
Метки
Описание
В конце концов, этот несносный тип сидит сейчас дома и вместо того, чтобы предаваться гетеросексуальным утехам, выпытывает у меня подробности об идеальном герое, чтобы написать очередную гейскую сказку. Для меня. Он называет это визуализацией мечты. Настоящий друг, че.
Примечания
Написано на фанты по теме "Ржавчина" в группу БМ вот по этой картиночке:
https://vk.com/photo-183989850_457244750
Главная задача — уложиться в 1500 слов 😉
Идеальный герой
27 декабря 2022, 06:25
— Да! А еще он должен быть таким… Ну, мужико-о-ом прям, понимаешь?! — тяну я и не спеша обвожу взглядом сидящих за барной стойкой посетителей. Залипаю на одном и, прижав к уху телефон, начинаю описывать то, что вижу: — Чтобы скулы! И щетина! Нет, лучше бородка. Даже не бородка, а скорее просто небритость. То есть не что-то там искусственно выращенное, а натюрель…
— Да понял я, понял, — ворчит Миха, — фетишист хренов. Что еще?
— Ничего не фетишист. Это красиво, между прочим… — Украдкой разглядываю не замечающего меня мужика, и аж кончики пальцев покалывает, когда представляю, как провожу ладонью по его щеке.
— Ой, Кузь, на вкус и цвет, — вздыхает в трубку друг. — Лично меня эта растительность бесит.
— Так речь и не о тебе, — огрызаюсь. — Не мешай составлять портрет идеального героя!
— Идеального, — передразнивает Миха. — Ладно, что там еще у тебя в пожеланиях?
Снова зыркаю на мужика и зависаю на его руках. Широкая ладонь стискивает невысокий стакан с янтарной жидкостью. Так крепко, что на тыльной стороне кисти проступают вены. Тут же представляю, как такие руки могут жестко водить по разгоряченной коже, сжимать, шлепать, намеренно оставляя отметины. А потом успокаивающе гладить. В паху тяжелеет, и все, что я могу, это томно выдохнуть:
— Ру-у-уки…
— Что — руки? Толстые? Тонкие? Тоже волосатые?
— Блядь, Михон! Придурок… Весь настрой сбил. Ну что ты за человек такой?!
— Я не человек, — монотонно отвечает друг, спуская меня с небес на землю. — Я воплотитель твоих грязных фантазий. Ты только слюной не подавись, смотри. Давай-ка, ладошки на стол и не отвлекайся!
Закатываю глаза, чего Мишка, разумеется, не видит. Кошусь на мужика и наблюдаю, как он подносит к губам стакан и делает большой глоток. Кадык дергается, стакан опускается на стойку, а мужик внезапно пересекается со мной взглядом. Глаза у него…
— А глаза у него пусть будут янтарными. Как виски. — Резко обрываю зрительный контакт, потому что обжигает от него до сбитого дыхания. — И взгляд такой… Волчий, вот!
— Это как? — хмыкает Мишаня в трубку и чиркает зажигалкой.
— А так, что от одного взгляда по хребту до самого копчика пробирает, сечешь?
Прямо сейчас я ровно это и чувствую: по спине ползут мурашки, а в паху разгорается жар.
— Оки, записал. Голос?
— Низкий! С хрипотцой.
— Возраст?
— Эм… Ну, постарше… к сорока, наверное.
— Да вы, батенька, извращенец!
— Че ты мне помечтать не даешь?! — взвиваюсь я.
— Ты серьезно? — удивленно уточняет Мишка. — Не знал, что тебя привлекают папики.
— И ничего не папики, — говорю уже спокойнее. — Ты бы видел, какой он…
— Так! Погоди! Ты мне, что, описываешь кого-то из бара? Прям реального?
— Доходит, как до утки, на вторые сутки, — бубню я и сдерживаюсь, чтобы не высунуть язык — все равно не увидит.
— Ну-ка, ну-ка. Давай полный портрет!
— Полный портрет ему. Кто из нас писатель вообще-то?
— Те, которых придумываю я, тебе не нравятся. Так что сосредоточься. Волосы какие?
— С ржавчиной.
— Рыжий, что ль?
— Не совсем… Не знаю, как объяснить.
— Во что одет?
— На нем кожанка, коричневая вроде…
— Вроде?
— Тут темно! Я не уверен.
— Глаза, главное, янтарные разглядел, а цвет кожанки — нет! Ладно… Характер?
— Не знаю… — Присматриваюсь к мужику. Между бровей хмурая складка. Уголки губ слегка опущены. — Серьезный. Не такой, который заумный, сердитый скорее.
— Злой?
— Эм… Нет. Но к нему лучше не подходить. Он из таких, знаешь, у которых на лбу написано: «не влезай — ебнет!»
— А ты уже размечтался!
— Че?
— Что ебнет, говорю, размечтался!
— Иди в жопу! — бурчу я. — Мне с таким не светит.
— У-у-у! Да что там за мачо такой?
— Не то чтобы мачо, — Настроение резко катится вниз. — Просто не моего поля ягода. Если и по мужикам окажется, на такого как я даже не взглянет.
— На какого — такого-то?
— Миш, — вздыхаю я, свешивая голову между плеч. — Да тут без вариантов, правда.
— Кузь, ты в своем уме?!
— Вот только жалеть меня не надо, ок?
— Я и не собирался. Просто хотел напомнить, что ты красавчик вообще-то!
— Ну начало-о-ось…
— …у тебя охуенные глаза, — не обращает внимания на мои протесты Мишка, — как у олененка. И улыбка зашибись. И носик. И бровки. Был бы геем — давно завалил бы.
— Балабол, — отбрыкиваюсь беззлобно. — Завалить-то все горазды…
На сердце немного легчает. В конце концов, этот несносный тип сидит сейчас дома и вместо того, чтобы предаваться гетеросексуальным утехам, выпытывает у меня подробности об идеальном герое, чтобы написать очередную гейскую сказку. Называется это «визуализация мечты». Настоящий друг, че.
— Так-с… — Мишка шуршит бумагой и выдает очередной вопрос: — Что с профессией?
— Ой. — Невольно поднимаю глаза на своего ржавого героя и замечаю, что он следит за мной, чуть прищурившись. От этого взгляда у меня все внутренности вымораживает. — Знаешь, кажется, там что-то опасное.
— Бандит, что ли?
— Нет, с положительным зарядом.
— Пожарный? Полицейский? Секретный агент? — перебирает варианты Мишаня, и я пытаюсь примерить каждый к своему герою, но все не то.
— Эм… Может, спасатель? — выдаю неуверенно и интуитивно понимаю, что попал в цель. — Ну, из тех, которые бомбы обезвреживают, террористов всяких…
— Хм… Ну, может… Что с семьей? Друзья, окружение?
— Да он одиночка, скорее всего. Да, точно. Волк-одиночка.
— Какой-то сложный герой получается, — ворчит Миха.
Соглашаюсь. Этот мужик явно далек от определения «простой». У него тяжелая энергетика и колючий взгляд. Такой не подпустит к себе первого встречного. Для разового траха — возможно. Но точно не в свою жизнь. И тем более — не в сердце. Я смотрю на его грудь, и мне кажется, что между полами коричневой кожанки зияет пустота. Становится страшно оттого, что чья-то черная дыра гораздо глубже твоей.
— Кузь? — зовет меня друг. — Ты живой?
— Прости, задумался, — отзываюсь я, стряхивая с себя наваждение. — Все, закругляемся.
— Уверен?
— Да, пойду я. Хватит на сегодня идеальных героев.
— Обломал на самом интересном месте. Пожелания по сюжету какие? Позабористей? Понежнее?
— На твое усмотрение, — бросаю я, хотя не могу представить, как может быть «понежнее» с таким волчарой.
Протягиваю купюру бармену и сползаю с барного стула. На «героя» не смотрю: боюсь увидеть в его глазах понимание и последующее за ним отвращение.
Заруливаю в туалет. Отливаю, мою руки. Чтобы не хвататься за ручку, толкаю дверь задницей и уже потом разворачиваюсь «к лесу передом». А «лесом» вдруг оказывается мощная грудь, скрытая потертой коричневой кожанкой с лаконичным «IDEAL» на бегунке молнии. Кажется, я влип. Осторожно поднимаю взгляд, и сердце от страха ухает в разъебанные конверсы.
Как там про меня Мишаня сказал? Олененок, кажется? Ну да, и сейчас этого олененка сожрет один злющий волчище.
Мужик придвигается ближе и притесняет меня к стенке, а я инстинктивно втягиваю голову в плечи, потому что не ожидаю от этого сближения ничего хорошего. Терпко тянет алкоголем, кожей и немного — сигаретами, и я неуместно думаю о том, что забыл рассказать Мишке, что именно так и должен пахнуть мой идеальный герой.
— Видел, как ты на меня пялился, — произносит он низким голосом.
— Я не…
Вскидываюсь и решаю, что помереть можно и с гордостью. Расправляю плечи, выпячиваю грудь и набираю побольше воздуха, чтобы дать отпор позабористей, но внезапно на талию уверенно ложится горячая ладонь.
— Поедешь со мной? — слышу хриплое на ухо.
Блядь, да у него даже голос такой, как я представлял! Дыхание щекочет шею, по спине галопируют мурашки, а в голове загорается красная лампочка: «опасность!»
— Да-а-а, — пищу едва слышно и ойкаю, когда меня хватают за запястье и тянут на улицу.
Что я там лепетал про идеального героя? Этот мужик — не идеальный. Он гребаное совершенство.
Когда мы оказываемся в его квартире, он сразу тянется ко мне рукой. Я вроде как знаю, для чего я здесь, и готов к быстрому жесткому перепихону, но его пальцы перебирают мои волосы неожиданно ласково. Настолько, что в груди щемит. Взгляд у него все тот же волчий, и от этого контраста я начинаю терять связь с реальностью.
Трепетные поцелуи покрывают лицо, а сильные руки движутся по телу так правильно, что кожа под ладонями буквально горит.
В постели мы оказываемся как-то сразу, и я едва сдерживаюсь, чтобы не скулить от накатывающего удовольствия, когда он движется во мне медленными плавными толчками, при этом вгрызаясь в загривок и удерживая запястья в жестком захвате. Он ловко доводит меня до пика сумасшедшей смесью мощи и запредельной нежности. Никогда не думал, что подобное сочетание в принципе возможно, но после первого захода все повторяется еще раз. И еще.
Втрескаться в такого чуткого любовника на раз-два. Торможу себя из последних сил, потому что разочарование, наступающее поутру, бьет обычно слишком больно. Но как же сложно сдерживаться от фантазий, когда тебя, качественно оттраханного почти до отключки, укутывают в одеяло, бережно прижимают к горячему боку и шепчут в макушку всякие нежности.
Просыпаюсь один. Тяну носом и улавливаю умопомрачительный запах чего-то печеного. Что ж, кто-то уже наслаждается субботним утром, а мне пора сваливать: волчара явно не из тех, кто станет предлагать совместный завтрак. И тем не менее:
— Вообще-то я надеялся, что ты составишь мне компанию, — говорит он, когда я хватаюсь за ручку входной двери, чтобы успеть слинять втихую до того, как меня выставят из дома.
Пересекаемся взглядами, он кивает назад, и я, вытянув шею, разглядываю на кухонном столе ровную стопку блинчиков. Приглашать дважды меня не надо. Забираюсь на стул и перетягиваю себе на тарелку золотистый круг.
— Останешься? — спрашивает он, ставя передо мной чашку с кофе.
— На сегодня? — уточняю осторожно.
— Навсегда.
Медленно смаргиваю. Я еще сплю? Разве так бывает? От резкой мелодии мобильника вздрагиваю, машинально провожу пальцем по экрану и слышу бодрое:
— Кузь, забыл спросить про запах.
Только вчера думал добавить этот пункт в список черт, и Мишкин звонок вроде как вовремя, но в ушах пульсирует недавно произнесенное «навсегда», и я, глупо хлопая глазами, молча таращусь на своего идеального героя.
— Мих, — наконец бормочу я. — Отменяется.
— Че?
— Кажется, сбылось. — Сердце вдруг вспоминает, что в такие моменты положено биться чаще, и устраивает в моей груди настоящую гонку.
— Что сбылось-то? — не понимает друг.
— Визуализация мечты, — поясняю тихо и тону в янтарных глазах, в уголках которых уже собираются тонкие морщинки.
— Серьезно? — вскидывается Мишка. — Тот вчерашний мужик из бара, что ль?
— Ага. Он идеальный, — подтверждаю я и под самую потрясающую в мире улыбку добавляю: — Даже круче.