Бледный огонь

5/4/22 Порой, кровавые дожди идут слишком часто. Для некоторых они единичны, для других составляют часть ежедневной рутины. В жизни Уильяма их появление участилось с приходом весны. Март мог казаться беззаботным, походя на едва распустившийся цветок. Однако многовековая жизнь напоминала собой жалкий букетик засохших гипсофил. Так же легко осыпаются, как и мечты, в коих после самоубийства можно узреть забвенный рай. Сейчас жнецу кажется ошибкой всё его существования «после». В привычной рутине затерялись всякие проявления чувств и эмоций, перед глазами долгое время маячили исписанные листы отчётов, что прерывались диспетчерской работой. Сегодня тоже дождит. Капли барабанят о стекло, прерывая тишину. Вечером департамент пустует, изредка встречаются жнецы, оставшиеся в ночную смену, такие, как и Уильям. О сне он позабыл уже как два дня, проведя большую часть недели, загруженный сверхурочными. Кадров не хватало от чего тяжести сваливались ему на плечи. Каждая партия документов требовала особого внимания – лишняя описка или недочёт могли нести за собой потерю ценной души. К нынешней должности приходилось пробиваться сквозь тернии, утопая в разнообразных субстанциях из препятствий, сотрудников, имеющих лучшие рекомендации и статус. Столько лет могли кануть в лету, изъяви он желание подкинуть должность начальства. На этом и строился смысл второго перерождения – полная самоотдача во благо стабильной работы отдела. В самом деле, такая погруженность не несла за собой ничего хорошего. Лишь тщетные попытки заглушить извечную душевную боль. Она напоминает собой тернии, оплетающие скелет изнутри с эпицентром, куда врезаются многочисленные шипы, разрывающие плоть. Сердце уже исполосовали шрамами, повторно разрывая с каждым соцветием дрянного растения. Оно крепнет, игольчатые лезвия становятся длиннее и шире в диаметре, проникая глубже. Путы разрастались, кажется, через некоторое время они доберутся до мозга, ввергнув жнеца в жгучее безумие. Пальцы дрожали от перенапряжения, веки тяжелели, хотелось сомкнуть их, отдаться долгому сну, не видя ничего. Кошмары тоже влились неприятностью в рутину ангела смерти, их явление тяготило, норовило напомнить о прошлом из-за чего Уильям предпочитал спать не больше пяти часов, отдавая всё время бодрствования исполнению долга. Глаза болели, словно в них засыпали песка, от количества выпитого кофе тошнило, да и действие напитка давно не ощущалось. Переутомление на лицо. Пальцы провернули перьевую ручку вокруг своей оси – Уильям не мог позволить себе отвлечься на что-то ещё. Бумаги требовали тщательной перепроверки. С несколькими бессонными ночами и замыленным взглядом (даже через стёкла очков) он мог где-то ошибиться. Солнце плавно уплывало, закатываясь куда-то за горизонт, поскольку багровеющий клочок небес проглядывался где-то далеко, среди сплошного свинцового полотна туч. Мир кажется мрачным, но дождь кончился и этот несчастный просвет в небесах вселяет надежду на хорошую погоду, что устаканится, пусть и на пару часов, но сумеет порадовать редким солнечным светом. Серость и монотонность напоминали собой мрачный океан, в коем Уильям тонет несколько веков, ударяясь о редкие прибрежные скалы. Волны захлёстывают его, утягивая вниз. Лёгкие забиваются холодной солёной водой, перед глазами лишь картина непреодолимой тьмы, мешающаяся с одталённым шумом поверхности. Не захлебнуться позволяет лишь работа, что спасительной веточкой вытягивает жнеца раз за разом. А дальше всё заходит на новый круг, заворачиваясь в бесконечную спираль. Это его персональный ад со страхами и тенями прошлого, тёмный сегмент бушующего океана, заключённого в оболочку хрупкой стеклянной банки его сознанием. Приглушённый стук очень вовремя вырывает Спирса из чёртовой клетки воспоминаний. Жнец потирает переносицу двумя пальцами, стараясь согнать сонливость. Концентрация внимания уходит на посетителя. – Войдите. – голос его звучит приглушённо, кажется наполненным вселенской усталостью. В кабинете показывается женская фигура с небольшой кипой бумаг. Потрудившись с тем, чтобы не выронить документы, девушка опирается на дверь плечом, подталкивая. С печальным скрипом она всё-таки закрывается. Ничем не примечательный сотрудник, по всей видимости, недавняя выпускница академии. Возможно, направили из бухгалтерии, чтобы передать отделу сбора душ очередные отчёты и месячную статистику. Выделяется немногим, вероятно, только нетипичной для жнецов серостью глаз, что не может не настораживать. Она делает несколько шагов, проходя в центр кабинета, после чего здоровается и передаёт бумаги в руки жнеца. – Мистер Спирс, позвольте отвлечь, – Уильям отрывается от созерцания таблиц, растянутых на десяток листов, с неким раздражением, – Возможен ли перевод в третий отдел? Заявление на него уже готово, осталось лишь запросить вашу подпись. – Вполне. – отвечает черноволосый, выдерживая короткую паузу, – Однако к вам будет встречный вопрос. Сколько времени прошло с выпуска из академии и кем вы, мисс, вообще являетесь? Вам должно быть известно – ангелов в стенах департамента не жалуют, более того, выход за пределы библиотеки душ им воспрещён. – Так вы об этом. – девушка вздыхает, – Я бы пожелала оставить своё происхождение неизвестным. Переживать не стоит, к ангелам и, уж тем более, демонам меня отнести нельзя. В бухгалтерии я проработала около месяца, после чего решила уволиться. Здесь от меня будет больше пользы. – Я рассмотрю ваше заявление. – голос жнеца по-прежнему сух, уже переходит грань раздражения. Вероятно, при дальнейшем нахождении в пределах обители начальства, недовольство может перешагнуть черту гнева. Девушка переступает через порог, напоследок упоминая о том, что ему пора бы перестать жалеть о прошлом и наконец посвятить немного времени себе. «Некоторые предполагают, что вы уже женаты на работе. Подумайте о чём-то другом». Отпустить прошлое? Измениться? Юные жнецы ничего не понимают, совершая главную ошибку, что лишает их будущего. И это «вечность – не предел» самое глупое из того, что прозвучало из её уст. Как раз-таки, цели практически каждого жнеца, познавшего частое виденье сметрей сходятся с желаниями Уилла – предостеречь живых от тех же свершений, от бремени хвалёного бессмертия.