The scars we carry

Изуку медленно вошел в комнату. Его ноги волочились, а руки сжались в кулаки. Кусая губы, он отступил в сторону, когда Исцеляющая Девочка закрыла за ним дверь, добрая улыбка побуждала его продолжать идти. Но он остановился, как вкопанный, уставившись в пол, как можно дальше от кровати, насколько это было возможно краем его зрения. Хизаши что-то пробормотал, и Изуку нервно посмотрел на его туфли в сторону от кровати. Сущий Мик сел в другом конце комнаты, и глаза Изуку метнулись вверх, встретившись с его обычно энергичным лицом, но быстро снова опустились, увидев с трудом скрываемое беспокойство. Он услышал шуршание ткани и глубокий вздох, отчего его плечи напряглись. Кто-то вздохнул, словно собираясь что-то сказать, но Изуку вскинул голову. — Я бы сделал это снова. Слова вылетели в спешке, дыхание, которое он не осознанно задержал, покинуло его, и внезапно он не смог перестать говорить. Он смотрел на забинтованное лицо Айзавы и не обращал внимания на то, как скрутило его желудок. Игнорировал беспорядочные мысли, кричащие между его ушами, и воспоминания, играющие перед его глазами. Игнорировал свой задыхающийся голос. — Это был единственный способ- я знаю, ты говорил мне не вмешиваться, не причинять боль, но я сделал это и сделаю это снова. Потому что ты прыгнул выше своей головы. Тринадцатая пострадала. Вы... дети, они бы погибли. Я спас их, убедился, что он их не тронет, привлек его внимание. Ному, это... Я не чувствую себя виноватым. Я выиграл для нас время, я- если хочешь- наказать меня за это, мне все равно. Сделай это. Попробуй. Изуку тяжело дышал, разжимая и сжимая руки в кулаки, широко расставив ноги, готовый рвануть в любой момент. Он уставился на лицо Айзавы — или на то, что он мог видеть между бинтами, покрывающими половину лица, и волосами, покрывающими другую половину — в поисках отвержения, гнева, отвращения. Страх сдавил ему горло, и он снова впился зубами в губу, когда его опекун вместо этого молчал, сидя на белой чистой кровати, как статуя. Он выглядел таким измученным, похудевшим сильнее, чем обычно, и его единственный видимый глаз закрылся с глубоким вздохом. — Мидория. Изуку вздрогнул и снова затаил дыхание. Это было оно. Он звучал так-так устало. Это было оно. Он откажется от него. — Подойди поближе, пожалуйста. Его ноги затекли, и он, должно быть, был похож на аиста, так как, не смотря на это, заставил свои ноги двигаться вперед. Он тяжело сглотнул и почувствовал, как его плечи поднимаются по мере приближения к кровати. Но он все еще смотрел на Айзаву и следил за его губами, ожидая, когда же вырвутся слова. Он облажался. Он знал это. Зачем заботиться о таком- такой бесполезной обузе. О ком-то, из-за кого ваши близкие подверглись смертельной опасности. Он понял это, он понял. Если бы Айзава мог просто- просто сказать слова, тогда он мог бы снова дышать, двигаться дальше или... что угодно, ему было все равно. Изуку остановился прямо у колен Айзавы, не решаясь приблизиться к этому усталому взгляду, падающему на него. Вблизи он мог видеть темные тени на лице Айзавы. — Я слышал, что ты отказался сотрудничать с медперсоналом. Я думал, мы говорили об этом. Изуку судорожно вздохнул, как можно тише, и схватился за рубашку по бокам. — Твои травмы были должным образом обработаны? Изуку кивнул. — Мне сказали, что ты отказался отдыхать. Это правда? Он отвел глаза и заставил себя пожать плечами. — Что насчет еды. Ты что-нибудь ел? Еще одно пожимание плечами. Чуть более дерганное, чем первое. — Хорошо… — Айзава вздохнул и немного поправил свою позу, плечи опустились, как будто следующие слова уже высосали из него жизнь еще до того, как они слетели с его губ. — Твои действия были неосторожными, безрассудными и опасными. Лицо Изуку исказилось, и он посмотрел в пол, в его глазах росло давление. — Ты напрасно подверг опасности себя, своих друзей и разозлил злодея до такой степени, что вызвал у него отвращение — без боевой подготовки и без поддержки. Я знаю, что ты все еще думаешь, что только потому, что ты можешь лечить себя, ты можешь броситься в бой и принять удары, независимо от травм и ранений, которые это может тебе нанести. Это не то, чему я тебя учил. Чему я учил любого из вас, ребенок. Я не позволю такого безрассудного поведения и соответственно накажу тебя за это. Ты мог умереть, Мидория. Ты должен был выбраться, позвать на помощь и позволить про-героям разобраться с ситуацией. Айзава остановился и глубоко вздохнул. Его голос все еще был хриплым и скрипучим. Изуку проглотил множество ответов и вместо этого горел изнутри, не смея возражать. Страх все еще сковывал его горло, и он ждал окончательного вывода Айзавы. — Но, Мидория, я хочу, чтобы ты знал, что ты не виноват в нападении злодея. Я не одобряю твои действия или то, как ты справился с собственной безопасностью, но ты выиграл для нас немного времени. И я уверен, что ты сделал то, что считал лучшим, чтобы спасти меня и своих одноклассников. Не твоя вина, что Шигараки пошел за мной конкретно, не твоя вина, что тебя заставили принимать решения, к которым ты не был готов, и не твоя вина, что я был подавлен и ранен. Пока я - ваш учитель - твой опекун - все вы под моей опекой и моей защитой. В тот день я не выполнил свой долг, и мне жаль, что тебе пришлось за это пострадать. Айзава снова остановился, немного запыхавшись, и кашлянул, прочистив пересохшее горло. Изуку снова судорожно вздохнул. Его зрение заволокло непролитыми слезами, но он все еще мог видеть лужи крови на полу, безжизненное тело Айзавы у его ног, ному, склонившегося над ними… — Ты меня слышал? Изуку впился зубами в кожу и кивнул, чувствуя медный вкус на языке. Внезапно Айзава наклонил голову еще немного вперед, позволяя выбившимся прядям волос упасть ему на глаза. — Мидория, мое зрение все еще… ограничено. Поэтому мне нужно, чтобы ты поговорил со мной. Зеленые глаза тут же вспыхнули, и он встретился взглядом с Айзавой. Его взгляд казался расфокусированным, и он немного щурился от резкого света белой комнаты. Глубокие темные тени плясали по его лицу, из-за чего быстрый, сильный и свирепый Сотриголова выглядел слабым и страдающим. Что-то, чего Изуку никогда не хотел видеть, поэтому он взял все эти секреты, эти плохие воспоминания и засунул их в самый темный угол своего разума. Он изгнал свое прошлое так далеко, как только мог, но оно все равно достало их... Его брат и отец всегда получали их. И когда они добирались до них, они… они бы… Изуку почувствовал, как слова медленно вырываются из его груди. Они достигли его горла, но не смогли преодолеть страх. Он не мог позволить им. Потому что тогда это станет реальностью. То, чем был для него Айзава, станет реальностью. Айзава знал, как эгоистично Изуку относился к его заботе и преданности, как учителя, и превратил это в узы, слишком тяжелые, чтобы их нести. — Я хочу убедиться, что ты услышал и понял, что я сказал, — осторожно сказал Айзава в тишине, и Изуку пришлось физически сдерживать свое рассыпающееся лицо, зажав рукой рот. Но все же некоторые слова вырвались. Слабо, сквозь его пальцы, но они вырвались. — Он чуть не убил тебя. Его язык казался тяжелым и сухим, но вырывалось все больше слов. Он снова попытался прикусить губу, но… — Он завладел тобой и чуть не убил тебя. Шигараки он… он… — Изуку удалось проглотить кое-что, но все же… — Он убивает людей. И если он не может их убить, он причиняет им боль до тех пор, пока они не пожелают смерти. Он находит твое слабое место, он находит его каждый раз, он найдет твое и… Дрожащее дыхание. — Хуже всего- это когда ты- когда отец- он тебя достает. Когда он сочтет тебя достаточно интересным, чтобы... Вспыхнули воспоминания, более старые, темные и кровавые, чем хлипкая атака USJ, и смешались с бледным забинтованным лицом Айзавы. — Я не хочу твоей смерти. Я... ты не можешь... Изуку подавился своми словами, и ему стало плохо. Он позволил своей руке медленно оторваться ото рта. Бесполезная вещь все равно не помогла. Слова вышли в любом случае. Вместо этого он почувствовал, как его рука вцепилась в больничную одежду Айзавы, осторожно, чтобы не повредить его раны. — Не приближайся к нему. Не позволяй ему заполучить тебя. Не... Просто не... Не умирай. Его голос дрогнул на последних словах, он был слишком напуган, чтобы сказать это, и внезапно почувствовал, как слезы текут по его лицу. Удивление и гнев вспыхнули так внезапно, что он отдернул руку и потер лицо, пытаясь остановить их, полностью отводя глаза. Он чувствовал себя болезненным, усталым, измученным и незащищенным. Все одновременно, бунтуя в его венах, переполняло его сердце, пока не распространилось оцепенение. Когда он убрал мокрую руку от лица, то увидел, что его пальцы дрожат. — Я был напуган… Я был так напуган. Его голос, еле слышный шепот, разнесся по тихой комнате дальше, чем он надеялся, и наконец он почувствовал, как его челюсть снова встала на место. Закрылась. Без слов. Наконец-то. Он слабо вздрогнул, когда Айзава наклонился еще немного вперед, не совсем в пространство Изуку, но он привлек его внимание, как и хотел. — Я не буду лгать тебе и говорить, что не умру. Что я непобедим. Ты знаешь, что это не так, и я не хочу подрывать то, через что ты прошел, говоря, что ни один злодей никогда больше не тронет меня, — начал он, и Изуку издал тихий, маленький, испуганный звук в задней части своего горла. — Но я подготовлю себя, тебя и тех, кто нас окружает, к тому, что в следующий раз возникнет подобная угроза. Ты все еще учишься, но в следующий раз, когда мы вернемся друг к другу, мы будем готовы противостоять Шигараки. И кем бы ни был отец. Ты можешь помочь мне с этим, Изуку. Он поднял голову на свое имя и встретил взгляд своего опекуна, грустный, но решительный. Упрямая челюсть вернула ему немного сил, тени не были такими заметными, как раньше. — Достаточно ли этого обещания на данный момент? Изуку почувствовал, как его губы дрожат, плечи сгорбились, и слезы вот-вот прольются, но, как ни странно, хрупкое облегчение нахлынуло на него. Разобралось со его расшатанными нервами. Он не был счастлив. Он даже отдаленно не был уверен в безопасности Айзавы и всех остальных. Но когда мужчина осторожно высвободил одну забинтованную руку из своего забинтованного и коснулся плеча Изуку, он разжал кулаки, наклоняясь к прикосновению. — Хорошо. Шмыгнул носом. — Я… я думаю… ладно… Айзава снова вздохнул, на этот раз скорее с облегчением, чем с напряжением. — Теперь тебе следует отдохнуть. У нас есть ещë пара дней. Мы можем поговорить немного позже. Изуку кивнул, его глаза внезапно стали слишком тяжелыми, чтобы оставаться открытыми. Он чувствовал себя немного невесомым, и кончики его пальцев покалывали. Он снова кивнул. Моргнул. И вырубился. Хизаши подхватил мальчика под руки, как только увидел, что его маленькие плечи расслабились. Мидория даже не понял, как близко к нему подобрался Хизаши. — Мне было интересно, когда же это, наконец, произойдет, — пробормотал он в высокий воротник и осторожно взял ребенка на руки. Исцеляющая Девочка глубоко вздохнула и звучала так же измученно, как чувствовал себя Хизаши. — От этого мальчика одни неприятности, Айзава, — сказала она и кивнула на пустую кровать рядом с ним. Хизаши покорно подбежал и уложил мальчика, помня о его заживающих лодыжке и плече. Сам парень выглядел так, будто даже не замечал своего все еще израненного тела, но это не означало, что Хизаши просто проигнорирует это. — Я также беспокоюсь о твоей будущей безопасности. Люди, с которыми он вырос... они кажутся опасными, они кажутся... Ну, Яги, нервный, как всегда, когда вспоминается его прошлое, хотел поговорить с ребенком об этом человеке-«отце». Сказал что-то о старом враге, которого считал мертвым и хотел подтвердить свои подозрения. И Мидория пнул его за это в грудь. Она подошла к Шоте, посмотрела на него и сочла безопасным для еще одного поцелуя. Она позаботилась о том, чтобы он выздоровел только настолько, чтобы снова не потерять сознание на месте. Она осторожно потянула его за повязку на глазу и позволила ему несколько раз моргнуть, прежде чем он сосредоточился на ее пальце, двигающемся из стороны в сторону. — Я знаю, у меня тоже были свои подозрения, но… он еще не говорил об «отце», — вот все, что он ответил, и Хизаши сел на кровать Изуку, наблюдая, как Исцеляющая Девочка делает свою работу. — И это не единственная наша проблема. Его друг оглянулся, и впервые с тех пор, как он проснулся, Хизаши был уверен, что его глаза действительно сосредоточены на нем. Из-под повязок выглядывал новый шрам. — Пресса. Они каким-то образом уже знают о том, что произошло. Люди говорят о нашей системе безопасности, ходят слухи, что UA берет детей-злодеев и учит их драться. Какая школа героев научит злодеев сражаться? Взгляд Шоты метнулся к Изуку, прежде чем переместиться к окну в небо. Исцеляющая Девочка сняла с него халат, позволила ему стечь на колени и проверила его руки. — Мы не учим злодеев драться. Мы учим детей защищать. Люди глупые. — Думаешь, слушатели поверят этому? На твоих детей напали в этой симуляции. Ты все еще доверяешь мерам безопасности вокруг школы? Я, конечно, нет, и я почти уверена, что так же думает и каждый родитель с ребенком, посещающим UA. Теперь на лице Шоты отразилось раздражение. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? Злодеи ворвались в USJ и каким-то образом точно знали, кто там будет и как нас захватить. Этот чертов злодей… — быстрый взгляд на Мидорию. — …был достаточно уверен, что они смогут убить Всемогущего с помощью этого монстра. Исцеляющая Девочка накинула его халат ему на грудь, и это, казалось, вытянуло из него весь запал. — Знаешь, у Мидории была паническая атака. Шота поднял взгляд, гнев и беспокойство боролись за господство в его взгляде. Но он промолчал. — Он что-то сказал об этом существе, Ному. О том, как он помог им его создать. Как это было его ошибкой и прочее. Он, наверное, не помнит, но все же, Шота, если вокруг бегают генетически модифицированные существа с разными причудами, смешанные с большими сильными телами, мы должны об этом знать. Он должен был сказать нам. Хизаши поднял руку, чтобы остановить протест Шоты, который явно начал формироваться на кончике его языка. — Я не говорю, что это вина Мидории. Я просто... обеспокоен тем, что он нам еще ничего не сказал. И что это может означать для нас. Мы действительно не хотим повторять… Он сделал жест рукой и неопределенно указал на раны своего друга. После сказанного его друг обмяк и откинулся на подушки, которые собрала Исцеляющая Девочка. — Я… я слишком устал для этого, Хизаши. Дай мне обезболивающее и позволь мне поспать. Увидев пронзительный взгляд Хизаши поверх солнцезащитных очков, Шота хмыкнул. — Обещаю, что поговорю об этом с Мидорией, как только смогу. — Сегодня ты дал очень много обещаний, Сотрипапа. Не переутомляй себя, — немного поддразнила Исцеляющая и помогла пациенту проглотить несколько таблеток. — Ты можешь просто оставить меня в покое. Вы оба. — Как неблагодарно с твоей стороны. Мы просто хотим помочь, — усмехнулся Сущий Мик, благодарный за то, что Исцеляющая Девочка скрыла свое беспокойство за поддразниванием. Он мягко похлопал Мидорию по ноге над одеялом. — Отец-одиночка должен обращаться к своим друзьям, когда они ему нужны. Шота застонал и закрыл глаза. — Я не… эээ, что угодно. Уходи. Исцеляющая Девочка слегка улыбнулась Хизаши над головой Шоты. — Боюсь, на этот раз мне придется согласиться с ним. Ему нужно больше отдыха. Обоим, на самом деле. Ты можешь приехать завтра снова. На это Шота возмутился: — Пожалуйста, не надо. Хизаши тихонько хлопнул в ладоши, встал, подошёл к нему и нежно похлопал его по ноге. — Да, конечно, пусть старик поспит. Я вернусь с папиными шутками и носками для твоих сандалий. Шота открыл один глаз и устало посмотрел на его ухмылку. — О, и хочешь услышать анекдот про строительство? — Пожалуйста, не надо. — Да лучше не надо. Я все еще работаю над этим. — ...Я ненавижу тебя...