The scars we carry

— Это не моя вина. Шота продолжал тереть очень уставшие глаза, чтобы избавиться от формирующейся мигрени. — Клянусь, это не так! В комнате раздалось хихиканье, и Шота задумался, стоит ли ему еще раз взглянуть на ситуацию в надежде увидеть что-то другое или просто вернуться к входу в общежитие, надеясь, что к утру все уляжется. Молчание вызвало новые слова у его приемного ребенка, в настоящее время прижатого к нервно ухмыляющемуся Серо с одной стороны и перевернутому Киришиме с другой. Склеены вместе, как большой шаткий рождественский подарок. — Серо, скажи ему! Я ничего не делал! Мальчик, о котором идет речь, пошевелил свободной рукой у своего лица. — Он ничего не сделал, — покорно повторил он, и Киришима — с затвердевшей кожей с головы до ног — кивнул, как плохой лжец, каким он и был. — Да, мы, э-э, мы просто… Серо указал на свой локоть. — Тренировка! Нет, подожди, не тренировка, мы бы никогда не тренировались в общежитии, мы… — …нашли крысу! — перебил Киришима, как будто у него была идеальная идея, и Шота снова вздохнул, прежде чем упереть руки в бока и посмотреть на своего ученика. Ярко-рыжие волосы были перемотаны лентой, а часть его кожи выглядела обожженной. Но его перевернутая улыбка говорила об уверенности в его новейшем невероятном наборе оправданий. Поскольку Серо вообще плохо лгал и часто попадал впросак, когда его ставили на место, Киришима, по крайней мере, дал себе шанс побороться и придумал самую нелепую историю о том, почему половина класса 1-А сейчас обмотана изолентой и застряла в невозможных позициях по всей гостиной. И прямо посередине Мидория с его фирменным выражением «Я не сделал этого нарочно». — Крыса, — сказал Шота, и даже ему его голос показался усталым и немного болезненным. В то время как лицо Изуку уже начало выражать поражение, у Киришимы была свободна одна нога, и он пинал ею в воздухе, едва не попав в голову Мидории. — Ага! Очень большая! Она бегала по комнате, и Хагакуре испугалась, поэтому мы хотели позвать Коду, чтобы он позаботился о ней, но тут крыса прыгнула… хм, на меня! Итак, вы знаете, поскольку я достаточно мужествен, чтобы признать, что я боюсь крыс, я закричал, и Серо попытался поймать крысу, но она убежала, и мы столкнулись с Мидорией. Мы запутались. Мидория поймал взгляд Шоты, и его лицо выразило впечатляющий спектр различных эмоций. В конце концов он выглядел просто побежденным, потому что знал, что может либо согласиться с надуманной историей Киришимы, либо рассказать, возможно, запутанную правду. И класс 1-А, возможно, был самым нервным и напряженным классом, который когда-либо был у Шоты, но они были, по крайней мере, чем-то единым. Верны друг другу перед лицом опасности. Поэтому Серо кивнул и указал на себя. — Да, я тоже боюсь крыс, — сказал он, уже краснея от лжи, но все равно стараясь изо всех сил. Шота снова огляделся, встретившись взглядом с Тодороки — он был приклеен скотчем к спинке дивана. Урарака парила, как воздушный шар, под потолком, и Сёдзи высвободил одну руку, чтобы слабо помахать своему учителю. Мина усмехнулась прямо за его спиной в своих полураспавшихся остатках ленты и откуда-то донеслось маленькое приглушенное «керо». Каминари выглянул из-за диванного столика, почти мумифицированного в своем ленточном коконе, и усмехнулся своей виноватой ухмылкой. Шота подумывал уличить их во лжи, рассуждая о том, что произошло, и требует ли это его юридической ответственности, но комендантский час был еще через час, и, похоже, никто не пострадал. Кроме, разве что, одной разбитой кружки на полу и изоленты повсюду, ничто не выглядело слишком сильно разрушенным. Итак, он снова протер глаза и запрокинул голову, чтобы сделать глубокий вдох. А потом развернулся и ушел. — Я ничего не видел, ничего не слышал. У тебя есть час на уборку. И Мидория, не заставляй меня сожалеть об этом. Он уже был на лестнице в свой кабинет, когда услышал тихое, почти недоверчивое: — Он купился на это? Шота – все еще с зубной щеткой во рту – вздрогнул, когда голос Серо внезапно закричал прямо из-за двери в ванную. — ОСТОРОЖНО! Он чувствовал, как волосы на его коже встают дыбом, а по телу пробежала дрожь. В этот момент приглушенный взрыв прокатился по стенам и свет погас. Шота устало смотрел, как вокруг лампочки на его зеркале вылетают искры. — Извини! — прокричал голос Мидории сквозь тонкую дверь ванной, и Шота даже не удосужился прекратить утреннюю рутину. Он только открыл дверь, высунул голову и, прищурившись, вгляделся в полумрак холла. Если его глаза не обманывали его, он мог видеть Серо и Каминари, лежащих друг на друге у ног Мидории. Он все еще держал перед собой ладони со слегка обожженными кончиками пальцев и виноватой гримасой. Вокруг мелькали искры. Шота пробормотал вокруг своей зубной щетки достаточно громко, чтобы они могли слышать: — Все в порядке? Мидория вздрогнул, но Серо снова поднялся и потянул за собой Каминари. — Да, да, конечно, извини! Не смотрели, куда мы бежим! Шота нахмурился. — Не бегайте по коридорам. Каминари тупо поднял большой палец вверх — сначала Шоте, а потом Мидории. — Я в порядке~ Мидория встряхнул руками, и Серо начал толкать Каминари дальше по коридору, почти бегом. — Еще раз извини! Мы заменим предохранители, как только сможем! — Хватит бегать, — крикнул Шота, когда они завернули за угол. Две пары бегущих ног эхом отозвались вокруг, и когда он встретился взглядом с Мидорией, его приемный ребенок пожал плечами. — Свечи нужны? — спросил Мидория и жестом потер подбородок. Шота повторил его движение и поймал стекающую зубную пасту, которая грозила капнуть на пол. Затем он покачал головой. — Ты знаешь, что они замышляют? Мидория снова пожал плечами, сгибая руки и потирая ладони, демонстративно избегая его взгляда. Не врет, но и не говорит правду. Шота вздохнул, покусывая зубную щетку. — Просто… просто подожди, пока я выпью кофе. Тогда я буду ответственным учителем и остановлю все, что бы это ни было. Ухмылка Мидории стала быстро расти, но он быстро снова взял ее под контроль, изображая невинность. — Не волнуйся. А затем он побежал в противоположную сторону от двух других нарушителей спокойствия, миновал Шоту и ​​бросился за другой угол. — Не бегай, — нерешительно пробормотал Шота и, очень волнуясь, вернулся в ванную. Но было слишком рано, поэтому он продолжал чистить зубы в темноте. Взрыв сотряс комнату Шоты, и он глубоко вздохнул в книгу. Закрыв глаза и молясь тому богу, который все еще был готов выслушать его жалобы, он подумал о том, чтобы просто остаться здесь. В его комнате. В безопасности от того, что случилось в общежитии. Еще один взрыв, затем несколько слабых, на этот раз ближе к его маленькому пузырю тишины, раздались по коридорам, и Шота откинул голову назад, но сумел сдержать раздраженный стон. Он был лучше этого, он был взрослым человеком, учителем, героем, а не нытиком-стариком. Поэтому он закрыл книгу, бросил ее на стол и встал. Время быть ответственным. Он открыл дверь и даже не сделал шага наружу. Небольшой взрыв справа взъерошил его волосы, и он на короткое мгновение закрыл глаза. — Что- Он захлопнул за собой дверь и повернулся, чтобы посмотреть на Бакуго. — …на этот раз? Горящие красные глаза Бакуго прорезали дым его причуды, его лицо застыло в оскале. Ничего необычного, кроме того, что Мидория обернулся вокруг другого мальчика, как рюкзак, и прижал ладони к плечам Кацуки — кожа к коже. Он посмотрел на него, но не отпустил. — Я просто пытался приготовить… — начал было Мидория, но тут Бакуго взбрыкнул и потряс его плечами, отчего Мидория сжался крепче, а вокруг них затрещали маленькие взрывы. — Убери от меня эту чертову заразу! Ноги Мидории крепче сжали грудь Бакуго, и мальчик зарычал в ответ. Но когда его причуда снова вспыхнула, он отвел ладони от них и попытался остаться в вертикальном положении вместо того, чтобы просто броситься на спину и оттолкнуть Мидорию. — Перестань ругаться, и я отпущу тебя! — прошипел Мидория в ответ, но Шота увидел дрожащие мускулы и его напряжённую челюсть. Изуку, вероятно, заперся в паническом «смертельном объятии» — как это начали называть некоторые ученики — и, судя по разочарованно нахмуренным бровям, прорывающимся сквозь его нейтральное выражение лица, он уже некоторое время пытался отпустить ситуацию. Бакуго зарычал, согнул руки и встряхнул их, но это движение напугало Мидорию и спровоцировало новые взрывы, выводя их из равновесия. Мидория уже тяжело дышал, и на его лбу выступил пот. — Я ничего не делаю, дерьмо! — завопил Бакуго, столь же измученный, и Шота использовал свою причуду на Мидории, прежде чем их крик мог вызвать новую мигрень. Мгновенно взрывы Бакуго стихли, и напряженные пальцы Мидории расслабились. Но прежде чем Шота успел отодрать своего приемного ребенка от самого громкого ученика, Бакуго схватил Мидорию за рубашку и швырнул его через голову на пол. Быстрый и проворный Изуку был готов утащить за собой одноклассника, но Кацуки увернулся от захвата и отпрыгнул на два шага назад. Затем он сердито посмотрел на Мидорию, который уже пытался встать. — Держись подальше от чертовой кухни! — Ашидо хотела научить меня яичному рулету! И я отлично справлялся! — Ты смешивал грейпфрут с яичным белком и мукой! Розовое лицо просто хочет, чтобы кто-нибудь отведал твоей ужасной дурацкой еды! Мидория нахмурился, готовый возразить, но затем замялся и застонал. Как будто он только что что-то понял. — Вот почему Каминари сбежал... Бакуго снова согнул руки и повел плечами. Он все еще смотрел, но его хмурый взгляд под взлохмаченными светлыми волосами немного расслабился. Тем не менее, его голос был напряженным. — Я, блять, сказал тебе не доверять ей! Тебе больше нельзя на кухню. Шота молча наблюдал, как Мидория пытался скрыть свое разочарование, отводя взгляд и теребя рукава. — Я просто… я хотел… Вздохнув, Шота подумал о том, чтобы напомнить своим ученикам, что здесь он должен устанавливать правила. А отстранение одноклассника от готовки было близко к травле. Но запрет для Мидории потенциально может снизить количество инцидентов в этом общежитии на двадцать процентов. Честно говоря, когда дело доходило до еды, этот мальчик облажался почти безнадежно. Не то чтобы это мешало ему использовать каждый шанс, который у него был... Профессиональный герой содрогнулся. Бакуго зарычал, засунул руки в карманы и выпятил подбородок. — Я начну готовить ужин сегодня в пять вечера. Не опаздывай, иначе я тебя убью. Он не стал ждать ответа Мидории, просто развернулся и потопал прочь, ворча про «идиоты ни хрена не могут сделать», и «блять, убью Розовое лицо», и «грейпфрут, какого хрена». Когда он свернул за угол, Мидория почесал затылок и заерзал на месте. Шота вздохнул и потер виски. Он мог представить, что произошло. Ашидо, вероятно, пригласила Изуку, дующегося на краю кухни, готовить вместе с ней и отпустила восторженного Мидорию на свободу. Бакуго узнал об этом, они с трудом выбрались из кухни и заключили друг друга в смертельные объятия, потому что - кто бы мог подумать - местный холерик обладал кулинарными навыками пятизвездочного шеф-повара и воспринял позволение Мидории приблизиться к кухонной утвари как личное оскорбление. Хоть Мидория и пытался это скрыть, он искренне старался стать лучше. Ашидо, вероятно, ничего не имела в виду — просто разыграла небольшую шутку и дала своему однокласснику возможность потренироваться, а также получила готовый продукт, с которым можно было повеселиться, но его приемный ребенок все еще почесывал шею, верный признак того, что он был в ударе, хотя и немного расстроен. Возможно, Шота должен был поговорить с ними об этом, но... — Мне нужно беспокоиться о том, что ты сделаешь что-нибудь глупое? Его приемный ребенок потер лицо и проворчал: — Я еще не решил. — Пока никто не пострадает, и ты приберешься до того, как я узнаю — мне все равно. Зеленые кудри подпрыгнули вокруг светлого лица, когда Мидория внезапно посмотрел на него. — Можно использовать пищевую соду? — Не попадись. У тебя есть время до обеда. За все, что будет после, я накажу. Он схватил Шоту за руку и откинул комбинезон, чтобы посмотреть на часы. — Два часа и двадцать четыре минуты. Выполнимо. -и убежал. И до обеда ничего не происходило. В какой-то момент все ели на кухне, и Айзава не пересекался по пути с Ашидо или Мидорией во время обхода. Проверив, он нашел их обоих в своих комнатах, спящих или подозрительно невинных. На следующее утро — к счастью, суббота — Шота услышал рассказы о «бесконечной ванне с пеной» Ашидо и о том, как она «настигала и поглощала все», пока делал свой четвертый кофе. Киришима продолжил, как красиво выглядели пузыри, а Яойорозу объясняла кое-что о кислотах и ​​основаниях для всех желающих слушать. Шота пересекся с раздраженным Иидой, который явно боролся со своим долгом как президента класса, чтобы сообщить ему о последнем инциденте, связанном с Мидорией, но Урарака обхватила его рукой за локоть и, улыбаясь, потащила прочь. Шота молча потягивал кофе и, осмотрев предполагаемое место преступления, пришел к выводу, что его обязанности по обучению не нужны. Он не нашел никаких доказательств того, что видел Киришима, и Ашидо выглядела скорее впечатленной, чем расстроенной, когда она пробежала мимо него, вытирая свои розовые волосы большим пушистым полотенцем. Пузыри вырвались из ее волос. Когда Шота сгорбился и прошел обратно в гостиную, он услышал тихое «ну, пожалуйста, расскажи мне, как ты это сделал!» Его взгляд упал на Мидорию, который избегал его взгляда, прежде чем уговорить Мину уйти. Шепотом. Наверное, он должен заботиться об этом. Потягивая кофе, он вернулся в свою комнату, сел за письменный стол и открыл свою любимую книгу. Крэш присоединилась к нему в его страусином укрытии. Шота открыл дверь, вошел внутрь и закрыл ее за собой тихо, но так быстро, как только мог. Не самое неприметное место, но нищие не могут выбирать. Приложив одно ухо к дереву, он прислушался. — Хм... Он поднял одну руку и махнул ею Мидории, чтобы тот молчал. Вдалеке послышались быстрые и громкие шаги, и он затаил дыхание, молча надеясь, что они просто уйдут и унесут с собой свою новую навязчивую идею. — Что он делает? Шота немного вздрогнул от смущенного шепота, но когда он оглянулся через плечо и встретился глазами с Киришимой, он снова приложил палец ко рту, символизируя молчание. Мидория, сидя на своей кровати, наклонился к другому подростку, который в настоящее время занимал его кресло-мешок. — Прячется, наверное. Киришима немного поерзал, нервно проводя рукой по волосам. — Значит, у нас нет проблем? — Думаю, нет. — Будут, если вы будете продолжать говорить. — прошипел Шота и снова прислонился ухом к дереву. Больше никаких шагов, но это может означать что угодно. Он присел на корточки и заглянул под дверь в холл. Никаких теней. — От кого он прячется? Мидория усмехнулся. — Наверное, от Ямады. — От Сущего Мика? Почему? Тихо и со всей своей тренировкой в ​​действии, Шота снова привстал и посмотрел на двух детей, сидевших в комнате Мидории. У обоих домашняя работа была разбросана по земле, но у Мидории на коленях лежал открытый комикс, а у Киришимы в руке был забыт телефон. Он провалил урок поп-культуры. — Я полагаю… Караоке? Шота уставился на своего приемного ребенка, который вернул все воспоминания, которые он так старался забыть. Несмотря на то, что Хизаши мог быть громким и властным, Мидория каким-то образом ладил с его лучшим другом, когда дело доходило до занятий в свободное время. Но на этот раз они оба попали в беду. — Мидория. Ты не понимаешь серьезности ситуации, — прошептал он, и Киришима наклонился вперед в предвкушении, а его предательский приемный ребенок ухмыльнулся. — Что? Нужно снова отвлекать его настольными играми? Не думаю, что ваша дружба переживет еще один раунд «Монополии». Шота, все еще прижавшись одним ухом к двери, уловил какие-то звуки, но не мог толком расшифровать, что это было. Он надеялся, что это просто дети идут в свои комнаты. — Немури тоже в этом участвует. — Что? Это вызвало желаемую реакцию, на которую надеялся профессиональный герой. Мидория вскочил, споткнулся об учебники и упал на пол. — Они хотят устроить фотосессию. У них есть костюмы. Лицо Мидории быстро побледнело, а Киришима выглядел смущенным. — Почему? Шота повернулся, заставив его замолчать, и прислонился к двери. — Не знаю, Мидория, двадцать лет назад я перестал ждать от этих двоих логики. Его приемный ребенок тихонько застонал и тер лицо. — Что мы делаем? Я не хочу снова быть принцессой. Я ужасно выгляжу в розовом! — Во-первых, замолчи! Я думаю, что стряхнул их, поэтому, если мы просто будем оставаться вне поля зрения, пока они не потеряют интерес, все может быть в порядке». — Ты уверен в этом? Мидория присоединился к нему у двери, прижавшись одной стороной лица к двери, а затем присел, чтобы посмотреть, сможет ли он разглядеть кого-то с другой стороны. — И сколько времени это может занять? Шота вздохнул и протер глаза. — Не знаю… часы, дни, недели. — Ты хочешь остаться в комнате Мидории на несколько недель? — встрял Киришима, все еще сидя на полу и наблюдая за двумя другими обитателями с растерянным, но взволнованным выражением лица. — Ш-Ш-Ш! Он прошептал «извините», прежде чем изобразить, как застегивает губы и подпрыгивает на месте. — Хорошо, сохраняй спокойствие и сосредоточенность, мы можем это сделать, — едва слышно сказал Мидория. — Я спокоен и сосредоточен. — Ты забежал в пятиэтажку, полную комнат, и решил спрятаться в моей? Шота нахмурился. — Честная оценка. Внезапно за дверью послышалось движение. Люди разговаривали и подходили ближе. — Кажется, я видела, как он шел сюда? Он, наверное, с Мидорией. — голос Хагакуре щебетал ближе, а Хизаши громко хихикал. Для учеников это могло звучать довольно радостно, но Шота почувствовал в воздухе уверенный оттенок того, кто находится рядом с их добычей. — Потрясающе! Мы искали их обоих! — громко сказал его друг, в то время как по коридорам щелкнул хлыст. — Спасибо за помощь, милая. Мы можем забрать их отсюда. — О, да, конечно. Увидимся в классе! Шаги приблизились, еще один удар хлыстом, и они почувствовали двух профессиональных героев, стоящих по другую сторону двери. — Шоооотааа~? Мидорияяяя~? Вы там? Шота встретился взглядом с Мидорией. — Мы хотим развлекаться! Выходите и играйте! Под смешки Хизаши и хихиканье Немури, Мидория кивнул в сторону балкона, а Шота начал медленно отсчитывать пальцами от трех. В три Киришима встал, все еще сбитый с толку, но ухмыляющийся и готовый ко всему, что бы ни случилось. В два он пришел к выводу, что у них, вероятно, нет шансов против двух профессиональных героев, поскольку ему едва удавалось сбежать одному в свои хорошие дни. Они были слишком маниакальны. В одном он увидел в глазах Мидории решимость попытаться, невзирая на их шансы. В ноль они все нырнули через комнату, карабкаясь на балкон. Киришима открыл окно, придержав его для двоих других, когда Хизаши и Немури провальсировали через дверь. Мидории удалось схватить Шоту за руку, когда он использовал свой шарф, чтобы спуститься по зданию. Киришима был потерян для маньяков еще до того, как спрыгнул с балкона. Ну, по крайней мере, он будет мило выглядеть в костюме Моаны. — Если ты сейчас же не прекратишь двигаться, я позову Сенсея! Шота замер на полушаге. — Ты… ты не посмеешь… — Можешь испытать меня, идиот! В воздухе воцарилась тишина, и Шота почесал бороду, размышляя, стоит ли ему сделать два последних шага в гостиную и объявить о своем присутствии, или просто оставаться вне поля зрения и ждать, если он действительно нужен. В то время как Мидория звучал, будто задыхался и испытывал легкую боль, Урарака была в ярости на него, и обычно это означало, что его приемный ребенок сделал что-то, чего она не могла вынести, и, вероятно, заслужил то, что грядет. Кроме того, она не сразу позвала своего учителя, и Шота считал ее одной из своих умных учениц. Она знала, когда ей нужно было звать на помощь, а когда вместо этого она могла угрожать этим своим друзьям. Поэтому он перенес свой вес на одну ногу и прислушался. — Это не… это даже не так уж плохо… я имею в виду… — О боже, ты имеешь в виду?! Мидория ахнул и заскулил, что заставило Шоту встревоженно нахмуриться, и он немного наклонился, чтобы лучше слышать, но затем Урарака тихо пробормотала «извини». — Ты идиот, — сказала она как ни в чем не бывало, и Мидория проворчал себе под нос. — Повтори? — Ничего, — сказал он быстро и кротко, когда звук открывающейся двери прервал его. — Я вернулся! — объявил Иида так громко, как всегда, и был встречен таким же громким шиканьем от Урараки и Мидории. Иида захлопнул дверь. — О, точно, извини. Я вернулся. — прошептал он. — У тебя все есть? Шота услышал шорох пакетов, и Иида глубоко вздохнул. — Да. Но я хотел бы повторить, что я все еще думаю, что мы должны пойти к Исцеляющей Девочке. Мидория зашипел, и одновременно с этим, Шота с тревогой нахмурился. — Это ничего! Я сказал тебе, что я просто… — Да, да, вставь сюда любое глупое оправдание, — оборвала его Урарака и, судя по шороху, прошлась по сумкам. Мидория снова заворчал, но не вскочил и не побежал, так что Шота прислонился к стене и скрестил руки на груди. — Это не глупые оправдания, — попытался возразить Мидория, но в воздухе повисла еще одна тяжелая тишина. — Я не знаю, должна ли я злиться на себя за то, что верила тебе до сих пор, или за то, что ты все еще пытаешься мне лгать. — Я не- — Мидория, здесь я должен согласиться с Ураракой. Ты причиняешь себе боль. Если ты не хочешь говорить с нами об этом, ты должен пойти к сенсею или кому-то, с кем тебе удобно говорить… — Я не причиняю себе вреда! — вмешался Мидория с жаром и эмоциями в голосе. — Тогда как ты это называешь? От Мидории донесся тихий и удивленный визг. На самом деле это не звучало болезненно, но Урарака все же снова извинилась. — Я не причиняю себе вреда так, как ты думаешь. — прошипел Мидория с разочарованием и гневом в голосе. Обострение звучало во всех его словах. — Тогда что это? Очередное «падение с дерева» или «несчастный случай на тренировке»? Потому что, честно говоря, тебе следует проявить больше изобретательности, если ты хочешь, чтобы я продолжал верить… — Я пытаюсь контролировать свое исцеление, — внезапно выплюнул он, и Шота почувствовал, как на его лице появилось удивление. Он быстро восстановил самообладание, когда Иида смущенно спросил: «Что?». Проблемный ребенок заворчал, и Шота представил, как он ерзает и извивается на месте под двумя парами обеспокоенных глаз. Вероятно, потирая лицо одной рукой. — Я не могу это контролировать. Мою вторую причуду. Например, сколько времени требуется для заживления, когда и как оно активируется, сколько выносливости оно использует... Это портит мое тело и... все остальное. Так что я... ты знаешь... Судя по последовавшей тишине, они не знали, поэтому Мидория чувствовал давление, чтобы продолжать говорить чуть громче шепота. — Я… проверяю это… В комнате снова воцарилась тишина, и Шота не осознавал, как сильно он скрестил руки на груди и заставил себя сделать тихий глубокий вдох. Это был первый раз, когда он услышал, что Мидория получил травму вне тренировок. Он знал, что тот тренировал свою природную причуду с некоторыми учениками за спиной вопреки его инструкциям и из-за этого страдал от некоторого истощения причуды, но он никогда не знал, что его «подаренная» причуда тоже нуждается в обучении. Мидория рассказал Шоте о своей второй причуде — «проклятой» причуде, неправильной — и о том, что он думает о своих исцеляющих способностях. Они были полезны, так как он часто активировал другие причуды, которые могли убить его в процессе. Злодеи даже не сочли бы его угрозой, если бы все, что он делал, было просто рывком и поднятием их самого большого оружия - прямо до тех пор, пока он не поставит их на колени, перенапрягая их пределы за считанные минуты, пока их сердца не выдержали нагрузки. По сути, Мидория просто душил их собственной силой, выходя из боя практически без единой царапины. Смертельно усталый, анемичный и голодный в зависимости от причуды противников, но в основном невредимый. Это была одна из причин, по которой ему приходилось есть столько, сколько он мог, после и до тренировки, поскольку это стоило много ресурсов, а его терпимость к боли время от времени пугала даже Шоту, вероятно, портя мальчика так, как они не могли видеть. Но он никогда не знал, что это беспокоило его до такой степени, что он причинял себе боль и «проверял». Или что причуда вообще нуждалась в контроле. Он вспомнил свой разговор с Каном об их учениках и причудах — поздно вечером и всего через несколько дней после начала занятий. Как каждый год. — Извини, но слава богу, что мне не приходится иметь дело с этой причудой, — сказал он, вздыхая в пиво. — Смотря честно, он милый… живой, если не сказать больше, но… я видел, как он вставил свою сломанную кость обратно в руку и тряс ею, пока она не остановилась в правильном положении, прежде чем я успел что-то с этим поделать. Кан сделал большой глоток пива. — У тебя есть ученики, которые могут задушить человека в грибах изнутри или расколоть себя более чем на 20 частей. — ответил Шота и нахмурился, наблюдая за их внезапным полупьяным состязанием в том, «у кого в их классе самые ужасные причуды». Кан только взмахнул рукой в ​​воздухе. — Точно! Как мы контролируем такие причуды? Как любой из них это делает? Он потер лицо обеими ладонями и застонал, перед ним стояли три пустые бутылки из-под пива. Шота как раз собирался допить свою третью бутылку, но почувствовал лишь легкий кайф. — Я просто хочу убедиться, что они готовы к миру. — Ты говоришь это каждый год. Ты не можешь предотвратить их травмы. Это часть работы. — Это словесное богатство исходит от мудака, заворачивающего своего ребенка в вату при каждом удобном случае. Шота посмотрел еще пристальнее, но Кан просто допил пиво и встал. — Я хочу сказать, что эта причуда опасна, и я не слепой. Он не имеет над этим контроля. Кан предостерегающе указал слегка дрожащим пальцем на Шоту, но тот только закатил глаза. — Будь осторожен с этим. Шота отмахнулся от руки Кана. — Ты должен следить за своими детьми. — Я делаю это. В этом же месте, в то же время в следующем году? Кан бросил немного денег на стойку бара, а Шота кивнул и заказал еще пива. Он знал это и без того, что Кан сказал ему. И если бы он выпил в тот вечер на одну бутылку пива больше, чем обычно, только для того, чтобы поверить своей мантре «Я знаю, что делаю»… никому не нужно было об этом знать. Однако теперь Шота знал, как Мидория подошел к своей второй причуде, и профессиональный герой чувствовал себя странно наказанным этим воспоминанием. Он как раз собирался выйти из своего укрытия и наткнуться на троицу. Но тут заговорил Мидория. — Просто… только не говорите Айзаве! По крайней мере, не сейчас... пожалуйста? — Но, Мидория… — начал Иида, и в его голосе тревога и чувство ответственности боролись с доминированием, — мы не можем просто позволить тебе больше так тестировать. Там должен быть лучший путь. — Я согласен. И Сенсей, наверное, лучший, к кому можно обратиться за советом. Мидория затих, а Шота изо всех сил старался не чувствовать себя слишком ожидающим того, что ответит его приемный ребенок. — Я… он… он не… он не позволит мне. Я имею в виду, как еще я должен узнать о своих способностях к исцелению без травмы? И как мне остановить исцеление, когда мне нужно? Он накажет меня навсегда. — По уважительной причине, — пробормотал Урарака, и Мидория застонал. — Вы можете просто… просто пообещайте мне, что ничего ему не скажете? Оба ученика молчали, а Мидория издал гортанный звук. — Давайте, ребята... пожалуйста? Еще одно напряженное молчание, но на этот раз Мидория молчал, что красноречиво говорило о его решимости сохранить это в секрете. Первым снова заговорил Иида, сильный и строгий, со своим классным президентом-авторитетом. — Мы пойдем к Исцеляющей Девочке. Сейчас. И ты поговоришь с ней о своей причуде. Мидория издал слабый протестующий звук, но Урарака своим строгим голосом присоединилась к Ииде. — И ты больше не будешь тестировать без присмотра, понял? — Но- Урарака глубоко вздохнула. — СЕНСЕЙ- — Ладно, ладно, тссс! — Скажи это. — Я больше не буду тестировать причуду без присмотра. — А к концу недели ты поговоришь с Сенсеем. — Но- Шота почти почувствовал взгляд Урараки. — Я поговорю с Сенсеем к концу недели. — Обещай, — снова вмешался Иида. — Обещаю, — покорно повторил Мидория, и Шота остался на месте. Он продолжал слушать, как трое собирают свои вещи, и как Мидория ворчит об ужасных друзьях, шантаже и подлых людях, но, тем не менее, следует за ними на пути к Исцеляющей Девочке. Дверь открылась и закрылась, и Шота остался уставшим и измученным. Он закрыл оба глаза и почувствовал боль в шраме. Отлично. У него уже было два больших разговора с Мидорией о его прошлом-настоящем, и оба были почти травмирующими как для учителя, так и для ученика в равной степени. И вот появился третий. О его причуде, навязанной его детским мучителем — который, кстати, был злейшим врагом Всемогущего или кем-то вроде того, — которая позволяла ему залечивать любую травму с минимальными следами, портя его природную причуду и делая его безразличным к своей личной безопасности. Шота не знал, что лучше. Зная, что разговор состоится менее чем через четыре дня, или быть не готовым к раскрытию такого эмоционального багажа. Вероятно, он был не готов в любом случае. Сможет ли он вообще справиться с чем-то подобным? — Мне нужен терапевт, — прошептал он и потер глаза рукой, щипая переносицу. Шота был так уверен, что они добились прогресса в вопросе самосохранения Мидории. Но, видимо, он недостаточно внимательно следил за своим ребенком. Мидория лучше всего учился, когда оставался один, время от времени натыкаясь на него и получая помощь. Он больше не колебался просить о ней, он вовлек в свою борьбу Шоту, своих одноклассников и даже Всемогущего. Не все, но достаточно, чтобы Шота предположил, что ему становится лучше. Услышав, что он до сих пор не доверяет ему что-то подобное, он почувствовал, как что-то тяжело легло на его плечи и застряло в желудке, как камень. Он просто… Какой же он был родитель, если даже не мог… У него защипало глаза, и ему пришлось отпустить нос, чтобы не ушибиться. Ладно, соберись. Он оттолкнулся от стены и вернулся в свою комнату. Ему нужно было сделать несколько звонков и провести серьезное исследование. Если Мидория собирался выполнить свое обещание, у него было четыре дня, чтобы найти решение. В тот вечер он едва смог удержаться от того, чтобы не окинуть взглядом Мидорию с ног до головы. Исцеляющая Девочка пообещала ему, что с ним все в порядке — по крайней мере, физически — но держала в секрете то, о чем они говорили, и мальчик вел себя как обычно. Он даже позволил себя тащить, потому что Хагакурэ хотела ему кое-что показать. Так что Шота сделал себе еще кофе, напомнил детям лечь спать до комендантского часа и снова заперся в своей комнате. — Мидория расстроен. Мы не можем его найти, — сказала Тсую, как только Шота открыл дверь три дня спустя. — Что случилось? — спросил он и закрыл за собой дверь, тупо заметив, что ее пижама была полна лягушек. Она бесстрастно посмотрела в ответ на его пижамные штаны с кошачьим принтом, высунула язык и приложила палец к подбородку, словно задумавшись. Ее широко распахнутые глаза сосредоточились на его лице. — Мы не совсем уверены. Каминари сменял диск, но Мидория вдруг вскочил и убежал. Шота вздохнул, почесал шею и уперся обеими руками в бедра. — Каминари заставил телевизор показывать помехи? Тсую моргнула, немного наклонила голову, а затем кивнула. — Да, я думаю, что это так. Но не специально и только на секунду. Телевизор в порядке. Шота кивнул. Причуда Каминари капризничала весь день из-за шторма, который медленно бушевал над городом, но после разрядки изрядного количества электричества во время тренировок, Шота не думал, что он сможет перезарядиться до завтра. Он сделал мысленную пометку помнить об этом для будущих справок, но сейчас он посмотрел на Тсую с, он надеется, ободряющим взглядом. — Я полагаю, вы уже были в его комнате? Она кивнула. — Ты следила за Крэш? — Кода ищет ее, но безрезультатно. Тсую сопроводила его в общую комнату и он был встречен обеспокоенными лицами между большими подушками и перевернутым диваном. Впечатляющий форт, освещенный зацикленным DVD-меню Немо на телевизоре, гордо возвышался посреди комнаты.  — Куда он делся? Оджиро, стоявший ближе всех к Шоте, указал на коридор. — Киришима пошел за ним. — Как давно? — До кино, может быть, два часа? Мы хотели дать ему место, но он еще не вернулся. Шота взглянул на настенные часы и кивнул в сторону крепости из подушек. — Уже поздно. Убирайтесь и ложитесь спать. Я найду его и поговорю с ним. Немедленно, но с обеспокоенными взглядами ребята начали разбирать свой форт. Шота почесал бороду, идя босиком по коридору. По пути он встретил Коду, но малыш еще не нашел Крэш, а значит, либо она пряталась, либо пряталась вместе с Мидорией. Шота отправляет своего нервного ученика спать. Затем он нашел Киришиму на двух поставленных друг на друга стульях, полустоящим и полувисящим на вентиляционном отверстии, в котором Мидория прятался несколько дней назад. — Киришима. Мальчик вздрогнул, с громким стуком ударился головой, и шаткая конструкция поддалась гравитации. Он свалился на пол. — Сенсей! — простонал он, сел и потер голову. — Ты меня напугал… — Ты нашел его? Брови Киришимы тревожно нахмурились, и он покачал головой. — Еще нет. Его нет ни в комнате, ни на кухне, ни в вентиляции, но я еще не проверял вентиляцию наверху... — Я возьму это отсюда. Уже поздно, убирай стулья и ложись спать. Рыжий вскочил на ноги. — Но я- Шота поднял руку и покачал головой. — Я возьму это отсюда. Уберись здесь. Если я застану тебя после комендантского часа, я выдам ​​тебе кухонные обязанности. Киришима выглядел встревоженным и собирался снова спорить, но в конце концов правильно поставил стулья и кивнул. — Хорошо, просто… ты можешь убедиться, что с ним все в порядке? В данный момент его точно не было, возможно, он был в приступе паники где-то в этом здании и становился все более безумным, чем больше людей искало его. Это не было похоже на легкий испуг или предсмертные объятия, свидетелями которых до сих пор был класс, и Шота не хотел рисковать тем, что они застанут его в таком состоянии. Итак, Шота кивнул и смотрел, как Киришима тащит стулья туда, откуда он их взял. Ему потребовался еще час, чтобы побродить по зданию, проверяя каждый узкий угол, в который он мог протиснуться, или комнату, в которой он мог спрятаться, пока не вернулся в свою комнату. Шота уже собирался начать все сначала, готовый проверить тренировочную площадку, когда заметил свою слегка приоткрытую дверь. Послышалось низкое мурлыканье. Поэтому он постучал в дверь, хотя это была его собственная дверь, и через секунду вошел. Свет был выключен, но благодаря луне, сиявшей в окно, он все еще мог различить сгорбленную фигуру, туго закутанную в одеяло на кровати. Мидория забился в дальний угол, яростно вздрогнув при появлении Шоты, но его глаза были более сосредоточенными, чем мужчина мог предположить. Зрачки все еще большие, но уже не прыгают, как у пойманного в ловушку кролика. — Привет, — сказал Шота, и Крэш подняла голову с плеча Мидории. Он защитно прижал ее к груди, и она нежно уткнулась носом в его подбородок, мяукая. — …привет… — тихо прохрипел Мидория и сглотнул. Шота продолжал стоять у двери, засунув руки в карманы и прислонившись к косяку. — У тебя все нормально? Дерзкое пожимание плечами. — Ты хочешь поговорить об этом? Резкое качание головой. — Хочешь переночевать здесь? Небольшой кивок. Шота промычал, закрыл дверь и подошел к своему ящику, чтобы взять второе одеяло и подушку. Затем он наклонился к кровати и осторожно бросил подушку в Мидорию. Он поймал ее одной рукой, оставив Крэш достаточно места, чтобы ускользнуть и забраться на самую верхнюю полку Шоты. Ее хвост болтался из стороны в сторону, когда она осматривала комнату и вылизывала свой мех. — Извини, — выдохнул Мидория, и Шота снова замычал. — Все нормально. Но я думаю, тебе придется поговорить с друзьями завтра. Они беспокоились. Он сел на кровать, слегка повернувшись лицом к Мидории, и подождал, пока тот не поднимет голову. Теперь ближе к мальчику Шота мог видеть его покрасневшие глаза и сопровождающие их темные тени. Его шрам тоже выглядел раздраженным, вероятно, он снова царапал и тер его. Мидория поморщился. — Это глупо, — прошипел он и потер лицо раскрытыми ладонями с излишним усилием. — Он ушел, мы остановили его. Это… это просто глупо! Шота подавил внезапный всплеск защитного гнева и легонько постучал Мидорию по локтю, чтобы заставить его остановиться. Мидория позволил рукам упасть на колени, нервно сжимая пальцы, и тупо уставился перед собой. — Извини, — снова сказал Мидория, но Шота просто наклонился в его поле зрения. — Это не глупо, Мидория. Ты испугался в ситуации, в которой чувствовал себя в безопасности, и действовал импульсивно, в этом нет ничего глупого. Помнишь, о чем мы говорили? Он извивался и глубже зарывался в Шоту. — Это нормально чувствовать то, что я чувствую. Я все еще выздоравливаю. Но я буду поправляться, день за днем, — покорно процитировал он с выражением лица, которое говорило о том, что он не верит своим собственным словам. Как и все предыдущие разы. Шота снова постучал его по локтю, заставив мальчика поднять голову. — В первый раз, когда наш телевизор замигал, ты швырнул в него стул, спрыгнул с моего балкона и попал под машину. Мидория содрогнулся от воспоминаний. — Извини, — снова сказал он, и Шота вздохнул. — Я пытаюсь сказать, что на этот раз ты просто сбежал. Ты даже вернулся без моего вылова тебя из вентиляции. Никто не пострадал, и ты не истекаешь кровью. По крайней мере, насколько я вижу. Шота сделал вид, что осматривает Мидорию глазами с ног до головы — больше для себя, чем для того, чтобы подчеркнуть его слова. Мальчик показал легкую улыбку. — Наверное… — осторожно сказал он, и его сжатые кулаки медленно разжались. — Но... мое сердце все еще бьется очень быстро... и меня... возможно, вырвало... в растение... — смущенный голос Мидории стал слабее, и Шота понимающе замычал. — Тебе все еще плохо? Он покачал головой, щеки порозовели. — Полагаю, это проблема завтрашнего дня, — сказал Шота, уткнувшись головой в подушку и сложив руки на животе. Мидория снова заизвивался, но медленно выбрался из своего напряженного положения и подполз к своему опекуну. Это заняло какое-то время, но когда он, наконец, лег спиной к стене и плотно прижался к плечу, Шота повернул голову и встретился с ним взглядом. Ноги Мидории были свободны, он демонстрировал свои уродливые носки с Сущим Миком и пижамные штаны Всемогущего, но непромокаемая ткань оставалась тесной на его плечах. Шота поблагодарил себя за то, что не забыл включить отопление. Он все еще чувствовал, как защитный гнев кипит под его кожей, заставляя его собственное сердце громко биться в груди. Просто воспоминание о том злодее-ублюдке вызывало потоотделение и учащенное дыхание, что только больше расстраивало его. Снова Шота кратко удивился, как Мидория смог жить с этим плохим подобием человека и оказался таким, каким он оказался. Он боялся того разговора, который у них будет меньше, чем через день. Воспоминания о Всех за Одного заставили его подумать обо всех других вещах, через которые прошел Мидория, чтобы оказаться здесь, и через что ему еще придется пройти, чтобы добраться до места, где он действительно мог чувствовать себя в безопасности. Но вместо того, чтобы погрузиться в воспоминания, он мягко постучал по сжатым рукам Мидории. — Постарайся пока поспать, ведь это все еще школьная ночь. Мидория закусил губу и явно пытался расслабиться, но кивнул и потянулся, чтобы схватить Шоту за рукав. — Он… он ушел, не так ли? Это... просто у меня голова закружилась, верно? Например, когда я слышу его голос… я имею в виду… Очередная вспышка гневных эмоций пронзила желудок Шоты, и ему пришлось бороться с желанием крепко обнять ребенка и оградить его от собственных мыслей. Вместо этого он повернулся на бок и постарался вложить в свой голос как можно больше уверенности. — Все за одного ушел. Здесь ты в безопасности. Мидория все еще не выглядел слишком убежденным, но он, по крайней мере, глубоко вздохнул и тихо пробормотал «хорошо». Несколько минут никто ничего не говорил, Мидория все еще сжимал его рукав и теребил нижнюю губу между зубами. Но затем он пододвинулся ближе и прижался лбом к ключице Шоты. Айзава, в свою очередь, свободно обнял его за плечи и прислушался к детскому дыханию в темноте. Крэш присоединилась к ним на кровати и вальсировала через ноги Шоты, чтобы свернуться калачиком и отдохнуть у ног Мидории. — Я... эм... Волосы Мидории щекотали ему горло, когда мальчик извивался в своей фирменной манере: «Я должен сказать кое-что, чего я не хочу». Шота терпеливо ждал, пока он наберется смелости и слов. — Мне нужно… мы можем… мне нужно тебе кое-что сказать. Профессиональный герой почувствовал, как его сердце упало в желудок. Прямо сейчас? Но вместо того, чтобы запаниковать — потому что он никогда бы не догадался, что его приемный ребенок придет к нему до истечения срока, — он притворился спокойным. Он замурлыкал своим лучшим нейтральным звуком, так как он предположительно не знал, что Мидория хотел ему сказать, но при этом помнил все свои исследования исцеляющих причуд и того, как они работают — не совсем, но как бы готовый заняться проблемой прямо сейчас. — А, ну… не сейчас, конечно… уже поздно и… наверное, я просто, эм… Мы можем поговорить, например, завтра? Шота чуть не вздохнул с облегчением и только закрыл глаза в безмолвной молитве. — Конечно. Думаю, речь пойдет не о твоей домашней работе, — сказал он и с гордостью похлопал бы себя по плечу за то, насколько нейтрально он звучал. — Но ты должен пообещать мне, что не будешь злиться, — сказал Мидория и теребил рукав Шоты. О, он уже был зол и до сих пор злился – из-за всего этого беспокойства и неуверенности в себе из-за того, что он не лучшим образом подходит на роль приемного опекуна, которую всегда таскал с собой – так что он сказал то, что сказал бы и имел в виду, даже если бы он не знал, что должно было произойти. — Если ты скажешь мне не злиться, ты сам знаешь, что, наверное, мне следует разозлиться. Мидория еще немного поерзал. — Просто… это не… извини, ладно? Обещаю, когда я скажу тебе, мне будет очень жаль. Так что, может быть, не будь слишком злым? Мальчик станет его смертью. Шота вздохнул, глубоко и измученно. — Я буду иметь это в виду. А теперь спокойной ночи, Мидория. Проблемный ребенок замычал и придвинулся немного ближе. — Спокойной ночи… — пробормотал он, и Шота услышал, как он шепчет что-то еще. Короткое слово, которое ему никогда не удавалось уловить, но всегда пряталось в самых близких моментах, которые они разделяли. Его глаза сузились, и он попытался хоть немного уснуть. Завтра ему понадобится каждая минута.