Trigger of a gun

Осаму смотрит вслед удаляющимся Чуе и Танидзаки таким взглядом, которым провожают в последний путь. Юноша сжимает кулаки, прощается с коллегами и покидает офис. Его жизнь наполнена дерьмом. От младенчества и до появления Чуи в его жизни. Именно когда жизнь приобрела рыжие краски, разбавляющие серую пелену, Осаму хоть немного, но почувствовал себя живым. Он влюбился до потери пульса. Ещё в тот самый момент, когда со скучающим лицом, недели не отработав на новом рабочем месте, зашёл в кабинет Чуи и застал спящую рыжую красавицу на столе. Он влюбился, нет, полюбил Чую полностью: от милых веснушек до скверного характера. От бездонных голубых глаз до искренности и чистоты, таившейся в нём. Осаму вообще не должен был отсиживать в кабинете Чуи полный рабочий день. Его задачей было приходить тогда, когда он понадобится детективу. Но просыпаясь по утрам, он наконец находил смысл в том, чтобы вставать. Смысл из трех букв: Чуя. Как бы не было страшно сближаться с кем-то не на своей территории, на которой он не должен находиться, в карих глазах загорелся азарт. Он действительно заправлял всеми убийцами, которые мелькали в деле «Кукловода», но не для себя. Огай Мори — успешный бизнесмен, владеющий сетью ресторанов. На деле — владелец огромного рынка оружия. Когда нужно избавиться от кого-то, кто мешает его бизнесу — он просто сообщает сыну, а тот уже делает своё дело: находит человека без криминальных проблем за спиной, обычного нуждающегося в деньгах гражданского, который будет способен на убийство, затем говорит своим агентам, кого нужно привлечь, и те уже делают грязную работу. Так он и проучил мудилу — Мицуо, который в итоге стал для него собственноручно выкопанной могилой. И если бы не он, Осаму, может быть, не спалился бы. Зачем он помогал отцу? Он делал это всю жизнь, считал своим долгом. Мори такой человек — ему даже при всем желании не откажешь. Осаму хотел добиться чего-то самостоятельно, получил профессию, даже забыв про свою подноготную работку. И именно в тот момент, когда он переехал в родной город и перевелся в местные органы полиции, его привлекли к раскрытию дела о его же отце. Осаму понимал, чем это может закончиться. Но если под них уже копают, то лучше он помешает процессу и будет его контролировать, чем откажется от помощи молодому детективу. И он мешал Чуе, как только мог. Но только первое время: дальше он действительно начал заботиться о рыжем. Он переживал за него, хотел как лучше, только в его компании чувствовал себя живым и счастливым. И теперь он лишится всего. Он не сможет жить больше без Накахары. Без его улыбок, поцелуев в щеку, искреннего смеха. В этом нет никакого смысла. «Я и забыл, что мне нельзя быть счастливым.»

***

Он идет по улице пешком. Пришлось выключить телефон, чтобы избежать соблазна ответить Чуе на звонок. В Японии снега может вообще не быть всю зиму, но сейчас город заметают крупные хлопья снега. «Хотел бы я встретить первый снег рядом с Чуей…» Осаму не знает, что будет дальше. Возможно, Чуя и Танидзаки уже объявили его в розыск и сдали его. Возможно, они этого так и не сделают. Хрен его знает, но ему уже плевать. Что будь что будет. — Отец, нужно сказать тебе кое-что. — Пальцы краснеют, держа телефон у уха на морозе. — Осаму, это что-то важное? Мне сейчас совсем некогда. «Тебе всегда некогда, когда дело касается меня.» А впрочем, пускай сам разбирается со всем этим дерьмом. Едва ли Мори Огай боится полиции. Если у тебя нет времени на сына, то узнавай новости о том, что тебя скоро накроют, вместе с твоей шарашкиной конторой, от кого-нибудь, на кого у тебя есть время. — Нет, не важно. Пока. — Дазай сбрасывает звонок. Осаму не празднует Новый год. У него просто нет близких людей, с которыми он мог бы разделить атмосферу праздника. В университете он просто бухал с соседями по общежитию, но сейчас он потерял связь со всеми. Но такого, чтобы проводить Новый год в розыске, в бегах и полном одиночестве, — даже в дерьмовой жизни Дазая ещё не было. Он заходит домой, собирает вещи. Тошнит от всех чувств, накативших с головой. Но слёзы не идут. Дазай не плакал никогда, как бы больно ни было. Возможно, это воспитание отца. «Мужчина никогда не должен плакать», все в этом роде. А возможно, он просто выплакал все свои слёзы ещё в детстве. Агрессивный стук в дверь. «Чуя, пожалуйста, только не ты…» Осаму смотрит в глазок. Видна только заснеженная шляпа, рыжие растрепанные кудри и испуганные, озлобленные глаза. Он не сможет не открыть дверь. Чуя стоит на пороге и просто смотрит в глаза бинтованному. — Осаму, скажи всё сам. — Чуя скрещивает руки на груди. В его глазах лишь отчаяние. — Разве я ещё не в розыске? — Он очень грустно улыбается. — Нет. — Чуя закрывает руками лицо. Слишком много стресса на сто шестьдесят сантиметров. — Пока ещё нет. Осаму, какого хуя? — … Чуя, я никогда не врал о своих чувствах. — Дазай опускает голову. — Но врал мне на протяжении двух месяцев о том, кто ты есть. Водил за нос. Что мне теперь делать? Ты понимаешь, что ты просто попадешь в тюрьму? Мы никогда больше не увидимся. Ты осознаешь это?! — Голос ломается от слез. — Я уже привык жить с мыслью, что у меня никогда не будет счастливого конца. Но появился ты, я наконец мог хоть немного почувствовать себя счастливым. — Дазай опускает голову. — Зачем тебе это всё? Что ещё ты от меня скрываешь? — Он выжидающе смотрит на Дазая, наклонив голову. — Я не «Кукловод», Чуя. — Он поднимает голову. — Я лишь нахожу тех, кто сможет взяться за убийство. — Они смотрят прямо в глаза друг друга. — Мой отец всю жизнь заставлял меня заниматься этим дерьмом. — И зачем это ему? — У Чуи сейчас случится ещё одна истерика. — … У него рынок оружия. Ты был прав, Чу. — Осаму поджимает губу. Чуя хватается за голову. — Т-ты… — Его глаза наполняются слезами, он поднимает на Дазая дикий взгляд, толкает его в плечи. — Ты просто ебучий обманщик! — Чуя даёт ему пощечину. Осаму склонил голову, пока его щека краснеет. — НАХУЯ ТЫ ВЛЮБИЛ МЕНЯ В СЕБЯ??? ТЫ ХОТЬ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, ЧТО Я СЕЙЧАС ЧУВСТВУЮ? — Чуя кричит так громко, как только возможно. Его голос надрывается, зрачки дрожат и бегают по Осаму. Дазай опускается на колени перед Чуей. — Прости меня… — Совсем тихо шепчет он, утыкаясь макушкой в колено Накахары. Чуя гневится ещё сильнее, делая шаг назад. — Мне не нужны извинения, Дазай! — Чуя всхлипывает, — Ты не должен был быть таким прекрасным, чтобы я тебя полюбил. Если ты знал, что все закончится вот так, зачем было влюблять меня в себя??? — Чуя закрывает лицо руками. — Встань с колен! — Ты сделал то же самое. — Бубнит Осаму, после чего поднимает голову на Чую. — Я не заслуживаю и частички тебя. Чуя берет Осаму за подмышки и с силой тянет вверх, поднимая с колен. — Никогда не унижайся, тебе ясно? — Рыжий с дикой злобой смотрит на него, держа за плечи. — Я и не унижаюсь. Я так виноват перед тобой, это меньшее, что я могу сделать… — Дазай смотрит на Чую разбитым взглядом. Чуя не в силах выдержать это. Он рычит, закрывая лицо руками и отворачиваясь к Дазаю спиной. Осаму стоит совсем рядом. — Я люблю тебя. — Дазай обнимает себя руками. — Я ничего не буду предпринимать до Нового года. У тебя два дня чтобы съебаться из страны. — Чуя плачет. Он не сможет посадить в тюрьму кого-то, кого так сильно полюбил, и теперь дает ему шанс на побег. — Я не смогу без тебя. — Придётся. — Чуя проворачивается к нему, кладёт руку на щеку Дазая. Почему на их долю пришлось так много слез и боли? Осаму ластится к руке. — Значит, мы видимся в последний раз? Чуя кивает, дрожа губами и сморгнув слезинки. — Можно поцеловать тебя? — Осаму вот-вот заплачет. Чуя подходит к нему вплотную, кладет обе руки на его шею, притягивая к себе. Дазай поднимает его на руки, прижимая к стене своим весом и ласково целуя. С каждой секундой все более жадно. Осаму поддерживает его за задницу. Он целует его как в последний раз. По-звериному жадно, с невозможностью остановиться, со страхом, что каждая секунда поцелуя может быть последней. Воздух давно закончился, но они боятся разомкнуть губы. Они не хотят, чтобы это заканчивалось. Осаму неспециально прижимается пахом к паху Чуи. Лишь на секунду отрывается от губ, вдыхает побольше воздуха, обжигая жаром кожу Чуи и обжигаясь дыханием рыжего, затем руки на его затылке давят с силой, а желанные губы вновь вовлекают в поцелуй. Слезы на щеках засыхают, всхлипы сменяются вздохами и сладостным мычанием. — Я не смогу остановиться. — Осаму отрывается, приложив немалое усилие. Чуя нарочно потирается задницей о пах Дазая. — Не останавливайся. — Чуя скулит, прикусывая щеку Дазая игриво, нуждаясь. — Если я больше никогда тебя не увижу, я хочу чтобы ты лишил меня девственности прямо сейчас.