Стерва

Развод — это грустно, но лучше быть одной, чем состоять в ужасном браке.

С того момента, как Ольга Арефьева осталась одна, прошло уже ровно пять месяцев. В какие-то дни ее поглощала обида, в другие дни сидела злость, а иногда наступала радость от сделанного выбора. Но в итоге она решила для себя, что не собирается страдать всю жизнь из-за этого и ставить на себе крест. В её возрасте тоже можно построить новые отношения и обрести свое счастье. Появление Алексея Яковлева в своей жизни Ольга принимает за судьбу, склоняясь к выводу, что все было не зря. Когда-то он ухаживал за ней на первых курсах медицинского университета, но из этого ничего не сложилось. Потом они выпустились и больше не пересекались. А тут она задержалась после совещания на пару минут, и столкнулась с ним в коридоре. Встреча действительно стала судьбоносной, и теперь Ольга Кирилловна снова занятая дама, которая находится в отношениях. Яковлев так обольстительно ухаживал за ней целую неделю, проявляя знаки внимания, что она не смогла перед ним устоять. Еще к тому же с ним легко и спокойно, он вселяет чувство уверенности. Все иначе, не так как с Ромой. — Ольга Кирилловна, не помещаю? — разносится голос Рыкова, который вырывает её из мыслей. После чего она выпрямляется и пододвигается к столу, снова закапываясь в документы. — Чего хотел? — спрашивает она. — Можешь поменять мне смены с Симоновым? — вопросом на вопрос отвечает Рыков, садясь на стул. — Это еще с какой стати? — Хотим день рожденье Кулыгина отметить, — умоляющими глазами смотрит он на нее. — Нажраться? — уточняет Арефьева, выбирая более конкретную версию. — Ну, можно и так сказать, — улыбается Паша, продолжая ее гипнотизировать. — Ладно, — соглашается она, решая пойти ему на встречу. — Напиши мне только даты, чтобы я не забыла. — Спасибо, — довольно отвечает он, берет стикер и пишет нужные числа, а после быстро покидает кабинет. Ольга мельком бросает взгляд на цветную бумажку, уже собираясь отложить ее в сторону, но в какой-то момент останавливается. В ней видится что-то знакомое, только она не понимает, что именно. Но пара секунд и в ее голове проскальзывает воспоминание, а после Арефьева уже лезет в ящик стола. Ей ничего не доставляет труда найти картонную открытку, которую она кладет рядом со стикером. Два разных куска бумаги, и только одна объединяющая деталь — почерк. Почерк Рыкова. 8 марта — день, когда женщины утопают в букетах цветов, шампанском и мужском внимание. И если Арефьева жила бы обычной жизнью, то этот день сложился бы именно так, но она работает заведующей подстанцией скорой помощи, и спокойные дни ей только снятся. Утро начинается ни с кофе в постель и даже ни с букета цветов, а с поездки в департамент здравоохранения для планового совещания. Других дат в календаре видимо не существовало, чтобы его провести. Совещание длится целых три часа, в течение которых Ольга Кирилловна слушает очередные монологи по поводу оптимизации работы, и не узнав ничего нового, она с радостью покидает зал. В попытке побыстрее выйти помещение, она налетает на мужчину. — Извините, пожалуйста, не заметила вас, — улыбается она. — Ничего страшного, — отвечает он, как-то странно оглядывая ее взглядом. — Оля? — Мы знакомы? — Не узнала? — смеется мужчина. — Лёша, Лёша Яковлев. — Вспомнила, — улыбается она в ответ, проанализировав полученную информацию. — Ты тут какими судьбами? — На совещание была, как заведующая подстанции. А ты? — А я в министерстве работаю, заезжал по мелочам. Ты сильно торопишься? — Вообще нужно на работу. — Может тогда на выходных встретимся, посидим? — Давай. После Оля дает ему свою визитку, и попрощавшись с бывшим однокурсником, возвращается на работу. Где её с порога встречает Васильева, по взгляду которой можно сразу понять, что ничего хорошего она сейчас не расскажет. — Что у тебя, Лиза? — вздыхает заведующая, пододвигая к себе журнал. — Жалоба на Рыкова, — неуверенно выкладывает Васильева, переминаясь на одном месте. — Когда я уже перестану слышать это словосочетание? — недовольно спрашивает Арефьева, на что помощница пожимает плечами. И она с этим согласна, так как ответ тут очевиден. Никогда. — Ладно, что еще? Она чувствует, что это далеко не вся информация. Лиза сразу бы отдала листок, а тут стоит и перебирает его в руках. — Он подрался, Ольга Кирилловна, — боязливо выкладывает она, словно рассказывает ни про чужие косяки, а про свои собственные. — Этого мне еще не хватало, — сердито говорит Арефьева. — Как только явится, сразу мне его в кабинет. Только Рыков знает, что сейчас соваться на подстанцию себе дороже, поэтому не вылезает из вызовов, принимая один за другим. Надеется, что к тому моменту как у него закончится смена, начальство покинет рабочее место и его казнь перенесется на другой день. — Она тебя ждет, — оповещает Лиза, как только Паша заходит на подстанцию. — Ведьма, — вздыхает он, кидая взгляд на время. — Ей заняться нечем? Стрелки плавно перешагнули восемь вечера, а она все сидела на рабочем месте и терпеливо ждала его возвращения, чтобы сразу вынуть из него всю душу. — Оль, у тебя праздник сегодня, а ты меня сидишь ждешь, — сразу с порога начинает Рыков, решив, что лучшая защита - нападение. — Так не терпится поорать на меня? — Было бы с кем отмечать, я может быть и поехала, — недовольно отвечает она и встает со своего места. — А вот влепить тебе выговор куда интереснее, чем сидеть в пустой квартире. Арефьева подходит к нему ближе, останавливаясь в шаге и оценивает масштаб поврежденного лица. Судя по травмам, досталась ему не слабо. — Ольга Кирилловна, вот честно, у меня так башка трещит, давай ты на завтра оставишь мою казнь. — Неудивительно, — язвит она, а после кладет руку на его подбородок и слегка поворачивает голову, осматривая под другим углом. — Ты вот весь день катался с аптечкой и фельдшером под боком, не мог попросить, чтоб тебя обработали? — Само затянется, — бурчит он, махнув рукой. — Вроде бы врач, а ведешь себя как ребенок, — раздраженно говорит Арефьева, а после возвращается к столу. Достав аптечку, она быстро находит вату с перекисью водорода, а после возвращается к мужчине, указывая на стул. — Оль, ну зачем, — начинает сопротивляться Рыков, не собираясь так быстро поддаваться приказам. — Садись давай, — настойчиво указывает начальница, а после хватает его за край кофты и толкает на стул. Паша поддается и садится, только все равно недовольно крутит головой. Арефьева берет его подбородок одной рукой, в попытке все же приложить ватку, но он ловит ее запястье, оттягивая руку. Но Ольга быстро хватает его за волосы свободной рукой, оттягивая голову назад и ставит колено между его ног. — Не шевелись, — шипит она, и перекладывает ватку из одной руки в другую, а после прижимает к ране. И пока она проделывает всю работу, Рыков быстро забывает про свое поражение и переключается на тело Арефьевой, которое предстало перед ним в хорошем ракурсе и доступе. А руки ему не для скуки, поэтому он быстро определяет их чуть выше подколенной чашечки. Ольга только недовольно вздыхает и закатывает глаза, но ничего не говорит. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. — Все, — оповещает она. — Мозг вынесу завтра. — Как благосклонно с твоей стороны, — улыбается он, а после встает. Рыков возвращается на смену, которая перетекает в ночную, а Арефьева уезжает домой. И после того, как она заходит в квартиру, через полчаса приходит курьер и передает ей шикарный букет тюльпанов. Имя отправителя неизвестно. А в цветах лишь одна записка.

«Улыбайся, тебе идет»

Тогда она даже и предположить не могла кто мог стать отправителем, и лишь через какое-то время Алексей приписал эту заслугу себе. Объяснил это тем, что очень обрадовался встречи с ней и решил сделать приятно. И Оля тогда не цеплялась ни за какие вопросы, только сейчас до нее дошло, что он не знал ее адреса и не знал, когда она вернется домой. Он ничего о ней тогда еще не знал. А вот Рыков был в курсе ее места жительства, когда она вышла с работы и того, что праздник встречает одна. Да и самое главное — записка была написана его почерком. Как она этого сразу не поняла? Ведь постоянно видит его объяснительные, карты вызовов и записи в журнале. Прекрасно знает кому принадлежат эти завитушки, а тут на записки не признала. Но это не главное, сейчас вопрос стоял в другом. Зачем он это сделал?