Как преуспеть в Тёмном чародействе (Без особых стараний) / How to Succeed in Dark Wizardry (Without Really Trying)

Мандрагоры будут, к счастью, готовы до конца учебного года — это хорошие новости. То, что учебный год закончится, как обычно, в июне, ну… Не такие хорошие новости. Гарри убеждён, что когда ребята начнут просыпаться, они смогут опознать нападающего. Рон, ну знаете, не так убеждён, но неважно — Гарри упрям, как баран, во многих вещах, и это похоже на одну из них. Однажды ранним апрелем Джинни сидит рядом с Роном за обедом. — Рон, мне… мне нужно тебе кое-что рассказать, — она упорно игнорирует Гарри, сидящего напротив них. Джинни уже совершенно алая, но Рон не собирается привлекать к этому внимание. Даже игнорировать Гарри, а не бежать из комнаты и падать замертво в обморок — уже своего рода шаг вперёд. — Это о — ну знаешь, что случилось, э-э… — С тобой всё хорошо? — спрашивает Рон, потому что его сестра очевидно через что-то проходит, чем бы ни было это «что-то», и ему плохо удаётся оставить всё как есть. — Ну правда, ты можешь мне рассказать. — Я в порядке, — огрызается она. — Просто… Ну знаешь, с Комнатой и всем остальным… — она смотрит на дверь Большого зала и замирает. — Слушай, я расскажу тебе позже, ладно? Не произнося больше ни слова, она пулей вылетает из зала. Как по часам в следующее мгновение появляется Перси: — Это только что была Джинни? Рон моргает: — Ты извинился перед ней? — Ну — нет, в смысле… — Перси вздыхает. — Я пытался прижать её в угол, но, оказывается, весь этот ёбаный фарс совершенно вышел из-под моего чёртового контроля, и, блядь, я просто… — Кажется, она возвращается в башню Гриффиндора? — прерывает Рон, пока Перси не успел довести себя до выкриков ругательств по отношению ко всей вселенной, а просто мрачно бормочет их себе под нос. Перси кивает: — Спасибо. Перси убегает, без сомнений, в сторону комнат Гриффиндора, а Рон осторожно кладёт голову на пустой участок на столе и вздыхает. — У тебя всё хорошо, дружище? — ошеломлённо спрашивает Гарри. — Просто зашибись.

--

В общем, дело вот в чём. У Гермионы в руке была зажата какая-то страница книги, и, оказалось, никто в больничном крыле то ли не заметил, то ли не потрудился проверить. К счастью, эта страница — ещё и единственная наводка, которая у них есть про тайну того, что терроризирует учеников. К не такому счастью, оказывается, это чёртов василиск. Василиски, согласно сподручному клочку бумаги, который сохранила Гермиона, наглухо отмороженные. Смертоносный взгляд, яд, который может завалить нескольких драконов одним укусом, и, по-видимому, природный отпугиватель пауков. А ещё у них смертельная аллергия на крики петуха, что несколько странно, но Рон это принимает. Гораздо важнее то, что их, как выяснилось, почти невозможно убить, а один из них находится в ёбаных трубах. Единственная причина, почему никто ещё не умер, заключается в том, что у всех была ограничена видимость — или, по крайней мере, частично ограничена: либо они смотрели через стекло, либо — в отражение воды, либо, как в случае Джастина «Я п̶о̶ч̶т̶и̶ поступил в Итон» Финч-Флетчли, — сквозь призрака.

--

Гарри решает, что вход в Комнату — вход в логово василиска — проходит через туалет для девочек, в котором живёт привидение. — Дружище, — говорит Рон, облокотившись на одну из раковин, вода из лужи постепенно проникает ему в ботинки, — думаю, это можно записать в промахи. — Ты ни черта не помогаешь! — сердито смотрит на него Гарри с того места, где шипел на унитаз. — Думаю, нужно кому-то рассказать, — говорит Рон, не обращая на него внимания. Разумеется, он не помогает, ведь не то чтобы он умеет шептать всякие нежности на ушко сантехнике и находить волшебных змей — это вполне себе прерогатива Гарри. — Чтобы они знали и всё такое. — А когда учителя делали хоть что-то, чтобы помочь нам? — Эм, — говорит Рон, потому что, если быть честным, Гарри в чём-то прав, но ещё ему в большинстве своём вполне нравились учителя. — А Дамблдора сейчас здесь нет, и… И он единственный, кто мог бы что-нибудь сделать! — теперь Гарри уже живописно повис на двери кабинки, тяжело дыша. — Не думаю, что он единственный… Гарри огрызается: — Ты прав! Локхарт может помочь! Он наверняка завалил кучу василисков! Рон, который уже подумывает о том, чтобы позвать Снейпа и Макгонагалл, чтобы они обрушили священный ад на то, что находится в Комнате, счёл разумным промолчать: — Не знаю, Гарри, он кажется… он кажется мне подозрительным, вот и всё. — …Ты просто не доверяешь ему из-за Гермионы, разве нет, — это не вопрос, но Гарри сурово смотрит на него. — Лишь потому, что ты на неё запал… — Что? — опешил Рон. — Я не… С чего ты взял, что я запал на Гермиону? (Не то чтобы, надо заметить, Рон не запал на Гермиону — есть немного, но не настолько, чтобы действовать: в основном ему просто нравилось быть рядом с ней и слушать, что она говорит. Всё это было очень похоже на несколько иную версию дружбы, вот и всё.) — Ты просто всё время возле неё, и вы постоянно о чём-то разговариваете, и ты не всегда даёшь мне… — раздражённо вздыхает Гарри. — Просто ты как будто иногда меня игнорируешь, наверное. — …Я не хотел этого. Это не то — я не… — Рон вновь облокачивается на раковину и пытается придумать, как сформулировать то, что хочет сказать. — Дело не в том, что я на неё запал, а скорее, что с ней иногда легче разговаривать, понимаешь? Гарри моргает, глядя на него с места, где халтурно шипел на какой-то кафель: — …Не уверен? — Мне тяжело даются, ну, разговоры, наверное, — говорит Рон. — А она, э-э, лучше понимает, что я пытаюсь сказать. С ней просто легче, вот и всё. — …Легче? — Дело не в том… Я не говорю, что с тобой трудно разговаривать, просто… — Рону кажется, что его мозг медленно превращается в жижу, поэтому решает сменить тему. — Давай лучше найдём учителя. Нам стоит им рассказать. Гарри кивает: — Ладно.

--

Джинни пропала. Он не видел её с обеда, когда она сказала, что ей нужно что-то рассказать, а потом сбежала, заметив Перси. Точнее, Джинни пропала, а на стене написано очередное послание кровью. «ЕЁ СКЕЛЕТ БУДЕТ ВЕЧНО ЛЕЖАТЬ В КОМНАТЕ» Что, ну, знаете, настораживает.

--

Локхарт ни черта не помогает, конечно. Сюрприз-сюрприз, но мужчина — полнейший шарлатан. А точнее, все книги Локхарта — ложь, которую он сплагиатил, разговаривая с людьми, совершившими эти подвиги, а потом применил заклинания к их памяти, чтобы они не знали даже собственного имени. В общем, Гарри всё равно притаскивает его с собой (Рон вообще не понимает логики этого, если честно), и они дружно маршируют в туалет для девочек, где живёт призрак. Сюрприз-сюрприз, но чёртову комнату затопило. Снова. Гарри наконец-то удаётся пошипеть на правильный кусок фаянса. Несколько сиплых звуков, и вдруг раковины расступаются, открывая зияющую дыру в темноту под школой. Гарри прыгает туда первым. Рон ухмыляется под нос и сталкивает Локхарта следом за своим другом. Он должен сказать, что видеть выражение лица этого придурка, когда его бросил навстречу опасности мальчик предподросткового возраста, — что-то с чем-то. Он откладывает в сторону своё злорадство и скатывается вниз, присоединяясь к Гарри и Локхарту в невероятно мерзком приземлении, покрытом останками, как он догадывается, крыс. (Вероятно, это объясняло, почему Скабберс был так чертовски напуган.) Перед ними, бесконечно уходя в глубину туннеля, распростёрлась огромная змеиная кожа, гребешки чешуи которой поблёскивают в слабом свете их палочек. Ну, в слабом свете палочки Гарри. Локхарт засунул свою в карман. Палочка Рона, в свою очередь… Палочка Рона, к сожалению, в руке Локхарта. Он может видеть, может чувствовать пальцы Локхарта, на которых нет ни единой мозоли, нежно обёрнутыми вокруг её ствола. Он медленно поднимает палочку Рона, кончик чувствует холодный, влажный воздух тоннелей, и жёстко смотрит на обоих. — Вы знаете слишком много, — внезапно зловеще говорит Локхарт. — Я бы сказал, что мне жаль, но, ну, это не так, — ухмыляется он, и это идеальная копия его улыбок, украшающих кабинет. Просто мёртвый взгляд, что по-настоящему тревожно, если знать, что искать. Он поднимает палочку Рона и взмахивает ею: — Обливиэйт. К счастью для Рона, его палочка сегодня особенно злобная, и заклинание не действует. Локхарт пытается снова, на этот раз с большей силой: — Обливиэйт! Его палочка — горячая, горящая, полная — будто что-то выталкивает. Рон не уверен, магия это или что — он несколько занят тем, что находится в полном ёбаном ужасе. Скольжение, взрыв, а потом… — Какого ХУЯ? — кричит Локхарт, и его голос эхом отражается от сырых каменных стен туннеля. Он держит палочку перед лицом, ничего не понимая. Потому что, конечно же, палочка снова начинает кровоточить. О чём Рон, возможно, никому не рассказывал. Только на этот раз она какая угодно, но не вялая. Кровь хлещет из палочки, стекая по пальцам и запястьям Локхарта в такт биению его сердца. Профессор бледнеет и сглатывает. — Это… — руки Локхарта уже в крови, она стекает по бицепсам и капает на рубашку. — Уизли, какого хуя? — Видимо, Вы ей просто не нравитесь, профессор, — Рон видит, как Локхарт сглатывает. И для надёжности — ещё раз. Мужчина холоден — особенно его пальцы, кажущиеся ледяными на фоне пылающего жара палочки Рона. — Такая вот она разборчивая. — Это — ты чудовище, — вздыхает профессор, наполовину падая в обморок о стену туннеля. Он выглядит не столько «бледным», сколько «как труп». — Может быть, — говорит Рон, с отвращением глядя на Локхарта. — Могу я теперь получить свою палочку обратно? — Ты можешь вырвать свою палочку, — Локхарт скрипит зубами, — из моих холодных, мёртвых рук. Рон сдерживается, чтобы не прокомментировать, что в данный момент такая возможность выглядит весьма вероятной: — Просто — пожалуйста? — Блядь… Ты, — говорит Локхарт, и его глаза закатываются в мертвецком обмороке. «Ха, — думает Рон, — это было просто». Он подходит к телу Локхарта и вынимает палочку из рук старшего. Она сразу же перестаёт сочиться кровью, видимо, связь прервалась. — Рон, — говорит Гарри, блин, Рон совершенно забыл, что он здесь, — что это было? Пора прикинуться тупым: — Было что? — Кровь! — произносит Гарри немного пронзительно, но всё же это справедливо. — Что случилось с твоей палочкой, из которой пошла кровь? — Не знаю, — говорит Рон. — Просто иногда она так делает. По крайней мере, технически это правда. Рону не хочется вступать с Гарри в разговор о всей этой практике тёмной магии — не сейчас, им нужно спасать его сестру, чёрт побери! И, возможно, убить василиска, хотя Рон сомневается, что это возможно. — Мы можем поговорить, пожалуйста… — Давай сначала спасём Джинни, ладно? Гарри кивает: — Если ты… Если ты правда поговоришь со мной. Рон кивает, и это не ложь только потому, что он не произносит никаких обещаний. Мальчики продвигаются по сырому каменному туннелю.

--

После того, как Гарри ещё немного пошипел (на этот раз на стену в конце туннеля), они находят саму Комнату. Рон первым делом замечает Джинни, лежащую в дальнем конце, перед большой статуей мужчины, с открытым в беззвучном крике ртом. Не обращая внимания ни на что другое, он бежит. — Рон, — кричит Гарри. — Рон, василиск! — Похер на василиска! — отвечает Рон. — Это моя сестра! — Рон! — начинает следовать за ним Гарри, но Рон не замечает этого. Рон уже на полпути, его ноги гулко стучат по сырому полу из чёрного мрамора. Статуи змей обрамляют дорожку, пасти открыты, с клыков что-то капает. До тела Джинни осталось меньше пятидесяти метров, и Рон вопреки всему надеется, что его ботинки с чужого плеча сейчас его не подведут. Он не может думать ни о чём другом, кроме как о том, жива ли Джинни. Это не — это просто невозможно, правда. Его младшая сестра должна быть жива, иначе вся реальность разрушится. Двадцать метров. Десять. Его ботинки чавкают на чёрном мраморе, пронизанном кварцем, мокрый скрип эхом раздаётся по пещерной комнате. Перед ним лежит Джинни, совершенно невредимая, отчего сразу появляются подозрения. Когда он, наконец, добирается до неё, он прикладывает два пальца на сторону её шеи в надежде почувствовать пульс. Он есть, к счастью, но слабый, прерывистый. А ещё она дышит, замечает он, раз уж теперь он так близко, но неглубоко — слабо, словно что-то давит на неё из-под кожи. Её руки в крови, ярко-красные, а на мантию налипли маленькие пёрышки. — Ох блядь, — говорит Рон, шестерёнки в его голове наконец-то заработали. — Ох блядь. — Рон! — визжит возмущённый Гарри. Наконец-то он поравнялся с ним, раз уж он предпочёл не преодолевать несколько метров мокрого мраморного пола в смертоносном спринте. — Следи за языком! — Смею заметить, мальчик оправдан, — произносит третий голос, практически искажённый. У Рона от него кровь стынет в жилах. — Она всё-таки его сестра, а в клане Уизли не всё солнышко да розы. Джинни определённо вырублена, но ещё уверенно жива, поэтому Рон принимает решение посмотреть наверх. Там стоит юноша, может, семнадцати, может, восемнадцати лет, беспечно облокотившись на большую каменную статую. Он немного размыт по краям и некоего голубовато-зеленоватого оттенка — бесплотный, как сказала бы, наверное, Гермиона, потому что ей нравятся такие длинные, вычурные слова, — и его ухмылка растягивается нечеловечески широко по его лицу. На нём строгие ботинки, рубашка — изысканная, на пуговицах, с множеством мелких, как бритва, складок, волосы вьются, но уложены в причёску, за исключением нескольких прядок на висках. Он выглядит, за неимением лучшего слова, «старомодно». Флюиды, исходящие от этого полуживого парня, абсолютно гнилые. — Ты какое-то при… — Риддл, — произносит Гарри, перебивая его, признаться честно, очень тупой вопрос. — Я должен был догадаться, что ты стоишь за этим. Этот придурок «Риддл» приподнимает бровь: — Да что ты? — С — с дневником и всё такое, — вздыхает Гарри, робко отводя взгляд в сторону. — Ты привидение? Или что? Риддл закатывает глаза: — Воспоминание, заключённое в дневник на пятьдесят чёртовых лет. Вот дерьмо, думает Рон, нужно сматываться. И поскорее. В этой ситуации нет ничего, что не стало бы лучше, если выбраться из этой проклятой пещеры. — Ты можешь нам помочь? — с надеждой спрашивает Гарри. — Раз уж ты, знаешь ли, воспоминание и всё такое, а Джинни писала тебе несколько месяцев? Риддл ничего не отвечает, видимо, погрузившись в раздумья. — Ладно, — говорит самому себе Гарри. — Рон, ты можешь взять её руки? Я могу взять её ноги, а потом… — Ты ошибаешься, если думаешь, что я выпущу хоть одного из вас, сопляков, из комнаты живым, — буднично произносит Риддл, наклоняясь, чтобы поднять палочку Гарри с того места, где она выпала из его кармана во время бега. — Вы неплохо справились для двух двенадцатилеток с одной половиной мозга на двоих, но, думаю, пора завязывать с этим фарсом. Гарри от шока бросает ноги Джинни, как говнюк: — Но — но дневник! Ты сказал, что это был Хагрид! — Я солгал, глупое дитя, — фыркает Риддл, выпустив облачко призрачного дыма в холодном, влажном воздухе комнаты. — Вы с девочкой были для меня слишком лёгкой добычей. Я знаю о тебе всё, о её плоской влюблённости, о её недоумке старшем брате и её любимых звёздах квиддича. Я знаю обо всех её подружках, и я знаю, что она не написала ни строчки родителям с тех пор, как проснулась в коридоре с размазанной по рукам кровью. Риддл наклоняется над ними, нависнув: — Я знаю её самые потаённые мысли, я ими питался, — что-то вспыхивает в его глазах. — Я брал всё, что она мне давала, и рос, иссушивая её, пока не осталась только шелуха. Оболочка. Маленькая, идеальная марионетка. Рон вполне уверен, что его дело чести — убить этого парня, кто на самом деле привидение внутри книги, но он не уверен, как сделать это, кроме того, чтобы поджечь и развеять пепел. Он без слов рычит и пытается приподнять остаток мёртвого груза Джинни (не мёртвого, никогда не мёртвого, пока нет). У него не получается, потому что ему двенадцать, и он долговязый, и не привык тягать вещи примерно размера и формы своей младшей сестры. — А когда маленькая шлюшка выбросила книгу, её нашёл никто иной, как ты, Гарри Поттер, — «Смерть слишком хороша для этого призрачного придурка», — думает Рон. Он стискивает зубы так сильно, что слышит, как они скрипят друг о друга. Призрачная форма Риддла как будто наполняется, растёт, занимает всё больше места. — Заполучить твоё доверие было просто — мне всего лишь нужно было ответить тебе и показать полувеликана, и ты впустил меня в свой разум. — Ты — ты подставил Хагрида! — визжит Гарри, будто всё встало на свои места. Рон решает, что не в курсе о некоторых конкретных частях этой истории. — Тогда ты… — Он был отвратителен, пригоден только для ухода за существами с ещё меньшим интеллектом, чем у него. Не моя вина, что он так и не научился уважать тех, кто выше него, — насмешливо хмыкает Риддл. — Ты думаешь, это случайность, Поттер? Я специально освободил её и оставил дневник, чтобы потом как-нибудь повторить это снова. Отбор — чистку этой школы от недостойных. Рон бормочет себе под нос, без слов, но что-то высокопарное и отвратительное. Он просовывает руки под мышки Джинни, поскольку Гарри полностью отвлёкся от помощи, и пытается оттащить её подальше от психованного призрачного книжного урода, который овладевал ею весь год. Это не самое достойное предприятие, но ему удаётся пройти почти метр, когда… — Не думай, что только потому, что ты молчишь, я тебя игнорирую, Рональд, — говорит Риддл, неожиданно глубоко заглядывая ему в глаза. — Ты поковырялся своими пальцами во всех пирогах, не так ли, маленький тронутый пустотой гремлин. — Джинни писала об этом? — возможно, это не самая важная часть всего заявления, но именно это первым вылетает изо рта Рона. — Ты, полный болван, дышащий ртом, ты был разбит и восстановлен, ты, тупой недоумок. Если знаки не видны, это не значит, что я их не вижу, — тихонько фыркает Риддл. — Однако ты отлично притворяешься, всех одурачил. Не найдя ничего лучшего для ответа на это, Рон решает пошипеть на Риддла, как дикая кошка, и звук собирается в глубине его горла. — Ах, но, Гарри, — говорит Риддл, переводя внимание на более важные темы (и людей, но Рон намеренно об этом не думает). — Ты гораздо более любопытен. Просто карапуз, холодный и одинокий, окружённый смертью, победивший сильнейшего волшебника своего времени? Ты должен мне это объяснить. Риддл выглядит более чем умопомрачительно, слишком угловато, словно кто-то очень осторожно оттягивает кожу на его черепе. Вырезанный и вырезанный плохо, из такого камня, который любит шевелиться. — Тебе-то что? — рычит Гарри, прожигая его взглядом. Риддл закатывает глаза: — Ты так и не понял? Слишком занят собственной драмой, чтобы сложить два и два, чтобы подумать, ну, не знаю, пару секунд, — он поднимает палочку Гарри и без слов взмахивает ею, дымчатые белые буквы вылетают из кончика перед ним. — Не сказать, что я всё сделал очень тонко. «ТОМ МАРВОЛО РИДДЛ» выписывается перекошенными печатными буквами. Он вновь взмахивает палочкой, и они начинают перестраиваться. В предложение: «Я ЛОРД ВОЛДЕМОРТ». — Подожди, — говорит Рон, потому что всё внезапно перешло на тупую сторону абсурда. — Ты превратил своё имя в предложение? Почему просто не выбрать другое прозвище? Или, не знаю, не делать его анаграммой? Риддл-Волдеморт шипит на него, как кот, или как Джинни, когда чувствует себя особенно взбешённой: — Это означает «полёт от смерти», полнейший ты имбецил. Это не ответ, но ладно. Плевать. — Но тогда зачем ты произносишь «т» на конце? — Мерлин, спаси нас от тупых взломщиков Завесы, — бормочет Волдеморт. Он продолжает чуть громче: — Это просто нюанс, недоумок! — Угадай что? — безжалостно смеётся Гарри, переводя внимание с Рона, который пользуется возможностью, чтобы притянуть Джинни на несколько дюймов ближе ко входу в пещеру, хоть он на самом-то деле больше чем в ста метрах отсюда. — Я не знаю, как я убил тебя младенцем. Никто не знает. Тебе просто не повезло. По крайней мере, Рон не единственный, кто подкалывает парня, который на самом деле привидение из книги, который на самом деле Тёмный Лорд. Издалека раздаётся крик птицы. Рон игнорирует его, потому что если сегодня произойдёт ещё больше странного дерьма, то он очень, очень разозлится, а это сейчас не очень удобно, когда они в ловушке в пещере с сумасшедшим. — Фоукс! — говорит Гарри, будто это что-то значит. Птица снова кричит, на этот раз ближе и мелодичнее, паря над их головами. — Ой, это то, что дал тебе твой драгоценный Дамблдор? — издевательски спрашивает Риддл. — Птицу и шляпу? Как щедро. — Фениксы умеют таскать тяжести, — раздражённо огрызается Гарри, когда шляпа бесцеремонно падает на его голову. Это Распределяющая шляпа, если точнее, хоть, к счастью, у неё не особенно болтливое настроение. — Дружище, — говорит Рон, потому что на этот раз Волдеморт в чём-то прав, а Рону противно с ним соглашаться. — Это и впрямь похоже на то, что он просто прислал тебе шляпу. — Ты знаешь причину, почему я думаю, ты не смог убить меня? — отрывисто произносит Гарри, не обращая внимания ни на одного из них. — Потому что моя мама пожертвовала своей жизнью ради меня, маглорождённая умерла, чтобы спасти меня, а ты не мог перестать трындеть о чистоте крови. — Уверен, что смерть ради тебя было единственным, на что сгодилась эта маглорождённая шалава — твоя мать. Гарри издаёт звук, нечто среднее между рыком и рыданием, а его лицо всё сморщено и невозможно прочитать. — Не волнуйся, — продолжает Волдеморт, его лицо перекашивается во что-то, что на любом другом человеке можно было бы считать широкой улыбкой. Он останавливается на чём-то вроде злой ухмылки и дополняет: — Уверен, ты скоро её встретишь. Гарри весь дёргается: — Что… — Питомец Салазара с вами быстро расправится. Но девочка, может, выживет — было бы жаль растратить чистокровную племенную кобылу. Рон всегда считал, что «ослеплённый яростью» было скорее фигуральным выражением, а не буквальным. Как бы то ни было, книжный призрак Волдеморта — единственное, на чём Рон может сосредоточиться из-за звона в ушах. Всё остальное отходит на второй план: рыдания Гарри, крики феникса, обмякшая Джинни в его руках — и он смотрит на Волдеморта с одним лишь желанием — выдрать его из бытия этого мира любым способом. Его зрение немного темнеет по краям, цвета становятся чуть ярче, а время словно превращается в патоку, пока Риддл громко шипит, и тщательно выстроенные звуки эхом разносятся по комнате, отражаясь от полированного чёрного мрамора пола и пещерной крыши над головой. Вот дерьмо, думает Рон, они забыли о ебучей змее. Рон ещё немного прижимает Джинни к себе (у неё будут странные синяки после того, как всё закончится, Рон в этом уверен), но краем глаза уже видит змею, разматывающуюся внутри большой открытой пасти статуи. Рон старается не смотреть на неё, сосредоточившись на чём угодно другом, его взгляд мечется от Гарри к Джинни, к призраку Тёмного Лорда-подростка. Им нужно бежать, нужно выбираться, но что-то подсказывает ему, что двигаться — плохая идея. (Когда Рон был маленьким мальчиком, может, лет шести-семи, на участке нашли гадюку. Маленькую, конечно, но мама сказала ему, что это не значит, они менее ядовиты. — Стой смирно, — сказала мама, медленно обнимая его рукой и направляя ноги так, чтобы она больше смотрела в сторону дома. Она не спускала глаз со змеи. — Лишь потому, что они обычно неагрессивны, не значит, что не могут укусить. Змея высунула раззвоненный язык, пробуя воздух. Свернувшись кольцами, она была, может, размером с мяч для крикета. Его глаза встретились с глазами змеи. Глаза змеи встретились с его, они были жёлтыми маленькими щёлками, и это было похоже на что-то. — Рон, — сказала мама со смертельной серьёзностью, — примерно через десять секунд я схвачу тебя и побегу. Всё будет очень быстро. Если меня укусят, беги дальше и вызывай скорую. — Но у нас нет… — Беги к соседям по дороге. Это три девятки, и они спросят, где ты, и они приедут. Ладно? Рон сглотнул: — Ладно. — Спасибо, зайчик, — мама медленно, глубоко вздохнула, потом ещё раз и побежала, держа Рона перед собой, как мешок картошки. К счастью, им не пришлось вызывать скорую, но этого он никто не забудет.) Гарри, видимо, никогда раньше не встречался со змеями в обществе, и он тут же поворачивается и бросается наутёк. И василиск, как и положено хищнику, следует за ним, быстро выскочив из своего логова, словно заранее готовился к нападению. Рон решает, что, скорее всего, так и было. Рон закрывает глаза и прижимает к себе Джинни, пока голова василиска проносится мимо него, но как только василиск следует за Гарри, он бросает на него взгляд. Это очень красивое существо. Чешуя после линьки, размером с отпечаток ботинка, сверкает в свете факела. Гарри что-то громко шипит. Василиск шипит в ответ, отрывисто и сипло, его язык вытягивается, чтобы попробовать воздух на вкус. Пасть открыта, с клыков буквально капает яд, и… И феникс пикирует. Змее удается избежать первого удара, она резко дёргается и отступает назад, но птица возвращается, чтобы нанести ещё один удар, пикируя на один глаз. Гарри всё ещё бежит, но уже медленнее, внимательно глядя на отражения на полированном камне, а не на то, что происходит позади него. В конце концов, именно зрением он и убивает — смотреть на отражение означало окаменение, а не смерть. Феникс снова пикирует, пытаясь достать второй глаз, а змей отступает назад и клацает зубами в ответ, зацепив крыло между острыми, длинными клыками. Феникс вскрикивает, издавая прерывистый вопль, и рвётся прочь, взмахивая крыльями так, что Рону, даже находящемуся на большом расстоянии, кажется, будто что-то глубоко, глубоко неправильно. Следующий крик птицы больше похож на вопль, в нём звучит что-то отчётливо человеческое. Феникс взмывает вверх, почти до крыши пещеры, и скорее отвесно падает вниз, чем пикирует. Последний удар, направленный прямо в оставшийся глаз василиска, и он приземляется клювом вперёд со звучным хлюпаньем. — Гарри! — восклицает Рон, и звук разносится по Комнате. — Глаза! Он ослеплён! И Гарри оступается. Замедляясь и спотыкаясь о собственные ноги, он тяжело опускается на камень. Рону хотелось бы чувствовать себя более раскаявшимся, более виноватым, но его первая мысль — «ой». И тут из шляпы выпадает меч, Гарри подхватывает его, разворачивается и бросается навстречу змее, заставляя её отступать. Рон даже не пытается пошевелиться. Он приклеен к месту, Джинни прижата к нему так, будто если он ослабит хватку, её унесет ветром, а он наблюдает. Волдеморт тоже наблюдает, но не вмешивается. Рон уверен, что это как-то связано с тем, что он книга — призрак. Рон смотрит на книгу. Она достаточно близко, чтобы — нет, это плохая идея. Но, ну, учитывая, что Гарри отвлекает змею, а Рон не может добраться до выхода, а Джинни полностью вырублена, его возможности ограничены. Рон осторожно опускает Джинни на пол, следя за тем, чтобы она не повредила голову или шею, и очень тихо делает один шаг, потом второй, третий и поднимает дневник. Он разрывает его пополам, прямо посередине корешка, не успев даже подумать, а Волдеморт — Риддл — закричать. Это старая книга, сделанная по дешёвке лет пятьдесят или около того назад, и за ней плохо следили, так что для того, чтобы разорвать её на части, не требуется много сил. И тут он замечает, что Гарри, погрузив руку в пасть змеи, наносит удар, и острый конец меча торчит из затылка. Но самое главное — это клык, который Гарри вырывает из собственной руки. Рон пытается вспомнить, насколько смертоносен яд василиска. Обычно его не изучали, поскольку по земле болтается не так уж много василисков, а глаза представляют большую угрозу, но… Рон помнит, что это не дни и не часы, а минуты. Фениксу удаётся в последний раз упасть с потолка пещеры, и он приземляется, прижимаясь головой к ране Гарри и печально напевая. Что-то происходит, а Рон слишком далеко, чтобы разглядеть, но через мгновение феникс вспыхивает, и Гарри, по сути, просто разворачивается и уходит. Что, ну, знаете, круто, но всё равно невероятно тревожно. Рон отмахивается от беспокойства по этому поводу в пользу беспокойства по другим поводам в следующем порядке: Джинни, Волдеморт, книга с привидениями, которую он держит в руках, не появляется ли ещё один василиск или что-то похуже, Джинни (в частности, как она оправится от всего этого жуткого сложного дерьма), Локхарт (его это мучает на уровне «ах да, и это тоже случилось»), что он скажет Гарри, когда пыль осядет, и по какой пизде они собираются отсюда выбираться. (А ещё как бы о фениксе, но их фишка — возрождаться после смерти, так что он не слишком переживает по этому поводу. Типа, это грустно, но это также, типа, что-то, что исправится само собой, так что он не позволяет себе зацикливаться на этом.) Гарри как бы полубежит, потому что реальная угроза уже практически устранена. Риддл рычит, приближаясь, но не делает ничего, кроме злобного вида. У него всё ещё палочка Гарри, но, поскольку он не пытался использовать её, кроме как для написания букв, Рон уверен, что детёныш Волдеморта ограничивается только составлением анаграмм и тем, что он придурок. А ещё Гарри держит клык, который вытащил из своей руки, что кажется не совсем безопасным, но неважно. Похоже, дело идёт к концу. — Эй, Рон, — говорит Гарри, — не подашь мне дневник? — …Ты же не собираешься в нём писать? — он знает, что это глупый вопрос, но Гарри иногда бывает туповат, так что он решает, что должен перепроверить. — Чё… нет? — Гарри невероятно растерян. — Я собирался его проткнуть? Клыком? Логично. Яд василиска убивает всякую дрянь, Риддл туманно жив и привязан к дневнику, поэтому проткнуть им его должно помочь убить все оставшиеся живые частички. Рон передаёт книгу. Рон отдаёт дневник. Гарри складывает половинки книги вместе, делает медленный, прицельный взмах, а затем бесцеремонно наносит удар. Риддл исчезает, палочка Гарри падает на землю, а книга кричит, начинает трепетать и истекать чернилами, словно на самом деле она из плоти и крови. Рон изо всех сил старается не думать о том, что его палочка имеет привычку кровоточить, и ему наполовину это удаётся. — Что ж, — говорит Рон через мгновение после того, как книга перестаёт кричать, — хочешь понести ноги Джинни?

--

Дальше всё происходит следующим образом:       1. Феникс перерождается (получает перерождение? Перевозрождается? Рон не до конца уверен в подходящем глаголе).       2. Через некоторое время, когда он снова вырастает, они хватают его за хвост и вылетают оттуда. Рон не уверен, как они сделали это с Джинни без сознания и мечом, но он не собирается задавать лишних вопросов.       3. Они снова в туалете, феникс с криком улетает, а Гарри, оказывается, считает, что это знак для него бросить ноги Джинни (снова, вот говнюк), выбежать в коридор и начать кричать самому.       4. Ближайший человек, который не сразу теряет дар речи, — тот староста Хаффлпаффа, играющий за ловца, и в итоге он, как принцессу, несёт Джинни на руках в больничное крыло. Рон и Гарри следуют за ней пешком.       5. Помфри слетает с катушек. Макгонагалл слетает с катушек. В какой-то момент появляются мама с папой и слетают с катушек.       6. Гарри идёт поговорить с Дамблдором, и что-то происходит с дневником, и почему-то там Люциус Малфой? Рон не до конца понимает, что именно там произошло.       7. Рон ускользает, разыскивает Снейпа и сообщает ему, что Локхарт не только абсолютный шарлатан, но ещё под школой расположена суперловушка. Снейп многострадально вздыхает и набирает кого-то по камину, стоит Рону выйти за дверь.       8. Рон говорит маме: «Помнишь, когда мы нашли гадюку на заднем дворе?» Папа, подслушав, говорит: «Нашли что?» В общем, Рон остаётся на ночь в больничном крыле, в основном чтобы побыть с сестрой. Гарри остаётся на ночь, потому что хотел дать сепсису после укуса змеи пройти самому, а это очень плохая идея. Джинни остаётся на ночь, потому что, хотя физически с ней всё в порядке, она всё ещё не очнулась. Локхарта привозят на каталке через несколько часов после полуночи, а затем тихонько отправляют на по каминной сети в больницу Святого Мунго, пока все остальные спят.

--

Джинни просыпается на следующий день, и её отправляют домой на две недели для восстановления и ставят «автомат» за итоговые экзамены (которые, ну, больше чем через месяц, но какая разница, кажется, будто это меньшее, что они могут сделать). Гарри никогда больше не спрашивает его о Локхарте. Либо он забыл, либо считает, что это нормально. Рон не уверен, что он предпочитает. За неделю до окончания семестра люди начинают просыпаться. Сначала всё идёт медленно, потому что Живительный глоток мандрагоры нельзя варить большими партиями из-за риска паров. Гарри и Гермиона записываются на все те же факультативы, что и он. Вообще-то, Гермиона записывается вообще на все, но — ну, какая разница. — …Не уверен, что тебе понравятся прорицания, — пытается убедить её Рон. — Это кажется немного, э-э, слишком разгульно, думаю, для тебя, понимаешь? — Да ладно, Рон, — говорит Гарри напротив. — Будет здорово: мы втроём в какой-то пыльной башне, склонившись над хрустальными шарами. — Это просто навыки повествования, Рональд, — фыркает Гермиона. — Я хочу быть образована со всех возможных сторон, даже если это какая-то бутафория. Это не было бутафорией, вот в чём дело. Конечно, Рон не из тех людей, кто верит словам каждой дамы в шёлковом тюрбане, утверждающей, что её семья родом из Дельфы, но идея о том, что это как-то менее волшебно, чем, скажем, заклинания, была довольно озадачивающей, честно говоря: — Ну, раз ты так говоришь, — вместо этого произносит он, — в любом случае, какие у тебя планы на лето? Два дня спустя «ГИЛДЕРОЙ ЛОКХАРТ — ВОСПОМИНАНИЯ, ЛОЖЬ, ФАРС!» — главный заголовок первой полосы «Пророка» с его фотографией в наручниках, на которой его тащат в Министерство. Поездка на поезде обратно на Кингс-Кросс проходит в тишине. Гарри несколько раз пытается завязать беседу ни о чём, но это практически до боли неловко. Рон сдаётся на середине и меняет купе, чтобы сидеть с Джинни и её странной подругой-блондинкой из Рейвенкло. Они тоже довольно молчаливы — Джинни спит, а как-там-её читает газету, — но это гораздо менее неловко, чем рядом с Гарри. (А ещё ему очень приятно просто видеть свою сестру после всего, что они пережили.) В ту же минуту, как Рон заходит дома в свою комнату, он переодевается в пижаму и засыпает лицом в подушку, поверх покрывала, слишком уставший, чтобы даже залезть под одеяло.