он начинает его есть на автомате. Он смотрит на противоположное сидение, где Гарри на него просто таращится, а шоколад начинает таять в его руках. Через некоторое время поезд мощно кренится, а затем снова начинает движение, медленно набирая скорость. Наконец, Гарри удаётся вгрызться в свою шоколадку. — Кто Вы? — спрашивает Гермиона с некоторым благоговением, но всё ещё остаётся в замешательстве и потрясении. — Ах да, — слегка дёргается мужчина. — Я Люпин. Ах — профессор Люпин, я ваш новый учитель по защите от Тёмных искусств? Ну, думает Рон, по крайней мере, он, кажется, знает, что делает. Его резко осеняет. С тех пор как он, ну, начал активно заниматься тёмными искусствами, тот, кто знает, что делает, пожалуй, не к добру. Ну что ж. Он может сжечь этот мост, когда перейдёт его.

--

Той ночью Рон лежит в своей кровати и пялится в потолок в течение, кажется, многих часов. Он проверил, прошло около сорока пяти минут, но он вот-вот начнёт лазать по стенам, как одержимый кот. Что-то в произошедшем в поезде не даёт его мозгу отключиться. Рон идёт в ванную как можно тише, поворачивает кран с холодной водой и брызгает ею себе на лицо, потому что это кажется хорошей идеей. Ледниковая вода, к сожалению, не перезагружает его мозг так, как он надеялся. Буквально всё, что изменилось, — теперь его лицо холодное, а пижама мокрая. Он набрасывает на себя домашнюю кофту (настолько заношенную, что она, пожалуй, могла в какой-то момент принадлежать его двоюродному дедушке, да ещё и с самой омерзительной клеткой, известной человечеству) и спускается в гостиную. Он думал, что будет единственным бодрствующим, но там Джинни бесстрастно смотрит на огонь. — …Привет? — говорит она, глядя на него с ошеломлённым видом. — Разве ты не должен спать? Рон поднимает руку в жесте, который можно было бы расценить приветственным взмахом, если бы в нём было хоть чуть больше энтузиазма: — Я просто — с этой штукой в поезде, которая пыталась меня съесть, а потом, ну, возвращением сюда, сон просто… Не идёт, думаю, — моргает он, глядя на неё. — А ты почему не спишь? Джинни швыряет ему ближайшую подушку. Она довольно старая, так что, когда ударяет его прямо в лицо, оказывается вполне себе тяжёлой и воняет. — Ох, Рон, даже, блин, не знаю, что случилось в прошлый раз, когда я сюда приехала? Чёрт, действительно. — А, э-э… Прости. Мне стоило помнить. — Прошло всего лишь четыре месяца, Рон! Блин. Рон — худший брат, разве нет? — Я хотел пойти прогуляться, — вместо этого говорит он, эта мысль укрепилась в его сознании лишь когда сорвалась с его языка. — Хочешь со мной? — Рон, — говорит Джинни. — Нас поймают. Да ну? — В смысле, старосты уже точно на своих факультетах, это же ночь первокурсников, да? И то же касается деканов, наверное, так что-о-о-о-о… Она моргает, уставившись на него. — Рон, — говорит она, глядя ему прямо в глаза. — Это слишком коварно. — А что, если у меня есть скрытая сторона? — …Точно. Ладно, — смотрит она на него. — Но если мы на это пойдём, это будет настоящее приключение, правда? Если я рискую наказанием после уроков, это должно быть ради чего-то клёвого. — Ну, в смысле, — говорит Рон, — единственное действительно клёвое место из тех, что я знаю, — Тайная комната, и я не думаю, что ты бы… — Давай, — теперь в её взгляде пылал огонь. Они оба были слишком возбуждены для часа ночи, но она попросту горела энтузиазмом. — Я о ней ничего не помню, и мой психолог говорит, что важно закрыть гештальт или что-то в этом духе, а я просто очень хочу увидеть змею, Рон. — Х-хорошо-о, — говорит Рон, растягивая слово. Это не похоже на отличную затею, да и ладно. — Может, тебе надеть ботинки? Потому что, ну, там скелеты и всё такое, вряд ли ты хочешь там порезаться. Джинни кивает: — Хорошая идея.

--

— Значит, ты хочешь сказать, — говорит Джинни, делая выразительную паузу, — что вход в Тайную комнату… возле толчков. — …Это определённо раковина, — Рон не может устоять перед возможностью, чтобы разыграть гондона. Она шипит на него, как особенно озлобленная кошка: — Ты знаешь, о чём я, — вздыхает она. — Просто в этом нет смысла? Рон наклоняется к маленькой змее, вырезанной на раковине рядом с краном, и начинает издавать свистящие змеиные звуки, но жестом просит её продолжать. — Значит, Хогвартс, типа, чертовски старый, да? Типа, слишком старый для водопровода, старый — ты знаешь, что люди раньше буквально просто срали на пол, АГХ! В общем. Если она была построена до изобретения водопровода, почему она соединена с трубами и в туалете???? — раздражённо вздыхает она. — У меня так много вопросов! В глубине стены что-то щёлкает, и Рон отступает назад, пока раковина отодвигается, открывая туннель. — Стой, — говорит он, — ты права, в этом нет смысла! — Может, в Лите есть профсоюз сантехников-волшебников, которые об этом знают? — Я имею в виду, — смотрит Рон смотрит в зияющую дыру. — Ну подумай сама, не похоже, чтобы эти богачи нанимали рабочих из профсоюзов. — Ты прав, — смотрит Джинни в дыру. — Значит, нам надо просто прыгнуть в неё или как? — По-моему, в прошлый раз там было что-то вроде горки? — Пойдёт, — слегка приподнимает штаны Джинни, делает несколько шагов вперёд и погружается в пустоту ногами вперёд. Чёрт побери, отстранённо думает Рон, когда это его младшая сестра успела стать клёвой?

--

Примерно на полпути по туннелю, после того как они приземлились и начали пробираться к Тайной комнате, на земле разливалась лужа желейной крови. — Фу, — с восхищением говорит Джинни, наклонившись. — Как мерзко, что это? — Может, Локхарта? — вспоминает Рон: похоже, это то самое место, где палочка начала извергаться кровью. — Честно говоря, я не уверен? Казалось бы, она должна была уже высохнуть, но, может, здесь слишком влажно? — Это, типа, много крови, — берёт она лежащий неподалеку камень — что-то длинное и тонкое — и тычет в лужу. Лужа слегка подрагивает. — И ещё, мне кажется, это ненормально? — Не знаю, — говорит Рон, — я не маг крови, — Рон ненадолго задумался, вспоминая, как он постоянно пускал кровь на что попало, а потом происходила тёмная магия. — По крайней мере — не в этом смысле. Ну, знаешь, с медицинской точки зрения. Джинни встаёт и грозится ему окровавленным камнем: — Ты мне что-то не договариваешь. — Ну как бы, — говорит Рон, не желая лгать любимой сестре, — да? Она хмыкает: — По крайней мере, честно. Не собираешься рассказать мне? Он хочет — боги, как он хочет, — но это вряд ли хорошая идея. Но он всё равно это делает. Всё выходит впопыхах. — Что ж, возможно, я стану тёмным волшебником, и у меня это хорошо получается, и, пожалуйста, никому не говори, ладно, вообще никто не должен знать, что у меня бывают странные видения и я занимаюсь тёмной магией. Кровавый камень падает из её руки в лужу с откровенно тревожным «чавк»: — Ты… занимаешься тёмной магией? — Ну да? — выходит немного нервно. — Хм, — говорит она, осматривая его с лёгким беспокойством. — Это кое-что объясняет. — …Например? — Даже не знаю, может, почему твоя палочка постоянно кровоточит, — закатывает она глаза. — А теперь пошли, я хочу посмотреть на змею. — Ты не — ты не злишься, ничего такого? Она моргает в ответ: — В смысле, ну серьёзно, мы оба знаем, что двоюродная бабка Лукреция поковырялась своими пальцами во множестве пирогов. Просто не примыкай к Пожирателям смерти и не пытайся воскресить Гриндевальда или что-то в этом духе. У него с плеч будто падает десятитонный груз — о весе которого он даже не догадывался: — Я и не собирался? В смысле, он же злодей. — …А воскрешение — плохая идея. — Ну… — закатывает глаза Рон. — Пошли, давай посмотрим на змею.

--

Змея очень даже до сих пор там и вполне себе нетронутая. — Какая громадина! — голос Джинни разносится эхом по Комнате, отскакивая от каменного потолка на мраморный пол. — Что с её глазами? — Кажется, их выклевал феникс? — сказать по правде, у Рона практически нет воспоминаний о самой битве. По большей части он просто неловко цеплялся за Джинни и собачился с призраком-подростком Того-Кого-Нельзя-Называть, который был ещё и книгой. — О, хм, меч всё ещё здесь. — Это меч Гриффиндора? — Ну, думаю, да? Гарри достал его из шляпы, значит?.. Джинни подходит поближе к голове змеи, и что-то щёлкает в голове Рона, что-то Не Так. Разве змея не должна была разложиться, ну хотя бы немного? Она влажная и тёмная, и повсюду сновали крысы, а она, типа, целая, не считая пары чешуек, так? А, должно быть, ему показалось. Джинни подходит ещё ближе, обхватывает руками меч и мощным рывком вытаскивает его из черепа, как какая-то жуткая версия Короля Артура. — Ой, смотри! — говорит она, поднимая его на свет. — Он весь склизкий! — Должно быть, это яд, — говорит Рон, хотя вообще-то ему хочется выругаться. Моргана, обычно он проще относится ко всяким мерзостям. Джинни кивает: — Наверное, — смотрит она на статую, её каменный рот замер раскрытым в беззвучном крике. — Как думаешь, что там? Хм. Вообще-то Рон об этом ни разу не думал, он больше обращал внимание на неминуемую смерть и одержимость его сестры каким-то выскочкой-Тёмным лордом. Он пожимает плечами: — Может, змеиная кожа? — Хочешь выяснить? — Знаешь что? А давай. Джинни, держа двумя руками меч, кивает, и они вдвоём подходят к статуе. — Это… — наклоняется Джинни ниже. — Это то, что я думаю? — Не уверен? Ведь нужна курица, чтобы вылупиться, разве нет? — смотрит Рон на пару яиц размером с кулак, аккуратно уложенных у дыры в статуе. — Иначе это были бы просто змеи? — Большие змеи? Или просто змеи? — Я не — э-э. Как бы не хочу узнавать, если честно. Джинни тычет в одно пальцем, затем в другое. — Ну, — говорит она, — они тёплые и как будто бы тяжёлые, так что я бы сказала, что они живые. Рон догадывается, к чему она клонит: — Это плохая идея. — Наихудшая, — соглашается Джинни. — Что ж, — говорит он. — Возьмём по одному? — Согласна, — поднимает она одно яйцо и складывает в глубокий карман мантии, затем вытаскивает палочку и бормочет пару быстрых заклинаний, чтобы убедиться, что оно останется на месте. — Думаю, для одного вечера достаточно. Рон кивает и забирает своё змеиное яйцо: — Пожалуй, — остальная часть Комнаты за статуей остаётся в тени. — Хочешь как-нибудь повторить? Джинни кивает, покачивая своим новеньким мечом: — Однозначно. Было круто. — Ты оставишь меч себе? Джинни выразительно на него смотрит: — Разумеется.

--

Рон просыпается через три часа сна и видит, что кот Гермионы каменным изваянием сидит посреди его груди, запуская в его грудь когти так, что это неприятно, но ещё не больно. Он на него шипит. — Ага, ага, — бормочет Рон, закатывая глаза. Он снова на него шипит, на этот раз более отчётливо, затем шипит в сторону ящика, где спит Скабберс. — Не ешь его, это крыса моего брата. Кот загоняет когти немного глубже, чтобы отстоять свою точку зрения, затем спрыгивает. Рон лениво встаёт и начинает переодеваться в одежду, проводя большим пальцем по украденному яйцу в сундуке, пристроенному среди кучи носков.

--

От Большого зала до класса прорицаний восемь лестничных пролётов и стремянка. Естественно, третьекурсникам надо идти туда сразу после завтрака по утрам понедельника, потому что мир жесток. — Мы, — говорит Трелони, устанавливая неприятный зрительный контакт с доброй третью учеников, а затем продолжает, — собираемся открыть ваш третий глаз. Гермиона удерживается от фырканья на своём месте за столиком возле них с Гарри, которого и близко не забавляет происходящее. — На занятиях вас будут в первую очередь оценивать за участие и старание, но с дополнительными баллами за точность, — барабанит она своими длинными искусственными ногтями по столу с тихим «кли-кли-клик». — Некоторые из вас считают, что прорицания — ерунда или лёгкое «П». Вы все неправы. Гермиона закатывает глаза. Гарри пытается обменяться с Роном «ты хоть что-то понял?» взглядом, и ему будто неприятно, что он не получил такой в ответ. Ладно, в смысле, Рон знает, что они не считают, что это истинная ветвь магии, понятно? Но он считает. И раз уж у него появляются странные видения и всё такое, неплохо бы внимательно слушать на уроке. — А сейчас! — говорит Трелони, хлопнув в ладоши. — Начнём с основного упражнения. Вы все, возьмите по чашке из шкафа, и ставим чайники.

--

Гарри таращится на чаинки: — Похоже на кальмара! Но с пятью руками и без головы. — А у меня похоже на чайные листья, вот уж диво, — немного резко говорит Гермиона. У Рона они выглядят точь-в-точь так же, как глаз в Египте. Глаз, который теперь приклеен к его шее. Но он не позволит им этого увидеть, потому что они начнут себя очень странно вести, даже не считая приключения с волшебным видением из-за татуировки: — Мои похожи на глаз, наверное? — Может, потому что ты единственный из нас, у кого открыт третий глаз! — прыскает Гарри. Рон выжимает улыбку, которую на самом деле показывать не хотел: — Может.