Ускользающее время

– Эволюция меня не любит, – протянул Стайлз, едва оторвавшись от конспекта, чтобы взглянуть на забравшегося в окно оборотня. Ныл он старательно и даже театрально. Притворяясь перед собой, что это было обычной жалобой, но нет. – Ты здесь, так что вряд ли, – Питер бессердечно не поддержал накала страстей. Для кого-то склонного к драматизму и ночным визитам через окно он бывал слишком прагматичен. – И как надолго? – Ах, юмор смертников. Тебя пожалеть? – Стайлз, не глядя, кинул ластиком в одного из опаснейших членов сверхъестественного сообщества округа, если не штата, не задумавшись, когда перестал видеть в оборотне угрозу. Обычно Стайлз поддержал бы перепалку, но сегодня он просто не мог: – Это пора заканчивать. – Чуть больше конкретики? – Три монстра недели за неделю. Неметон давно надо спасать. Мне… мне надоело ждать, кто пострадает следующим. Питер мог понять, почему Стайлз подошел к грани именно сейчас – в город разом явилось слишком много антагонистов, тянувших окровавленные руки к силам пробудившегося Неметона. И кровь нередко принадлежала тем, кого Стайлз хорошо знал. Угадать созревший в голове у парня план было легко – они читали одни книги, – но проблемы волшебного дерева волновали Питера далеко не в первую очередь. Оборотень с удовольствием пошутил бы о готовности помочь с охранным обрядом (неоригинально требовавшим девственницы), но Стайлз был серьёзен. А значит – нет любому развитию темы: – Прости, разве ты не собирался воздерживаться в течение ближайших… – Всю жизнь. А смысл? Редчайший случай – Питер не нашёлся с ответом, позволив сумасшедшему юнцу продолжить: – Секс убьёт меня после ритуала, но его отсутствие не сильно поможет. – Ты не знаешь наверняка. – Я провёл исследование. Не известно, сколько я проживу даже с целибатом – плюс год или несколько, и моя песенка все равно спета. Осьминоги не живут долго, даже особенно прогрессивные вроде меня. Если так, я могу принести пользу напоследок. – Ты приносишь пользу все время, - озвучил очевидное Питер. – И пользу кому? – Стае, городу… – Который не заметит, не поверит и забудет. – Эй, ты мог бы чуть меньше обесценивать мои идеи! – Ты мог бы не обесценивать свою жизнь. И как ты собираешься это провернуть? – Есть ритуал, для защиты города и дерева от посягательств, с хм жертвенным сексом. И эм, хорошо, я знаю, что ты меня хочешь. Верно, хотел. Как надежного члена стаи, который выберет его, когда Питер вернет себе альфа-искру. Остальное было приятным бонусом, на который оборотень не слишком рассчитывал: учитывая, что великая любовь парня к мисс Мартин становилась всё менее безответной, а Стайлз собирался отказаться от любых отношений, кроме платонических. – Прямо сейчас? Нет, не хочу. – Нет? Почему? – Не догадываешься? – Только не начинай про возраст – мне месяц как исполнилось восемнадцать. А со всем этим – Стайлз махнул рукой, абстрактно намекая на творящееся в городе, – я и близко не ребёнок. – Конечно. Вы все давно не дети, – небрежно отмахнулся Питер, но, прежде чем Стайлз возмущенно напомнил о важности возраста согласия, продолжил: – По меркам сверхъестественного, совершеннолетие наступает раньше. И по возрасту и, вдвойне важно, по поступкам. – Серьёзно? – Стайлз читал о концепции зрелости и испытаниях в разных культурах, но как-то не думал примерять информацию к сообществу, частью которого он, как оказалось, родился. – Стал бы я иначе предлагать тебе укус? – Стайлз почти отвлёкся на сотню возникших в голове теоретических вопросов (и один практический – об укусе Скотта), но нет: – Тогда что не так? Питер посмотрел на парня без привычной издевки: – Стайлз, ты предлагаешь не весёлую оргию, а человеческое жертвоприношение. Ты умрешь, а что делать тому, кто поможет с билетом на тот свет? Ой, об этих последствиях Стайлз не подумал. Обеспечить ПТСР тому, кто поддержит его план по защите города и самоубийству заодно – не то, что он хотел оставить после себя. Именно в этот момент Стайлз начал бы пересматривать абсурдный план, но сегодня... Сегодня он слишком устал. Помотал головой в отрицании, открыл рот и выплеснул на единственного доступного слушателя поток сознания, начав почему-то с непрямого каннибализма и необходимости смерти у лососёвых, а закончив особенностями естественного отбора разных групп животных. С бурными жалобами на последний. Питер довольно терпеливо слушал, пока не поймал короткую паузу в путаном монологе: – Да, ты прав. Стайлз ни на миг не поверил в согласие, уверенный в грядущем контраргументе. К примеру: «Подумай об отце». Собственно, остановившись на минуту, он уже подумал, влепил себе воображаемую затрещину и в корне отказался суицидальных порывов. Если бы не нервный срыв из-за слишком кровавой недели, приведшей половину стаи в больницу, Стайлз и не подумал бы оставить папу хоть на минуту раньше неизбежного. Он уже приготовился кивнуть на предполагаемые здравые доводы, когда Питер продолжил: – В твоей идее есть смысл, но мы не животные в природе. Ты начитанный человек-осьминог с доступом к фамильной библиотеке Хейлов, а не дикая тварь из лагуны. Среда влияет, а цивилизация договаривается с естественным отбором. – Ты имеешь ввиду? – Мы всё это время искали не там. Им предстояло много работы. И, возможно, стоило расширить команду спасения.