Яблоко

Падение в демоническую крепость не застало его врасплох. Наверное, потому, что Зеницу всегда знал - рано или поздно это случится. Рано или поздно он должен был оказаться здесь. Оказаться внутри пульсирующего чужой волей гнилого сердца, чтобы отыскать там другое - то, которое теперь даже не билось. Потому что демоны не нуждаются в слабом человеческом сердце. Впрочем… Тот, к кому он шел, не нуждался в нем и раньше. Глупо было думать, что Кайгаку хоть когда-либо мог посмотреть на него, Агацуму… иначе. Глупо. Как и всё, что до этого делал Зеницу. Одни сплошные глупости. - Слезай с дерева сейчас же, несносный мальчишка! - сердится сенсей, поднимая палку. Зеницу отчаянно цепляется за ствол, в кровь обдирая ладони о шершавую кору. Он честно пытается! Он хочет стать самым сильным, хочет с того момента, когда Куваджима привел его к себе. - Знакомься, Кайгаку. Это твой новый товарищ, Зеницу Агацума, - дед говорит что-то ещё, но Зеницу уже не слушает. Потому что перед ним стоит чёртов идеал. Перед ним, - потным, растерянным, в нелепо сидящей одежде, - стоит подтянутый парень с хищной улыбкой на тонких губах. С жёлтой бусиной-магатама на изящной шее. И с такой глубиной презрения в бирюзовых глазах, что Зеницу… Кажется …. Сейчас стошнит. - Мой... товарищ? - переспрашивает Кайгаку, а Зеницу слышит… Слышит внутри собственной головы то, что Кайгаку думает. “Вот это ничтожество?” Зеницу точно знает, как звучит презрение. Он много раз слышал этот звук от других. Он научился не обращать на него внимания - потому что точно такой же звук издавало его собственное сознание. Зеницу так давно презирает себя, что это почти данность. Такая же, как его дурацкая влюбчивость. Но такого звука он не слышал ни разу. Кажется…. Так звучит ненависть? И он почти ломается под этим взглядом. Почти - потому что взгляд задерживается на нем всего лишь на пару секунд. Потому что он, Агацума, не стоит даже этого. - Слезай, кому говорю! - Дедушка! Это всё бесполезно! - вырывается у Агацумы. “Да почему дедушка такой упрямый! Ясно же, что мне ни за что не стать таким…. Таким как Кайгаку!” - Бесполезно здесь только твое дурацкое упрямство, - тихо говорит сенсей. - Я бы не взял тебя, если бы не видел то, на что ты, дуралей, закрываешь глаза. - Да не на что закрывать глаза! - глухое отчаяние внутри плавится, мешая дышать. - Я просто нытик и трус! Да. Все верно. Он всегда это знал. Зачем бороться с тем, чего побороть не сможешь? - Уходи прочь, - холодно бросает Кайгаку, даже не обернувшись. И внутри что-то обрывается. Что-то снова ломается - хотя ломаться там, кажется, больше нечему. - Не хочу, чтобы ты пялился на меня, - добавляет Кайгаку. И Зеницу, который действительно пялится… Пялится украдкой, когда находит местечко в лесу, где Кайгаку тренируется… Пялится, чувствуя какой-то невыразимый восторг - и вместе с ним холодный, оборачивающийся дрожью по позвоночнику, ужас… Зеницу сглатывает. Мажет напоследок взглядом по перекатывающимся на спине Кайгаку мышцам - таким идеальным, под этой идеальной светлой кожей… И уходит. Сбегает. Сматывается. “Никакая тренировка не сделает из меня того, кто смог бы стать рядом с… ним”. Но он пытается. Он снова и снова тащит трусливое слабое тело на адские занятия Джигоро. Снова и снова ломает о колено собственный инстинкт выживания, который орёт ему - беги! Сматывайся отсюда поскорее! Беги, пока ты ещё можешь! Слишком поздно. Он уже не может уйти. Потому что однажды хочет увидеть в бирюзовых глазах что-то кроме холодной брезгливости. Услышать из тонких губ что-то помимо обычного “убирайся”. Ощутить, как звучит… Не-ненависть. Хотя бы не она. “Ками…. Будда…Я так больше не могу. Пожалуйста…Пожалуйста, сделайте хоть что-нибудь!!!!” Нельзя уйти. Невозможно - остаться. Пальцы из последних сил впиваются в жёсткую кору. А затем сверху бьёт ослепительный свет. И Зеницу растворяется в нем без остатка. - Он что, жив? Какая жалость. - Кайгаку! Агацума полностью согласен с Кайгаку. Какая Мать его Жалость. И раз уж Будда так плохо старался, оставив его здесь… То этому же, наверное, есть хоть какое-то пояснение? Вдруг он… станет хоть чуточку сильнее после удара молнии? Глупо надеяться. Но вдруг?... Но на первой же тренировке всё остаётся по-прежнему. Куваджима терпеливо показывает каты - снова и снова. Зеницу не может их даже запомнить. Снова и снова. День за днём. Чёртово трусливое тело в панике шарахается от взмахов тренировочного боккена Джигоро. - Хорошо, - говорит сенсей через несколько месяцев. - Ты запомнил первую кату. Теперь тебе надо довести её до совершенства. Понял, Зеницу? И он… Который каждое утро тайком наблюдает за тем, как молниеносно выполняет каты Кайгаку... Внезапно задумывается. Почему-то Агацума ни разу не видел, как Кайгаку выполнял именно её. Ту самую первую кату. И внутри вспыхивает нелепая надежда. Ведь если он сможет выучить её в совершенстве, то… То сможет хотя бы приблизиться к тому, кого боготворит. Зеницу знает - это не его обычная влюбчивость. Это нечто большее. Почти преклонение. Почти готовность умереть вместо. На "вместе" Зеницу даже не надеется. Хотя… Кайгаку не нуждается даже в этом "вместо". Потому что ничтожествам вроде Агацумы не позволено и этого. - Что это? - брезгливо спрашивает Кайгаку, глядя на дрожащую ладонь. - Яблоко, - несмело говорит Зеницу, пытаясь улыбнуться. - Возьмите, сэмпай. И Кайгаку - удивительно! - цепляет яблоко самыми кончиками идеальных пальцев. Осматривает его… И откусывает кусочек. - Мерзость, - восклицает он, швыряя яблоко в Агацуму. - Оно червивое, идиот! Убирайся с глаз! И Зеницу, который собирался показать свою выстраданную, выученную так, что даже во сне повторит, кажется, кату… Зеницу впервые отчётливо понимает. Он всегда будет для Кайгаку этим червивым яблоком. Мерзостью. Недоразумением. Поэтому он сбегает в ту же ночь. Сбегает, унося с собой подаренное Куваджимой хаори. А спустя сутки его настигает ворон. - Наследнику бывшего Столпа Грома нужно прибыть на Отбор! Прибыть на Отбор! “Не может быть” - думает Зеницу. “Это какая-то ошибка” - думает Зеницу. Потому что, в самом деле… Какой с него наследник - с единственной давшейся ему катой и трусливым сердцем? Дедушка, верно, ошибся. Точно - ошибся. Эта мысль не оставляет его все время Отбора. Все последующие месяцы, когда он - совершенно внезапно для себя - находит настоящих друзей. Все эти чёртовы месяцы, на протяжении которых он каким-то чудом выживает. Это всё Просто Какая-то Ошибка. И в день, когда чёртов воробей приносит чёртово известие о смерти Куваджимы - он тоже думает. “Этого не может быть.” Разве могло его божество просто так взять - и переметнуться к тем, кого Зеницу ненавидел? Взять - и так просто отбросить всё, чему учил их дедушка? Зеницу давно смирился с тем, что никогда не посмеет даже коснуться Кайгаку. Разве он смел бы трогать эту идеальную кожу своими нелепыми слабыми пальцами? Разве позволил бы самому себе хоть на миг представить, как это - ощутить касание этих идеальных губ своими? Ему достался самый невероятный сэмпай в мире. Идеальное с виду яблоко. Такое же, какое Зеницу когда-то протянул Кайгаку. Идеальное Червивое Яблоко. И теперь, когда он представляет, как, должно быть, страдал Куваджима - тот, который спас их, защитил их, дал им силу… Когда думает - как же долго он истекал кровью, сидя совсем один… То ощущает, как тот хрустальный алтарь для Кайгаку, который Агацума воздвиг в собственном сердце, разлетается мириадами осколков. Осколков, превращающих всё внутри в кровавую кашу. И он глухо воет, без слез, без мыслей. Воет, вцепившись пальцами в чёртов камень, который ему надо сдвинуть. И камень… Оказывается… Таким… ничтожно-легким. По сравнению с тем, который теперь лежит на месте хрустального алтаря. Он должен был оказаться там, внутри демонической крепости. Должен - чтобы спросить “почему”. За что? Зачем?! И когда Зеницу Агацума видит знакомый презрительный взгляд бирюзовых глаз с кандзи внутри… То впервые не отводит глаза. Потому что ломаться там, внутри него, больше нечему. Потому что сегодня они умрут вместе. Он и Кайгаку. И это То единственное Что они наконец-то смогут сделать Вместе.