Из Пепла Ненависти

Жизнь была бы очень трагичной, если бы не была такой забавной.

      Тьма. Бесконечная, всепоглощающая тьма окружала её. Нобунага не чувствовала ни боли, ни жара пламени, ни тяжести собственного тела. Лишь пустота и... ожидание? Она не знала, сколько времени прошло – мгновение или вечность. Внезапно тьму прорезал ослепительный свет, и Нобунага ощутила, как её затягивает в водоворот ощущений и образов.       Вспышки воспоминаний проносились перед её внутренним взором: поля сражений, лица союзников и врагов, триумфы и поражения. Но что-то было не так. Образы искажались, смешивались, словно кто-то перетасовывал колоду карт её памяти. Нобунага пыталась ухватиться за знакомые лица, за важные моменты своей жизни, но они ускользали, оставляя после себя лишь смутное ощущение потери.       Внезапно всё закончилось. Тьма и свет, воспоминания и пустота – всё исчезло в один миг. И она сделала свой первый вдох.       Громкий крик новорожденной разорвал тишину родильной комнаты. Жена Таджимы Учихи, измученная, но счастливая, прижала к груди свою дочь.       — Мадара, — прошептал Таджима, глядя в темные глаза ребенка. На мгновение ему показалось, что в этих глазах промелькнуло что-то... странное. Слишком осознанное для новорожденной. Но это ощущение быстро прошло.       — Девочка, — вздохнул он, но в его голосе слышалась нежность. — Надеюсь, она будет такой же сильной, как её старшие братья.       Новорожденная же, оказавшись в новом, беспомощном теле, была охвачена паникой. Где она? Что произошло? Почему она ничего не помнит? В её разуме царил хаос. Обрывки воспоминаний о прошлой жизни смешивались с новыми ощущениями, создавая калейдоскоп путаницы и страха. Единственное, что она знала наверняка – это не тот мир, который она покинула.       Когда первый шок прошел, она начала осознавать, что что-то изменилось не только в её окружении, но и внутри неё самой. Словно путешествие через Пустоту вывернуло её душу наизнанку, оставив лишь базовые инстинкты и смутные воспоминания о былом величии.       Пока новорожденная пыталась осмыслить своё новое существование, жизнь вокруг неё продолжалась. Таджима Учиха с гордостью показывал новорожденную дочь членам клана, не подозревая, что в этом крошечном теле скрывается душа одного из величайших полководцев другого мира. Души, которая теперь была расколота и искажена, готовая заново сформироваться в этом новом, неизвестном мире.       Так началась новая жизнь младшей дочери Таджимы Учиха, перерожденной Оды Нобунаги, в мире, полном неизвестных опасностей и возможностей.       Четыре года пролетели как один миг. Мадара, теперь уже живая и энергичная девочка с копной непослушных черных волос, сидела на веранде семейного дома, наблюдая за тренировкой своих старших братьев. Её маленькие пальчики сжимали настоящий кунай – Таджима настоял на том, чтобы дети с ранних лет привыкали к реальному оружию.       — Мадара, будь осторожна, — донесся усталый голос матери из дома.       — Хорошо, мама, — отозвалась девочка, но её глаза уже были прикованы к движениям братьев. Каждый бросок, каждый удар она впитывала с жадностью, которая удивляла даже её саму.       Таджима Учиха наблюдал за детьми, его лицо было хмурым и сосредоточенным. Он не мог не заметить интенсивность взгляда своей младшей дочери. "Она схватывает всё на лету", — подумал он, вспоминая, как быстро Мадара освоила базовые техники, которым он учил её.       — Мадара, — позвал он, — подойди.       Девочка мгновенно вскочила и подбежала к отцу, её глаза сияли решимостью и... чем-то ещё, чего Таджима не мог точно определить.       — Да, отец?       — Покажи мне ката, которое я тебе показывал вчера, — сказал он, его голос был строг, но в глазах мелькнуло беспокойство. Мадара начала выполнять последовательность движений, её тело двигалось с неестественной для четырехлетнего ребенка точностью. Таджима нахмурился ещё сильнее.       — Ты добавила что-то новое в конце, — заметил он. — Откуда это?       Мадара на мгновение замерла, словно сама удивленная своими действиями.       — Я... я не знаю. Оно само получилось, — ответила она, и в её голосе прозвучала искренняя растерянность.       Таджима внимательно посмотрел на дочь. Он знал, что учил её только базовым движениям, но то, что он только что увидел, было на уровне более старших учеников. Это и радовало его, и тревожило одновременно.       В этот момент на веранду вышла мать семейства, её лицо было бледным и встревоженным.       — Таджима, мне нужно с тобой поговорить, — сказала она тихо, бросая беспокойный взгляд на детей.       Таджима кивнул и отошел с женой в сторону. Мадара не могла слышать их разговор, но видела, как напряглось лицо отца, как его рука инстинктивно легла на рукоять клинка.       — Ты уверена? — донеслось до Мадары.       Мать кивнула, её руки нервно теребили край потрёпанного временем косодэ. Таджима глубоко вздохнул, его взгляд метнулся к детям, тренирующимся во дворе. В его глазах мелькнуло что-то похожее на страх, но оно быстро сменилось решимостью.       — Дети, — позвал он, — подойдите сюда.       Когда все собрались, Таджима положил руку на плечо жены:       — У вашей матери будет ребенок.       Старшие мальчики обменялись встревоженными взглядами, а Мадара... Мадара почувствовала странное смешение эмоций. Беспокойство за мать смешивалось с каким-то неясным предчувствием. "Ещё один?" — пронеслось в её голове, и на мгновение ей показалось, что она вспомнила что-то важное из своей прошлой жизни. Но воспоминание ускользнуло, оставив после себя лишь смутное чувство тревоги.       — Мадара, — голос отца вырвал её из задумчивости, — теперь на тебе ещё большая ответственность. Ты должна стать сильнее, чтобы защищать свою семью.       Мадара кивнула, её маленькое лицо стало серьезным:       — Я не подведу вас, отец.       Таджима посмотрел на свою младшую дочь, и в его взгляде смешались гордость и страх. Но мужчина всё же смог улыбнуться своим детям. Он потрепал Мадаре голову. Он хотел что-то сказать, но тут он резко дёрнулся в сторону ворот поселения. Девочка тоже смогла заметить едва различимый звук ветра, словно небольшой хлопок, который бледно прозвучал в шуме живого леса. Она взглянула на отца, в ожидании ответа. Встретившись глазами, мужчина пояснил:       — Один из отрядов возвращается. — Таджима немного пошевелил шеей. — Я твоего старшего брата назначил капитаном группы в соседнюю страну. Пошли встретим ребят.       Таджима слабо улыбнулся и пошёл в сторону входа в поселение клана. Мадара, как и её старшие братья что были во дворе их дома посеменили следом. Мадара не запомнила, как уходил старший брат, и куда, но то, что она увидела у ворот не соответствовало её ожиданиям, которые то и дело возникали в голове небольшими вспышками. Вместо какого-нибудь каравана, или боевого отряда, в поселение пришла лишь лошадь. По бокам седла висели отрезанные головы мужчин... и брата.       Глаза заволокло красным, в ушах встал гул, и Мадаре показалось как будто что-то ударило её под дых, но в реальности она молча стояла и смотрела на останки. Старшие братья всхлипнули, но продолжали стоять. Таджима стоял словно вкопанный как статуя, но его желваки на лице выдавали отца семейства с головой. Они вздымались и опускались несколько раз к ряду, мужчина смотрел, не моргая несколько мгновений, пока медленно не подошёл к лошади. Он её аккуратно обыскал и нашёл небольшой клочок бумаги. Прочтя её, он сжёг его в руке почти без движения.       Мадара, все еще не двигаясь, наблюдала за происходящим. Её разум был в смятении: она не могла полностью осознать потерю брата, которого едва помнила, но сама сцена, жестокость происходящего, вызывала в ней странное чувство. Словно отголоски далеких воспоминаний, фрагменты ужасов войны из другой жизни пытались пробиться сквозь пелену забвения.       Таджима, бережно держа останки сына, внезапно остановился. Его взгляд сфокусировался на Мадаре, и его глаза расширились от удивления и... гордости?       — Мадара, — тихо позвал он, — подойди ко мне.       Девочка медленно приблизилась к отцу, не понимая, почему все вокруг вдруг стали смотреть на неё с таким интересом.       Таджима опустился на одно колено, чтобы быть на уровне глаз дочери. Он внимательно всмотрелся в её лицо и мягко произнес:       — Твои глаза, Мадара. Ты пробудила Шаринган.       По толпе пронесся удивленный шепот. Пробуждение Шарингана в таком юном возрасте было редкостью даже для клана Учиха. Это даже на мгновение затмило ужас произошедшего.       Мадара моргнула, не совсем понимая, что происходит. Мир вокруг неё действительно казался другим – более четким, ярким, но она не могла объяснить почему.       Таджима, казалось, на мгновение забыл о своем горе, полностью сосредоточившись на дочери.       — Это... необычно, — пробормотал он, больше себе, чем окружающим. — В твоем возрасте... и в такой момент...       Он повернулся к одному из старейшин:       — Позаботьтесь о... — он запнулся, глядя на свою ношу, — о церемонии. Я должен заняться Мадарой.       Старейшина кивнул, принимая останки с его рук, понимая важность момента.       Таджима взял Мадару за руку и повел её прочь от места трагедии. По пути он бросил через плечо:       — Скажите моей жене... я сам поговорю с ней позже.       Пока они шли, Мадара чувствовала, как внутри неё борются противоречивые эмоции: шок от увиденного, непонимание происходящего с её глазами, и странное, неуместное чувство... привычности? Словно часть её уже видела подобные ужасы раньше когда-то давно.       Таджима, крепко держа Мадару за руку, привел её к небольшому храму на окраине поселения. Простое деревянное строение казалось островком тишины среди хаоса происходящего вокруг.       Войдя внутрь, Таджима опустился на колени перед каменной плитой с загадочными письменами, жестом предлагая Мадаре сделать то же самое.       — Мадара, — начал он тихо, — ты пробудила Шаринган. Это великий дар нашего клана, но также и огромная ответственность.       Таджима указал на плиту:       — Эта плита — наследие наших предков. Она хранит древнюю мудрость, но её послание раскрывается постепенно.       Глаза мужчины внезапно изменились. Мадара с удивлением заметила, как радужка отца трансформировалась: три знакомые запятые слились в причудливый узор, которого она никогда раньше не видела.       — То, что произошло с твоими глазами сегодня, Мадара, называется пробуждением Шарингана, — начал Таджима. — Это особая сила нашего клана. Шаринган позволяет нам видеть движение чакры, предугадывать действия противника, запоминать и копировать техники других шиноби.       Он сделал паузу, внимательно глядя на дочь:       — Но твой случай... он особенный. Пробудить Шаринган в четыре года — это невероятно редко. Фактически, ты установила рекорд в истории нашего клана.       Таджима вздохнул, и в его взгляде промелькнула тень беспокойства:       — Именно поэтому я привел тебя сюда. Мадара, ты должна понять: эта сила — и дар, и бремя. Твой путь будет нелегким. Ты будешь расти быстрее других, и от тебя будут ожидать большего.       Он снова посмотрел на плиту:       — С Шаринганом ты сможешь увидеть часть послания на этой плите. Чем сильнее станут твои глаза, тем больше ты сможешь прочесть. Но помни: сила глаз — это не всё. Важно, как ты её используешь.       Таджима немного усмехнулся, как будто вспомнив что-то забавное, но затем вновь повернулся к дочери.       — Ото-сан, — тихо произнесла Мадара, её любопытство пересилило робость, — а что случилось с твоими глазами? Они стали... другими.       Таджима на мгновение замер, явно не ожидав такого вопроса. Затем его лицо смягчилось, и он мягко улыбнулся:       — Ты очень наблюдательна, Мадара. Это... следующая ступень Шарингана. Мы называем её Мангекьё Шаринган. Она даёт ещё большую силу, но... — он на секунду запнулся, — цена за неё очень высока. Надеюсь, тебе никогда не придётся её платить.       Мадара нахмурилась, пытаясь осмыслить слова отца:       — А как... как получить эти глаза?       Таджима покачал головой:       — Об этом мы поговорим, когда придёт время. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на развитии своего Шарингана. — Он положил руку на плечо дочери. — У тебя впереди долгий путь, Мадара. И я буду рядом, чтобы направлять тебя.       Мужчина слабо улыбнулся дочери, потрепав её волосы. Затем он продолжил говорить, взглянув на плиту.       — Эта плита — не просто реликвия. Она символ нашего пути как клана, напоминание о том, что всегда есть куда расти, к чему стремиться. И она же — хранилище тайн нашего клана, которые открываются лишь достойным.       Мадара внимательно слушала мужчину, который, казалось, постарел из-за произошедшего. Её глаза начали немного болеть от покалывания.       — Я привел тебя сюда не только из-за Шарингана. Это место... оно помогает очистить разум, сосредоточиться на главном. Здесь принимались важнейшие решения нашего клана на протяжении поколений.       Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями:       — Сегодня ты столкнулась с жестокой реальностью нашего мира. И мне нужно, чтобы ты поняла, почему мы делаем то, что делаем. Почему мы сражаемся.       Таджима глубоко вздохнул:       — То, что ты сегодня увидела... Это реальность мира шиноби.       Он повернулся к дочери, внимательно глядя в её новообретенные глаза Шарингана.       — Наш клан, Учиха, веками враждует с кланом Сенджу. Эта вражда уходит корнями в далекое прошлое, во времена самого мудреца Рикудо, — Таджима кивнул в сторону каменной плиты. — Но сегодня... сегодня Буцума Сенджу перешел все границы.       Таджима сжал кулаки, пытаясь сдержать гнев.       — В записке, которую я нашел, было послание от Буцумы. Он... он написал, что это месть за его отца, которого я убил в прошлом году. Убийство моего сына лично... — его голос стал жестче, — это не просто акт войны. Это личное оскорбление, вызов всему нашему клану.       Таджима на мгновение замолчал, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить:       — В нашем мире, Мадара, дети рано становятся воинами. Твой брат знал, на что шел, выполняя свою миссию. Но то, как Сенджу поступили с его телом, как они использовали его смерть, чтобы передать сообщение... Это переходит все границы даже для нашего жестокого мира. Это требует ответа.       Мадара слушала отца, и хотя она не до конца понимала всю глубину конфликта, что-то внутри неё отзывалось на его слова. Словно отголоски прошлой жизни, воспоминания о другом мире, раздираемом войнами и междоусобицами, пытались пробиться сквозь пелену забвения. Глаза перестали болеть, мир потерял краски и контраст, резкость уменьшилась и, помещение, что мгновение назад был чётким в глазах девочки, тут же стал тусклым.       — Но, отец, — тихо произнесла она, — разве нельзя... прекратить эту вражду?       Таджима посмотрел на дочь с удивлением и... чем-то похожим на печаль в глазах.       — Ах, Мадара, если бы все было так просто, — вздохнул он, грустно улыбнувшись. — Цепи ненависти давно сковали наши кланы. И я слишком слаб, чтобы их порвать первым. Я должен защитить вас, нашу семью и наш клан. В этом мире выживает сильнейший. И мы должны быть сильными, чтобы защитить наш клан, нашу семью.       Мадара кивнула, но в глубине души она чувствовала неправильность происходящего. Подобно тому, как в другой жизни она ощущала неправильность разделенной и разоренной Японии, сейчас она интуитивно понимала, что этот бесконечный цикл мести и насилия не может быть верным путем.       Слова отца о цепях ненависти и его признание в собственной слабости глубоко запали в душу девочки. Она чувствовала, что за этими словами скрывается нечто большее – возможно, желание мира, подавленное годами конфликта и необходимостью выживания.       Их разговор прервал звук приближающихся шагов. В храм вошли несколько старейшин клана, их лица были мрачны и решительны.       — Таджима-сама, — обратился один из них, — мы должны обсудить наши дальнейшие действия. Что было в той записке? Как нам ответить на эту... провокацию?       Таджима встал, его лицо вновь стало маской сдержанности и решимости.       — Сейчас обсудим, — ответил он, затем повернулся к Мадаре. — Иди к матери, дочь. Ей понадобится твоя поддержка.       Мадара кивнула и направилась к выходу, но перед тем как уйти, она еще раз взглянула на каменную плиту. Её новообретенный Шаринган неожиданно активировался, и на мгновение ей показалось, что странные символы на плите словно пульсируют. Но это ощущение быстро исчезло, оставив после себя лишь смутное чувство, что эта плита хранит в себе нечто большее, чем кажется на первый взгляд.       Прошло два года. Мадаре исполнилось шесть лет, но её взгляд уже выдавал тяжесть пережитого опыта, несвойственную столь юному возрасту. События того дня, когда она впервые активировала свой Шаринган, навсегда изменили её, лишив последних остатков беззаботного детства.       Тяжело дыша после изнурительной тренировки, Мадара сидела на веранде родового дома. Её тело ныло от усталости, но она знала, что завтра снова будет истязать себя до предела. Как и её старшие братья, которые сейчас были на заданиях, она понимала необходимость постоянного совершенствования своих навыков.       Краем глаза Мадара наблюдала за своим младшим братом. Двухлетний Изуна, несмотря на свое слабое здоровье при рождении, теперь активно исследовал мир вокруг себя. Он бегал по двору, размахивая деревянным кунаем и громко выкрикивая:       — Я великий шиноби! Берегитесь, враги!       Что-то в этом мальчике, в его искренней радости и невинности, затрагивало глубокие струны её души. Она чувствовала к нему необъяснимую привязанность, словно знала его всю жизнь, даже дольше.       — Осторожнее, Изуна, — окликнула она брата, когда тот чуть не споткнулся о камень.       Мальчик обернулся, его глаза сияли восхищением:       — Сестренка, поиграй со мной! Ты будешь злодеем, а я тебя победю!       Мадара почувствовала, как тепло разливается в груди, но покачала головой:       — Прости, Изуна, но не сегодня. Мне нужно отдохнуть после тренировки, а потом проверить, как себя чувствует мама.       Изуна надул губы, но быстро кивнул, понимая серьезность ситуации даже в своем юном возрасте.       Глядя на брата, Мадара чувствовала тяжесть ответственности. С отцом и старшими братьями в отъезде, а матерью, прикованной к постели болезнью, она должна была быть сильной за всех.       "Я защищу тебя," — думала Мадара, наблюдая за Изуной. — "Что бы ни случилось, я сделаю всё, чтобы ты был в безопасности."       Эта мысль казалась такой привычной, словно она уже давала подобное обещание когда-то давно. Мадара не могла объяснить это чувство, но оно придавало ей сил и решимости продолжать свои изнурительные тренировки.       Внезапно внимание Мадары привлек едва различимый звук в отдалении. Она напряглась, вглядываясь в горизонт, и заметила серию едва заметных вспышек от огня в небе над кронами деревьев — опознавательные знаки, которым её научил отец.       Сердце Мадары забилось чаще. Эти вспышки могли означать только одно: отряд возвращается домой. Она быстро проанализировала последовательность сигналов, мысленно благодаря отца за настойчивость в обучении этому искусству.       — Изуна, — позвала она брата, стараясь сохранять спокойствие в голосе, — они возвращаются. Пойдем встретим их.       Глаза мальчика загорелись восторгом, и он поспешил за сестрой. Мадара шла быстро, ко входу в поселение. Вскоре они увидели приближающийся отряд.       Таджима шел во главе группы из членов клана, за ним следовали её оставшиеся старшие братья: Тамура и Мамору. Мадара сразу заметила, что отец прихрамывает, а у Мамору перевязана рука. Сердце сжалось от беспокойства, но она сохранила спокойное выражение лица.       — Отец! — радостно воскликнул Изуна, бросаясь к отцу.       Таджима улыбнулся, потрепав младшего сына по голове. Его взгляд встретился с глазами Мадары, и он одобрительно кивнул.       — Добро пожаловать домой, — сказала Мадара, склонив голову в знак уважения.       Пока они шли обратно в поселение, Мадара наблюдала, как другие члены отряда расходились по домам. Радостные возгласы и объятия встречающих семей наполняли воздух, создавая странный контраст с напряжением, которое она чувствовала от своего отца и братьев.       — Как мама? — тихо спросил Таджима, когда они приблизились к дому.       — Ей немного лучше, но она всё ещё слаба, — ответила Мадара.       Таджима кивнул, его лицо на мгновение омрачилось тревогой.       — Мы принесли лекарства и деликатесы, — произнёс Тамура, показывая на свою сумку. — Надеюсь, это поможет маме быстрее поправиться.       Мадара заметила, как Мамору слегка поморщился, пытаясь перехватить свою сумку здоровой рукой. Она молча подошла и взяла у него ношу, заслужив благодарный взгляд брата.       Когда они вошли во двор их дома, Мадара почувствовала, как напряжение последних дней немного отпускает. Несмотря на раны и усталость, её семья была дома, в безопасности. По крайней мере, на какое-то время.       — Мадара, — позвал Таджима, — после того, как мы навестим маму, мне нужно с тобой поговорить.       Она кивнула, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Что-то в голосе отца подсказывало ей, что этот разговор изменит её жизнь еще раз.       Они вошли в комнату матери. Бледная женщина лежала на футоне, её дыхание было тихим, но ровным. Таджима опустился рядом с ней, нежно взяв её за руку. Мадара помогла Изуне устроиться у изголовья, наблюдая, как младший брат с тревогой смотрит на мать.       Пока Таджима тихо разговаривал с женой, Мадара занялась приготовлением отвара из трав, которые принесли братья. Она методично измельчала листья, стараясь сосредоточиться на задаче и не думать о предстоящем разговоре с отцом.       Спустя некоторое время Таджима поднялся.       — Изуна, — мягко сказал он, — побудь с мамой. Мы с Мадарой скоро вернемся.       Мальчик кивнул, крепче сжимая руку матери. Мадара последовала за отцом, чувствуя, как с каждым шагом нарастает напряжение.       Она кивнула, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Снова храм, снова серьезный разговор. Выйдя из дома, они медленно двинулись по тропинке. Мадара заметила, что отец слегка прихрамывает.       — Отец, твоя нога... Сильно болит? — спросила она с беспокойством.       Таджима усмехнулся, в его глазах мелькнул озорной огонек:       — О, не волнуйся. Просто решил немного замедлиться, чтобы ты могла за мной угнаться.       Мадара не смогла сдержать улыбку, несмотря на напряжение.       Пока они шли, девочка осматривала окрестности. Вечернее солнце окрашивало деревья в золотистые тона, создавая почти умиротворяющую картину. Но Мадара не могла избавиться от чувства тревоги.       Когда они приблизились к храму, в голове Мадары вдруг зашумело. Странный звук, похожий на треск пламени, казалось, доносился откуда-то из глубин её сознания. Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от этого ощущения.       Таджима остановился у входа в храм, его лицо снова стало серьезным:       — Готова?       Мадара кивнула, делая глубокий вдох. Они вошли внутрь, и девочка почувствовала, как прохлада помещения охватывает её. Каменная плита стояла на том же месте. Мужчина медленно зажёг свечу на алтаре, а затем сел напротив Мадары, его взгляд был сосредоточен. Он несколько мгновений изучал лицо дочери, словно пытаясь найти в нем что-то, известное только ему.       — Мадара, — начал он, прищурившись, его голос был тих, но тверд, — ты знаешь, что в нашем клане есть традиция. Когда ребёнку исполняется шесть лет, мы начинаем его полноценное обучение как шиноби.       Мадара кивнула, ожидая продолжения. Она часто слышала об этом от других детей в клане.       — Обычно, — продолжил Таджима, — к этому возрасту у большинства детей Учиха еще не пробуждается Шаринган. Это происходит позже, обычно между восемью и десятью годами.       Он грустно улыбнулся своим словам и сделал паузу, внимательно глядя на дочь.       — Но ты, Мадара... Ты особенный случай. Пробуждение Шарингана в четыре года — это нечто невиданное в истории нашего клана. За все время наших летописей такого не случалось.       Мадара почувствовала, как её сердце забилось чаще. Она всегда знала, что её ранее пробуждение Шарингана было необычным, но не понимала, насколько.       — Поэтому, — Таджима слегка наклонился вперед, прикрыв глаза, — твое обучение будет отличаться от обычного. Хотя ты и достигла традиционного возраста начала подготовки, мы не можем следовать стандартной программе. Твое обучение будет гораздо более интенсивным и сложным, чем у твоих сверстников. Мы будем развивать не только базовые навыки шиноби, но и уделять особое внимание твоему Шарингану, который уже пробудился.       Он сделал паузу, внимательно глядя на дочь:       — Обычно дети твоего возраста только начинают осваивать основы, но ты уже опередила многих. Нам нужно использовать это преимущество и развивать твой потенциал. Это означает, что твои тренировки будут намного тяжелее и продолжительнее, чем у других детей клана.       Он положил руку на голову дочери, прижимая её копну уже отросших волос:       — Это будет нелегко, Мадара. Ты будешь тренироваться больше и усерднее, чем кто-либо в твоем возрасте. Но я верю в тебя. Ты готова к этому?       Мадара почувствовала, как внутри неё растет решимость. Она выпрямилась и твердо посмотрела в глаза отцу:       — Да, отец. Я готова.       Таджима кивнул, и на его лице промелькнула едва заметная улыбка гордости. Затем он взглянул на дочь, его взгляд стал более серьёзным. Он глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями.       — Мадара, есть ещё кое-что, о чем ты должна знать. Ситуация вокруг нашего клана становится все более напряжённой.       Он посмотрел на свою забинтованную руку, затем прикрыл глаза немного и снова на дочь:       — Наши столкновения с кланом Сенджу участились. Эта миссия... она была сложнее, чем мы ожидали. Сенджу становятся наглее и агрессивнее.       Мадара внимательно слушала, чувствуя, как внутри нарастает тревога.       — Раны, которые ты видела у меня и Мамору, — продолжил Таджима, — результат засады Сенджу. Они атаковали нас, когда мы возвращались с задания. Мы едва смогли уйти.       Он сделал паузу, его лицо омрачилось. Мужчина медленно моргнул:       — Я беспокоюсь, Мадара. Беспокоюсь, что они могут напасть на наше поселение. Наши разведчики докладывают о повышенной активности Сенджу в окрестностях.       Таджима внимательно посмотрел на дочь, словно оценивая её реакцию:       — Я рассказываю тебе это не для того, чтобы напугать, а чтобы ты понимала, насколько важно твое обучение. Каждый член клана должен быть готов защищать наш дом.       Он слегка наклонился вперед:       — Знаешь, Мадара, иногда мне кажется, что ты понимаешь происходящее лучше, чем кто-либо другой твоего возраста. Как будто у тебя есть какая-то... мудрость, которой не должно быть у ребенка. Поэтому я говорю с тобой так откровенно.       Мужчина устало улыбнулся дочери и снова растрепал её волосы.       — Мадара, — продолжил Таджима, его голос стал мягче, — в связи с этой ситуацией, мне нужно попросить тебя взять на себя больше ответственности в семье и клане.       Он сделал паузу, внимательно глядя на дочь:       — Прежде всего, я хочу, чтобы ты уделяла больше внимания Изуне. Он еще маленький и нуждается в заботе и руководстве. Учи его тому, что знаешь сама, помогай ему развиваться как шиноби.       Таджима вздохнул:       — Кроме того, пока я и твои старшие братья часто отсутствуем на миссиях, а мама болеет, тебе придется чаще представлять нашу семью на клановых собраниях. Это большая ответственность, но я уверен, что ты справишься.       Он положил руку на плечо Мадары:       — И еще одно. Я хочу, чтобы ты начала помогать в управлении нашим семейным хозяйством. Это означает участие в распределении ресурсов, принятии решений о расходах. Это поможет тебе лучше понять, как функционирует клан.       Таджима посмотрел дочери прямо в глаза:       — Я знаю, что прошу многого, особенно учитывая твой возраст и предстоящие интенсивные тренировки. Но эти обязанности не менее важны для твоего развития, чем обучение боевым искусствам.       Он сделал паузу, давая Мадаре время осмыслить сказанное:       — Что ты думаешь об этом, Мадара? Готова ли ты принять на себя эту ответственность?       Мадара на мгновение замерла, её глаза расширились от удивления. Она не ожидала, что отец возложит на неё такую ответственность.       — Отец, — начала она осторожно, — ты... ты готовишь меня на место главы клана?       Таджима моментально уловил выбор слов дочери. Его брови слегка приподнялись, а на лице появилась едва заметная улыбка.       — Интересно, Мадара, — произнес он с легким одобрением в голосе, — я не упоминал ничего о том, чтобы сделать тебя следующим главой клана. Но твой вывод... и в таком возрасте… он многое говорит о твоем мышлении. В твоём возрасте на такой же вопрос от своего отца я просто радовался насколько помню без осознания сказанного.       Улыбка Таджимы стала шире, в его глазах появился огонёк гордости. Он, казалось, еще больше убедился в правильности своего решения.       Однако Мадара почувствовала, как внутри неё нарастает беспокойство. Что-то глубоко в её сознании, словно отголосок давно забытого опыта, предупреждало об опасности. Она вдруг осознала, какие проблемы могут возникнуть, если её назначат главой в обход старших братьев.       — Но, отец, — произнесла она тихо, — разве это не вызовет... недовольство? У меня есть старшие братья, и традиции...       Она замолчала, не зная, как выразить свои опасения. Откуда-то из глубин её сознания всплывали образы войн, развязанных между родственниками за власть, хотя она не могла понять, откуда у неё такие мысли.       Таджима внимательно посмотрел на дочь, его лицо стало серьезным.       — Мадара, — начал он мягко, — пока это неофициально. В нашем мире, полном войн и опасностей, может случиться всякое. Я просто хочу, чтобы ты получила полноценное обучение, которого, к сожалению, лишены твои старшие братья из-за постоянных миссий.       Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями, затем его взгляд стал острее.       — Кстати, о войнах и опасностях... — Таджима слегка наклонился вперед. — Мадара, ты не замечала ничего странного в последнее время?       Мадара нахмурилась, не понимая, к чему клонит отец.       — Странного, отец?       Таджима кивнул, закрыв глаза:       — Да… Например, не замечала ли ты, что-то с моими глазами?       Мадара удивленно посмотрела на отца. Теперь, когда он упомянул об этом, она действительно вспомнила, что замечала небольшие действия вроде неестественно прищуривания или долгого прикрытия глаз.       — Да, — медленно ответила она, — замечала. Но я думала, что это из-за усталости после миссий.       Таджима вздохнул, его лицо стало еще серьезнее.       — Это не просто усталость, Мадара. Это побочный эффект использования особой формы Шарингана — Мангекьё Шарингана.       Глаза Мадары расширились от удивления. Отец в прошлый раз не пояснил про цену их использования.       — Мангекьё Шаринган даёт невероятную силу, — продолжил Таджима, — но за эту силу приходится платить. Частое использование Мангекьё приводит к постепенной потере зрения.       Он посмотрел прямо в глаза дочери, которая сжалась от страха из-за цены, на которую идёт её отец, чтобы защитить их. Его взгляд смягчился:       — Мадара, я рассказываю тебе об этом не для того, чтобы напугать, а чтобы защитить. Знание — это сила, особенно в нашем мире. Я хочу, чтобы ты была готова ко всему, что может произойти.       Таджима протянул руку и нежно коснулся щеки дочери.       — Ты очень важна для меня, Мадара. Не только как потенциальный будущий лидер клана, но прежде всего как моя дочь. Я хочу, чтобы ты была сильной, мудрой и... счастливой, насколько это возможно в нашем мире.       Он улыбнулся, в его глазах читалась смесь гордости и беспокойства:       — Я знаю, что ты поймешь важность этой информации и будешь использовать её с умом. Ты всегда была не по годам рассудительной. И… впрочем неважно.       Его взгляд метнулся в сторону плиты на мгновение. Таджима выпрямил спину, его лицо снова стало серьезным. Он на мгновение прикрыл глаза, слегка надавливая на веки кончиками пальцев, прежде чем продолжить:       — Мадара, есть ещё кое-что, о чём мы должны поговорить. Учитывая растущую напряженность с кланом Сенджу, мы должны быть готовы к любым неожиданностям.       Он понизил голос:       — Существует вероятность, что наше поселение может подвергнуться нападению. Я хочу, чтобы ты знала, что делать в такой ситуации.       Таджима начал объяснять:       — Во-первых, у нас есть система оповещения. Если услышишь три коротких и один длинный сигнал гонга, это значит, что на поселение напали. В этом случае твоя первая задача — обеспечить безопасность Изуны и, если возможно, помочь матери.       Он сделал паузу, чтобы убедиться, что Мадара внимательно слушает:       — В главном доме есть потайной ход. Он ведет к убежищу в горах. Ты должна провести туда Изуну и других детей клана, которые окажутся поблизости. Запомни: защита будущего клана — это приоритет.       Таджима положил руку на плечо дочери:       — Я знаю, что ты храбрая и сильная, Мадара. Но твоя роль в такой ситуации — не сражаться, а защищать тех, кто не может защитить себя сам. Понимаешь?       Он внимательно посмотрел на дочь. Мадара немного поджала губы от напряжения.       — У тебя есть вопросы? Что-то, что тебя беспокоит в этом плане?       Мадара на мгновение задумалась, затем подняла взгляд на отца:       — Отец, почему ты сказал, что я должна помочь маме только если есть возможность? Разве она не в приоритете?       Таджима напрягся, его взгляд стал острее. Он медленно выдохнул, массируя виски и прикрыв глаза:       — Мадара, в идеальном мире мы бы всегда могли защитить всех. Но реальность... обычно не дает выбора. Твоя мама... её состояние очень нестабильно. Перемещение может быть для неё смертельно опасным. Кроме того, она не сможет двигаться быстро, что подвергнет риску и её, и тех, кто будет пытаться её эвакуировать.       Таджима положил руки на плечи Мадары:       — Послушай меня внимательно. В случае нападения у вас будет всего несколько минут. Изуна и другие дети — это будущее нашего клана. Их безопасность должна быть на первом месте. Это... это то, чего хотела бы твоя мать.       Он сделал паузу, его голос стал тише:       — У нас есть отдельная команда для эвакуации больных и раненых. Они сделают всё возможное для твоей мамы. Но ты должна сосредоточиться на своей задаче — защитить тех, кто не может защитить себя сам.       Таджима внимательно посмотрел в глаза дочери:       — Я знаю, это тяжело принять. Но быть шиноби — значит иногда принимать невозможные решения ради общего блага. Ты понимаешь?       Мадара на мгновение прикрыла глаза. Когда она снова открыла их, в них горел ярко-красный Шаринган. Она медленно кивнула, принимая слова отца.       — Я понимаю, ото-сан, — тихо произнесла она, её голос звучал не по-детски серьезно.       Таджима внимательно посмотрел на дочь, отмечая активацию её Шарингана. Он мягко улыбнулся и положил руку ей на плечо.       — Хорошо, Мадара. Думаю, на сегодня достаточно серьезных разговоров. Пойдем обратно в дом, твоя мать и Изуна, наверное, уже заждались нас.       Они поднялись и направились к выходу из храма. Когда Мадара проходила мимо алтаря, где горела одинокая свеча, что-то привлекло её внимание. На мгновение ей показалось, что она увидела тень, отбрасываемую пламенем свечи.       — Что-то не так, Мадара? — спросил Таджима, заметив, что дочь остановилась.       — Нет, отец, — ответила она, покачав головой. — Просто показалось.       Они вышли из храма и направились к дому. Вечерний воздух был прохладным и свежим, наполненным запахом хвои и влажной земли. Сквозь ветви деревьев проглядывало темнеющее небо, на котором уже начали появляться первые звезды.       Когда они вошли в дом, их встретил тихий гомон голосов и теплый свет ламп. В главной комнате их ждали остальные члены семьи. Мать Мадары, бледная, но с улыбкой на лице, сидела, прислонившись к стене и укутавшись в одеяло. Изуна играл рядом с ней, а старшие братья о чём-то тихо переговаривались в углу.       — А вот и вы, — мягко произнесла мать, когда Таджима и Мадара вошли в комнату. — Мы уже начали беспокоиться.       Таджима подошел к жене и нежно поцеловал её в лоб.       — Прости, что заставили ждать. У нас с Мадарой был важный разговор.       Мадара села рядом с Изуной, который тут же прижался к ней. Она обняла брата, чувствуя, как напряжение последних часов начинает отпускать её. Здесь, в окружении семьи, даже с тенью нависшей угрозы, она чувствовала себя в безопасности.       Вечер продолжился тихими разговорами и редкими шутками. Несмотря на все тревоги и опасности внешнего мира, в этот момент семья главы клана Учиха была просто семьей, наслаждающейся компанией друг друга.       Холодный воздух обжигал лёгкие Мадары, когда она выполняла очередную серию ударов. Несмотря на то, что в стране Огня климат был мягким круглый год, зимние ночи становились заметно прохладнее. Прошло уже несколько месяцев с того важного разговора с отцом в храме.       Мадара на мгновение остановилась, вытирая пот со лба. Её мысли вернулись к недавним событиям. Она вспомнила, как провожала старших братьев на очередное задание. Мама, поборов слабость, стояла рядом, пытаясь скрыть беспокойство за улыбкой, провожая детей. Изуна, не сдержавшись, расплакался, но Мадара смогла его успокоить, пообещав, что будет тренироваться ещё усерднее, чтобы защитить его, пока братья отсутствуют.       С тех пор Таджима действительно серьёзно взялся за обучение дочери. Помимо интенсивных физических тренировок и развития техник, он начал посвящать её в тонкости управления кланом. Каждый вечер они проводили часы за обсуждением истории клана, политических стратегий и тактик ведения переговоров, искусству управления финансами и снабжения. Но Мадара всё это впитывала как губка, словно она всё вспоминала. Таджима в трепете наблюдал какие большие таланты растут у Мадары, как она легко разбирается с логистикой клана, как задания, которые он делал для своего отца, его дочь решает буквально сходу, когда тот в своё время прорывался сквозь них через пот и кровь из глаз. Мадара легко улыбнулась отцу, заметив его взгляд с толикой зависти.       Мадара вспомнила своё первое клановое собрание. Она сидела рядом с отцом, стараясь не выдать своего волнения. Когда некоторые члены клана возмутились присутствием ребёнка на взрослом собрании, Таджима твёрдо встал на её защиту.       "Мадара активировала свой Шаринган два года назад," - сказал он тогда, его голос не оставлял места для возражений. "Она уже не просто ребёнок, а полноценный член клана Учиха. Её присутствие здесь не только оправдано, но и необходимо для будущего нашего клана."       После этого возражения стихли, хотя Мадара всё ещё чувствовала на себе недоверчивые взгляды некоторых старейшин и членов клана.       Вздохнув, Мадара вернулась к тренировке. Она знала, что ей предстоит ещё многому научиться, чтобы оправдать доверие отца и защитить свою семью. С решимостью в глазах она активировала свой Шаринган и продолжила отрабатывать стойки и приёмы, которые показал ей отец.       Таджима стоял напротив Мадары дождался, когда она завершит, затем он привлёк её внимание.       — Смотри внимательно, Мадара, — сказал он. — Тайдзюцу стиль Учиха основан на плавных движениях. Мы используем нашу скорость и Шаринган, чтобы предугадывать действия противника и контратаковать. Наши движения должны быть плавными и текучими, готовыми перейти из одного движения моментально в другое.       Он продемонстрировал серию быстрых ударов и уклонений, его движения были плавными и эффективными. Затем Таджима кивнул дочери:       — Теперь ты попробуй.       Мадара попыталась повторить движения отца, но её конечности казались неуклюжими и непослушными. Она споткнулась, выполняя одно из вращений, и едва не упала.       Нахмурившись, она посмотрела на свои руки:       — Отец, это... странно. Махать кулаками и ногами — это как-то не моё. Мне кажется, будто чего-то не хватает.       Она задумалась на мгновение, затем добавила:       — Знаешь, у меня такое чувство, будто мне привычнее держать что-то твёрдое в руках. Какое-нибудь оружие?       Таджима удивленно поднял бровь:       — Интересно, Мадара. Обычно мы начинаем обучение работе с оружием позже. Но, возможно, в твоем случае мы можем сделать исключение. Что именно ты чувствуешь? Какое оружие тебе кажется наиболее... знакомым?       Мадара закрыла глаза, пытаясь уловить ощущение:       — Что-то длинное... и тяжелое. Длинный меч? Но больше похоже на... — она замолчала, не зная, как описать образ, возникший в её голове.       Таджима внимательно наблюдал за дочерью, его взгляд был задумчивым:       — Хмм... Возможно, нам стоит попробовать различные виды оружия, чтобы найти то, что тебе подходит. Это необычно для ребенка твоего возраста, но... — он улыбнулся, — ты всегда была необычной, Мадара.       Мадара улыбнулась отцу, мужчина усмехнулся.       — Хорошо, давай продолжим с базовыми движениями тайдзюцу. Мы не самураи, меч можно и потерять, а кулаки и ноги с тобой будут всегда, пока их не отсекут. — от его слов Мадара слегка вздрогнула. — Во-первых, наше тайдзюцу – это в первую очередь искусство управления внутренней энергией, а не махание ногами и кулаками.       — Энергией? — девочка взглянула на усталого отца.       Таджима кивнул, его взгляд стал серьезным:       — Да, Мадара. Это жизненная сила, которая течет внутри каждого из нас. И мы можем ей управлять, создавая чакру — это смесь физической энергии тела и духовной энергии души.       Он поднял руку, и на его ладони появился слабый голубоватый свет:       — Видишь? Это проявление чакры. Мы, шиноби, учимся контролировать и использовать эту энергию для выполнения техник ниндзюцу, гендзюцу и для тайдзюцу.       Таджима подошел к Мадаре, которая завороженно смотрела на его руку. Мужчина убрал подпитку чакрой и свет пропал.       — Когда ты двигаешься в тайдзюцу, ты не просто машешь руками и ногами. Ты направляешь внутреннюю по своему телу, усиливая удары и увеличивая стойкость. Вот почему наши удары могут быть такими мощными, несмотря на наши небольшие размеры. И вот как мы можем принимать на себя страшные для простых людей удары, стоять вниз головой на потолке или на стене. Передвигаться по деревьям или воде. Выдыхать огонь, управлять землей или водой, повелевать ветром или испускать молнии. Всё это даёт нам наследие мудреца Рикудо, что дал нам чакру.       Он улыбнулся, глядя на удивленное лицо дочери, которая с возбуждением слушала отца. Девочка впервые осознала, что она действительно особенная.       — Со временем ты научишься чувствовать свою чакру так же естественно, как ты чувствуешь свое дыхание. Ты сможешь направлять её в любую часть тела, усиливая свои способности.       Таджима сделал шаг назад и принял боевую стойку:       — А теперь, Мадара, попробуй снова. Но на этот раз не думай о движениях как о простых ударах. Представь, что ты направляешь поток энергии через свое тело с каждым движением.       Мадара кивнула, её глаза загорелись интересом. Она закрыла глаза на мгновение, пытаясь почувствовать эту загадочную энергию внутри себя, а затем начала повторять движения, которые показывал отец, но теперь с новым пониманием и целью.       — Особенность нашего стиля состоит в том, что внутренняя энергия, которую мы используем для чакры, мы осознанно перемещаем по телу одновременно с движениями. Это позволяет нашим бойцам моментально контратаковать из любого положения, или блокировать любую атаку, что мы видим, если есть силы для этого.       Немного монотонный голос мужчины погружал Мадару в какой-то сонный транс, та через силу пыталась осознать его слова, одновременно пытаясь ощутить эту внутреннюю энергию.       — Как только почувствуешь тепло у себя в районе пупка, скажи мне, хорошо?       Мадара не услышала слов Таджимы, полностью погрузившись в транс. Медленно, словно сквозь мёд и трясину девочка начала что-то чувствовать на границе своего восприятия. Что-то на задворках сознания говорило о неправильности происходящего и глупости этого «мифического» действия.       Но тут она охнула. Она ощутила это! Резко распахнув глаза, она широко улыбнулась отцу, который внимательно следил за дочерью.       — Я чувствую! Чувствую! Оно словно… горячее, тлеющее. Словно тлеет костёр.       Таджима немного улыбнулся, чувствуя гордость за дочь. Её старшие братья почувствовали свой источник за куда большее затраченное время. Хотя те и описывали его по-другому.       — Костёр говоришь… Это хорошо. Ты почувствовала внутренний источник энергии. Теперь тебе надо осознанно её… взять.       — Взять? А как же духовная энергия души? — Мадара взглянула на отца, вспомнив его слова о чакре.       Таджима усмехнулся, он даже не удивился вопросу, который тот сам себе задал только спустя несколько лет после начала использования чакры.       — Ты уже будешь её добавлять. Само действие осознанного «взятия» этой энергии от твоего… костра будет добавлением духовной энергией души. Тем самым ты создашь чакру. Не волнуйся, тело само начнёт циркулировать её по телу. Ты поймешь.       Мадара приняла слова отца и начала медленно пытаться аккуратно отхватить эту энергию из костра у себя в животе, ощущая странное потрескивание на краю сознания.       Мадара сосредоточилась, пытаясь "взять" энергию из внутреннего костра. Внезапно она почувствовала, как что-то горячее и мощное начало распространяться по её телу. Это ощущение было одновременно пугающим и захватывающим.       — Отец, я... я чувствую это! — воскликнула она, её глаза широко раскрылись от удивления.       Таджима кивнул, его лицо было серьезным:       — Хорошо, Мадара. Теперь попробуй медленно и аккуратно направить эту энергию к своему рту. Сложи руки вот так, — он показал ей жест пальцами, — и выдохни.       Мадара послушно сложила руки в печать и сосредоточилась на том, чтобы направить энергию к своему рту. Она почувствовала, как что-то горячее поднимается по её горлу.       — А теперь выдохни, сильно! — скомандовал Таджима.       Мадара глубоко вдохнула и выдохнула со всей силой. К её удивлению и ужасу, из её рта вырвался огромный шар пламени. Огонь осветил всю поляну, опаляя траву и ближайшие деревья.       Таджима отступил назад, его лицо выражало смесь удивления и гордости:       — Невероятно... Такой большой огненный шар с первой попытки...       Но Мадара не слышала слов отца. Её взгляд был прикован к пламени, которое она создала. Внезапно её захлестнула волна ужаса. В её сознании вспыхнули образы: огонь, окружающий её со всех сторон, невыносимая боль, крики, трескающаяся сползающая плоть, горящие лёгкие, кровь во рту. Она не понимала, откуда взялись эти воспоминания, но страх был реальным и подавляющим.       Мир вокруг Мадары начал расплываться, реальность уступала место кошмару. Пламя перед ней росло, искажалось, превращаясь в стену огня, окружающую её со всех сторон. Жар обжигал кожу, проникая глубже, до самых костей.       Её тело действовало само по себе. Колени подогнулись, и Мадара рухнула на землю, сжавшись в комок. Пальцы впились в землю, словно пытаясь найти опору в реальности, которая ускользала с каждым мгновением.       Дыхание стало рваным, каждый вдох приносил боль, словно лёгкие наполнялись не воздухом, а раскаленным пеплом. В горле пересохло, язык распух, мешая дышать. Вкус крови и гари заполнил рот.       Перед глазами мелькали образы: горящие здания, падающие балки, люди, превращающиеся в живые факелы. И среди всего этого – она сама, охваченная пламенем, кричащая от боли, которой не должно было быть.       Сознание Мадары металось между двумя реальностями. Часть её понимала, что это всего лишь воспоминания, кошмар. Но другая часть, более глубокая и примитивная, кричала об опасности, о необходимости бежать, спасаться.       Чувство беспомощности накрыло её с головой. Она была заперта в ловушке собственного разума, неспособная вырваться из круговорота ужаса и боли. Каждая клеточка её тела кричала от страха перед огнем, который был частью её самой.       Где-то на краю сознания Мадара ощущала присутствие отца, слышала его голос. Но эти звуки были далекими, нереальными, словно доносились из другого мира. Мира, в который она больше не могла вернуться.       В глубине души зародилось новое чувство – отвращение к самой себе. К силе, текущей по её венам. К огню, что был сутью клана Учиха. Мадара чувствовала, как что-то фундаментальное в ней самой рушится, сгорает в этом внутреннем пожаре.       Она была Учиха, рожденная властвовать над огнем. Но сейчас, в этот момент абсолютного ужаса, она желала лишь одного – никогда больше не чувствовать этого пламени внутри себя.