Тупое ОБЖ

Утро. Новый день незаметно подкрался на цыпочках, отправляя рассвет вперед себя, как своего гонца в этот мир, который несет новость о его прибытие. Выжидая, пока ночь отступит, он стучит в окно твоего сна, заставляя тебя пробуждаться от крепких сновидений. Незаметно сменяя светлую и прохладную луну на свое яркое и теплое солнце, звезды нехотя уходят, уступая лучам дневному светилу. Невидимо взяв себе управления небом и землей, солнце встает на свой законодательный трон на небосводе. Природа, которая никогда не спит, пробуждает свои чада. Бутоны цветов распускаются на встречу лучам теплого солнца. Птенцы разлепляют свои сонные глазки, и повернув голову на бок, выжидают, пока их мать-птица принесет им поесть. К ручейку наклоняются лань и ее детеныш, они, касаясь своей мордочкой прохладную воду, отпевают из него. Свежесть воды окутывают их. Огромный прилив сил, которые будет необходимы весь день, с новой силой ударяют в животную кровь. Кровяные сосуды расширяются, кровь начинает с большой скоростью бегать, разгоняя по дороге тромбоциты. Заряженные природной энергией, лань со своим дитём пускаются в бег. Нотт чувствуя, что просыпается, с неохотой разлепляет глаза. В комнате темно. Его, это, в какой-то момент обескуражило, но оглянувшись, он увидел зашторенные окна. Томно вздохнув, он встряхивает голову. Его черные как смоль кудри ударяются в движения, как-то беспорядочно осев у него на макушке. Сонная дрема приятно защекотала нос. Захотелось провести еще один сеанс сна, чтоб заново насладится теплотой прошедшей ночи. Разного рода мысли начала напрягать сонную кудрявую голову слизеринца. Типичные, серые вопросы, на которые не хочется отвечать, требовали ответа. И в срочном порядке. Что она с ним сделала? Почему она? Почему он на нее так реагировал? Почему он ведет с ней так, как ни с кем другим? Почему, хочет ее впечатлить, заинтересовать, заинтриговать? Почему он, как бывает обычно, всегда, не окутал ее своей холодностью, безразличием? Почему не очаровал ее с первой же минуты их встречи? Только один вопрос: Почему все именно так? Что она с ним сделала? Что он сделал с самим собой? Нотт отмахнул рукой все эти докучающие вопросы. Не сейчас. Как-нибудь потом. Последние сутки были очень бурными. Однозначно, после ночной разрядки, которая явно была необходима в последнее время, ему стало лучше, полегчало. Все ушло на второй план, когда он трахал Анжелику Даммер у себя в комнате. Та была довольно хороша, верно исполняя все его желания и прихоти. Она всячески извивалась под ним, принимая разного рода поз. Сначала, она было хотела доминировать над ним, но, малышка не знала, что это — гиблое дело. Трахает и управляет — только он. И точка. Ее попытки не увенчались успехом. Она проиграла ему. Все проигрывает ему. Она делала все, чтобы он довел ее до разрядки. Ведь он мог на зло ей, или как с другими дамами, лишить такого желанного оргазма. Рисуя своим розовым языком узоры на его накаченном теле, она думала лишь обо дном — повторится ли это во второй раз? Надо как-нибудь повторить. Встряхнув голову, тем самым отгоняя нахлынувшие воспоминания прошлой ночи, слизеринец повернул голову на вторую половину кровати. Уголки красивых губ дрогнули в теплой улыбке. Две противоположности. О чем он думал буквально секунду назад, и то как он тупо улыбается блондинке, это же небо и земля! Она как-то влияет на него. Чарует. Только как? Сейчас она мирно спит, не смотря на него, не говоря с ним, а как же тогда, в это время, она может оказывать на него такое притягательное влияние? Как сейчас может очаровывать его? Своим размерным дыханием она завораживает его. Он, как в трансе наблюдает за вздымавшую грудь блондинки, и зачарованно опускает голову рядом с ней. Отодвинув преграду в виде подушки, он примостился возле нее. Она выглядит словно невинное дитя, которое этой ночью, пока он спал, снизошло с небес к нему. Глаза прикрыты, между ногами зажимает подушку, руки крепко сжимают одеяло. Господи, как она прекрасна! Теодор также глупо улыбается, только его улыбка с каждой секундой становится все шире и шире. Он не может насладится ею. Их лица находятся в нескольких сантиметров друг от друга. Нотт тяжело дышит, но, с неподдельным интересом, рассматривает лицо девушки. Пушистые темные ресницы прикрывают глаза. Блондинка морщит маленький носик, как будто чувствуя, что за ней кто-то следит, но потом расслабляется. По лицу рассыпаны веснушки. Он нахмурился. Он не замечал до этого таких деталей. Хотя, о чем он? Он с ней провел только ночь и день. Таких деталей в движении очень сложно заметить. Слизеринец мог вечно наблюдать за ней, рассматривая каждую веснушку, каждую родинку. Но она ушла от него, бросив его… Точнее она повернулась на другой бок, оставляя ему на рассмотрение ее спину. Она жестока. Она свернулась калачиком, перед этим почесав свое плечо, и продолжила свой сон. Поерзав на месте, она поудобнее улеглась на кровати. Парень грустно выдохнул. Понимая, что завтрак уже начался, а за дверью послышались уже шарканье сонных студентов Рейквело, он не хотя встал. Пол холодный. После соприкосновения ног с ледяным полом, его как будто ударило током. Зрачки сузились. Кровь с новой силой начала бежать по сосудам. Мускулы напряглись. Потянувшись, он встряхнул свою шевелюру. Черные кудри также были беспорядочно разбросаны по голове. Прикрыв ладонью зевок, он берет свои брюки и черную рубашку, и направляется в ванную. Напоследок кинул взгляд на мирно спящую девушку, он тепло улыбнулся ей. Что она творит с ним? Слизеринец скрылся за белоснежной дверью, спрятав ироническую ухмылку. Пока Нотт принимал душ, Цой почувствовала, что источник тепла исчез. Девушка немного поерзала на кровати, в надежде найти что-то теплое. Но ничего нет, и никого. Никого звука. Ни шороха, ни звука воды, которая течет в смежной комнате не доносились до нее. В комнате повисло напряжение. Темнота, холодными щупальцами, окольцовывала ее. Какое-то плохое чувство поселилось в сокровенных уголках души у блондинки. Лишь рваное дыхание нарушало безмолвную тишину, которая витала в помещении. Такое чувство, будто на тебя смотрят сверху и заклинают, приглашая сюда тяжелую ауру, которая сдавливала тебя. Сильно. Безжалостно. Фарфоровая кожа стала стынуть. Девушка повернулась на другой бок. Кончики пальцев стали замерзать. Внезапный холод окутал когтевранку, не давая ей хоть как-то согреться. Теплое одеяло уже не греет. Подушка под головой теряет свою теплоту. Блондинка начала нервозно шарить рукой по второй половине кровати, не понимая, куда делось тепло? Находясь во сне, она перехватила еще теплую подушку слизеринца, и прижала ее к себе. Вжимая ее в себя, как будто боясь, что подушку заберут, отберут, или она сама убежит от нее. Студентка свернулась в клубок. Когтевранка зажмурила глаза, как будто почувствовала острую боль. Дыхание участилось. Каждый вздох становился все более нервным и сбитым. Голова девушки начала мотаться в разные стороны, пытаясь изгнать демонов. Грудную клетку сдавило, вместо выдоха слышится какой-то хрип. Тело сковала пронзительная боль. Разум покидал девушку, оставляя ее на растерзания бесам. Темные и страшные тучи грозно окутали снившийся сон, нагло выгнав солнце с его узаконенного места. По полю пронеслась, с воем, волна сильного и злого ветра. Буквально поднимая землю за собой, он мчится сквозь пространство. Не устояв в равновесии, девушка упала на холодную и жесткую землю. Колосья задрожали в нервном танце, трясясь от страха перед надвигающейся бурей. Открыв глаза после падения, девушка почувствовала, что что-то теплое стекавшей по ее щеке. Металлический запах ударил в нос. Теплая струйка алой крови стекала по тонкой шее студентки. На белом платье, в котором она была, начали появляться кровавые пятна. Теплая артериальная жидкость не спеша просачивалась сквозь кружевное платье. Блондинка не понимает, что, вашу мать, происходит. Буквально минуту назад она на радостях бегала по этому, ярко освещенным солнцем поле. Кричала здесь в волнениях, зарывалась в колосьях. Удовольствие, которое накрыло ее теплой волной в этом месте, подарило ей продолжении в жизни. Это как глоток такого нужного нам кислорода. Солнце стояло над ней, оберегая ее. Лучи как охранники, сопровождали ее везде. Каждый ее шаг не укрывался от внимательно следящим солнцем, и его верных слуг. Лучи солнца грели ее. Ее душу, ее сердце. Они проходили сквозь платья и кожу, проникая в нее, и заполняя ее. Освещая каждый уголок ее разбитой души. Отражаясь от разбитых кусочков души, свет заполнил ее, склеивая крупицы в единый портрет ее души. Она чувствовала себя здесь в безопасности. Легкий и игривый ветерок, каждый раз норовит поднять пшеничные прядки девушки. Теплая и сияющая улыбка красиво украсила собой ее личико. Тоска и боль, страх и мерзость исчезли из ее красивых оч. Вместо них пришли воды океанов и морей, в блаженстве которых она качалась и утопала. Круги под глазами бесследно исчезли, уступая сиянию фарфоровой кожи. Ведь их никто не отпускал от удушья, заставляя их насильно затмевать сияния. Она закрыла небо рукой, она не помнет как ее зовут. Ложась на теплую и мягкую землю, она в благодарности закрывала свои глаза, и засыпала. Трещины ее души склеены. Она помнит себя другую. Разбитой. Убитой. Потерявшейся в лабиринтах своих страхов и боли. Каждый день проходил проверку на стойкость духа, который с каждым новым закатом солнца проваливал его. Радость и любовь иссекались. Она истощалась с каждым новым днем, которой после своего ухода лишь оставлял за собой отвращение к себе, печаль и уныние. Это все безжалостно поглощало ее. Ее свет запирают в темном шкафу на замок. Заглушают стук молодого сердца. Ища каждый раз во сне гавань, в которой она смогла бы излить раненную душу, она выговаривается. Она умоляет, чтобы туда ее отправили. Каждый раз приходя к ней, она отправляется в плаванье своих страхов и мук. И каждый раз жалеет, что хотела туда попасть. Вместо теплого света, ее опустошенную душу и сердце заполняет тоска и холод, которые как хозяева ее мира, управляют ее, и ведут на дорогу к гибели. Показывают весь ужас, жестокость и свирепость этой жизни. Она пыталась выкарабкаться сама. Каждую минуту. Но лишь чувствовала, как затухает. Погибает, омертвляется. В каждом дне она искала намек на то, что это скоро все закончится, и она увидит мир в красках, которые потеряли свой былой цвет. Просыпаться каждый раз морально убитой — непосильная мука. Она резко распахнула свои красивые глаза. Что-то не так. Привстав на локтях, она оглянулась. Никого нет. Встав на ноги, ее волосы вновь поднял ветерок, но не так как до этого. Что-то изменилось. Ветерок наигранно-притворно окутал ее. За своим озорством он скрывал злобу и боль, которую хотел причинить. Потоком воздуха он с напором надавливал на горло, и колюче ударял девушку. Непонимающе она посмотрела на невидимого друга, но это вовсе не он. Ее это напрягает. Помахав вокруг себя руками, она разогнала озлобленный ветер. Тот напоследок ударил ее по ногам и улетел. Что случилось? Подняв голову на небо, девушка обратилось к светилу, но тот тоже ничего не понимал. Поведение ветра никак нельзя объяснить или оправдать. Но он тоже чувствует, что что-то скоро произойдет. И это — что-то плохое и ужасное. Вдалеке показались черные, как ночь тучи. Вперед них со свирепой силой несется ветер. Небо темнеет. Холод окутал поле. Солнце приказало ей убегать. Но Цой не успела. Вмиг все потемнело. Тучи закрыли собой солнце, нагло ставая на его место. После волны нанесенным ветром, Цой начала бежать. В колосья. Она, не оглядываясь назад, мчалась со всех ног, но она в душе знала, понимала, что ей не убежать. Не скрыться. Не спастись. Ветер нагоняет ее, и с силой поднимает девушку в воздух. Та изрядно пыталась как-то вырваться с удушающих объятий настырного хама, но он крепко-накрепко зажал ее, и так же продолжал подниматься все выше и выше, не останавливаясь. Ветер поднял ее на высоту тридцати метров и остановилась. Когтевранка не имея возможности пошевелиться, застыла в воздухе. Хлопок. Блондинка летит вниз. Крик сорвался с изящных губ красивоглазой. Полет длился томительно долго. Все как будто остановилось, и все задержав дыхания выжидали, что будет дальше. Колосья перестали ворошится, внимательно следя за летящей вниз девушкой. Земля, приготовив себя, тоже наблюдала за падающим тельцем блондинки. Цой решила наслаждаться. Похуй. Прикрыв глаза, она медленно дышала. Не слишком я молода для такого? Нет. Слышишь звук? Я ломаюсь. Внутри себя. Она уже сломана. Безвозвратно. Глаза прикрыты. Студентка представляла теплые улыбки своих бабушек, смех своих дедушек, которые рассказывали смешные истории. Теплые руки Дианы, которые с нежностью обнимали ее. Не вдубляющих парней, которые как всегда тупят. И его… Его темные глаза. Темные волосы… Сердце пронзила ноющая боль. Предательская влажность подступила к глазам. Не смотря в зеркало на отражение, можно смело предположить, что глазные с гневом лопнули. Рваный выдох как-то спонтанно вырвался хрипом из груди девушки. Прилив мерзости от всей абсурдности ситуации нахлынул, сбив с ног окончательно, бесповоротно. Какое-то непонятное, еще не опознанное чувство проникло под кожу, больно паля кровяные сосуды. Страх? Нет, она уже его давно не ощущала. Предательство? Может, но не то. Несправедливость? Однозначно. Такое неприятное, дискомфортное чувство прожигает твое тело, показывая, что ты здесь никто. Несправедливость разрезало фарфоровую кожицу хрупкого сердца. Ее хрупкое девичье сердце не выдержит такого натиска ненависти. Волна новой боли нахлынула с новой силой, заставляя захлебывается в собственной пучине никчёмности. Она теперь его никогда не встретит. Здесь. Там. Больше никогда. Она так и не заговорила с ним… Глухой звук разнеся в голове блондинки каким-то эхом. От боли свело все тело. Язык почувствовал вкус метала. Виски обволокла теплая жидкость. Пшеничные волосы начали окрашиваться в алый цвет. Когтевранка попробовала сделать рывок, чтобы встать, подняться из это ямы бессилия, но все четно. Силы ее оставили. Ну и хуй с ними. Заебали. Студентка решили отдаться в лапы смерти без каких-то там истерик, нытья, мол, жизнь, почему ты меня так не любишь? Почему именно я? Да, смеряются только терпилы, но она уже сколького натерпелась… врагу не пожелаешь. Так что…уйти на долгожданный покой — не помешало бы ради приличия. Но что-то тяготило внутри. Какие-то кошки-совести скребли на душе у девушки, говоря, что такая цыпочка мыслей неправильная, аморальная. Будто скрытые желания — это огромнейший грех. Что все, о чем она так сильно грезит — это неправильно, так не должно быть, этому не месту. Но, как бы да, сейчас мы совсем в другом месте. Конечно, извините меня ради Господа-Бога, но не она же с дырой в сердце залитой алой соединительной тканью, захлебывается собственной кровью лежит не пойми где, посереди какого-то поля, которого вообще не существует в этом мире, и умирает в собственном сне? Звучит как бред сумасшедшего, не находите? Такого не может происходить. Нет, не здесь. Но, мы, мать вашу, не на какой-то там «Планете Земля» где история о Гарри, черт его мать, Поттере просто сказка какой-то тетки, а Хогвартс — лишь мечты каких-то там Поттерят. Нет, мы совсем не там. О, нет. МЫ, БЛЯТЬ, В КАКОМ-ТО ПОЛЕ, ГДЕ САМ ЛОРД ВОЛОДЯ ОТКИНУЛ СВОИ КОНЬКИ ДАВНЫМ-ДАВНО, УМИРАЕМ, ПРИ ЭТОМ МЫ ПРОВЕЛИ САМЫЕ «ПРЕКРАСНЫЕ БУДНИ» В ВАШЕМ ЗАЧЕТНОМ, ОХУЕННЫМ, ПАРДОН ЗА МОЙ ФРАНЦУЗКИЙ, ХОГВАРТСЕ, КУДА КАЖДЫЙ ВТОРОЫЙ ЖИТЕЛЬ РЕКИ БАЙКАЛА ТАК МЕЧТАЕТ ПОПАСТЬ. Ах, дети, что с них можно взять? Нет, что вы! ВСЕ просто ЗАШИБИСЬ. Не, ну так умереть на второй, или какой там уже подсчёту день? Ах, не важно. Не, ну умирать так умирать, никто вроде не против. Да, не против же? Если кто против, пожалуйста, поднимите руки, не стесняйтесь, увидим всех! Ой, а здесь никого нет! Ужас то такой! Мама-Мия! Как жить то? Хах, правильно, никак. Ну что поделать, не ты их, а они тебя. Умирать, так умирать. Бог с нами. Аминь! Не, ну что не так? Что не умираем то? Смерть, ау, я здесь. Давай, я еще хачапури хочу поесть в раю. Ой, да, рай светит мне только с ада. Что поделаешь? Эх, так тяжело учится в Хогвартсе. Мда-а-а, тре-е-еш… Момент смерти томительно долго оттягивался, говоря, что нужно потерпеть. Чутье подсказывало что это далеко-о-о не конец, а какое-то бурное, непонятное и таящее в себе секреты начало. Начало чего-то великого, огромного, где Цой сыграет далеко не последнюю роль. Зашибись просто! Просто можно ловить какое-то дежаву с этой жизни. Каждый раз одно и тоже, ничего, никогда и не при каких обстоятельств не поменяется. Каждый раз истекать кровью не пойми где, телепортироваться не пойми куда — это же наслаждение Богов! Все завидуют белой, пушистой завистью. А боль, которая просто убивает тебя… ммм, просто восхитительна по вкусу! Давайте, не стесняйтесь, тут кусочек остался, можете попробовать. Ну что вы! Не хотите, не желаете? Так тело, которое здесь истекает кровью, умирает, карает себя за свою никчемность в этом мире ТОЖЕ не ЖЕЛАЛО этой боли, этих страданий, этой ненависти к самой себе! Нафиг ваше новое, загадочное начало, оставьте нормально сдохнуть человеку, без своих ванильных, сопливых надежд что это все когда-нибудь пройдет. Либо же, раз решили оставить в живых, то дайте нормальную жизнь, без всех этих припадков. Без страха, что не проснется после тридцатиминутного сна. Без боязни что в какой-то волнительный момент может упасть и забиться в приступе и просто-напросто помереть! Хотя бы раз! Дайте прожить жизнь без этого всего. Без боли. Без страданий. Без крови. Отпуская все, девушка прикрыла свои глаза, положив на окровавленную талию свою руку. Но какой-то незначительный, мелкий шум нарастал в голове. Какие-то непонятные слова начали отдаваться ноющим эхом в голове. Чьи-то возмущение стали были слышны, как из-под толщи воды. Разобрать слова было практически невозможно. Непонятный гул, который вихрем проник через уши в голову, не давал разобрать что на самом деле говорит тот человек. Но что-то в этом голосе есть знакомое. Прям, не знаю… имя на языке крутится, но сказать, выкрикнуть невозможно. Мозг отказался функционировать. Мысли были кучкой разбросаны, обрывистыми. Но голос… он что-то твердил. Даже… угрожал? Нотт что ли? О, звезда наша проснулась. Офигеть. Давай, Тео, хуярь. Вытаскивай меня от сюда! Такое чувство будто тебя тормошат туда-сюда. В следующий момент какой-то электрический разряд прошелся по хрупкому телу девушки. Неприятно, но эффект оказывает должный. Краски серого, хмурого неба сменяются на белку потолка комнаты блондинки. Ой, походу кто-то психанул. Что-то разбилось. Звук чего-то упавшего на пол с грохотом оповестил всех присутствующих об этом. Слизеринец рыкнул что-то нечленораздельное и как ни в чем не бывало продолжил проделывать свои махинации. В последующую секунду он прикоснулся ко лбу своей теплой рукой, что было неожиданностью для обоих. То касание было аккуратным, даже нежным. Брюнет с трепетом провел тыльной стороной ладони по светлому лбу девушки, ища хоть какой-то реакции в ответ. Прикосновение Теодора отдалось не осталось не заметным и не ответным, оно прошло вибрацией по всему телу когтевранки. Эй-эй, полегче, а? Не надо нам фанфиков таких. Не заказывала. Парень как будто очнувшись от транса отдернул руку ото лба девушки. Отпрянув от кровати, он обрывисто дышал. Осадок ужаса электрическим зарядом прошлось по телу, заставляя задыхаться в собственном бессилие. Он увидел видение. Видения были частым его гостем. Появлялись они совсем спонтанно и неожиданно, заставляя его, на время, выпасть из реальности и окунутся в прошлое, иногда даже будущее. Тени прошлого окунали его в перевороты, в сражения государств, королевств и магов. Узнавая все потайные ходы, комнаты в замках, в статуях и в скалах, он на каникулах ездил по ним, проверяя действительность и наличия их. Это было его неким тайным хобби и тайной страстью. Каждую свою поездку, поход и открытие он находил очень увлекательным и интересным. Когда впервые появились такого рода идеи, он с опаской и недоверием анализировал их. Боясь, что видения не могут быть точными, он с огромным камнем на душе продумывал их план проверки. Только каждый раз, его опасения были напрасны. И тогда весь святившимся, он возвращался обратно домой. Только сколько радости и гордости за самого себя было его переполняло, когда он скрытно ото всех отправился в свою первую экспедицию в ночь, в возрасте девяти лет, в неизвестные никому ранее итальянские катакомбы, которые находились в скалах и спускались на сотни метров под землю. Сколько эмоции в этот момент переполняло первооткрывателя. На лице красовалось прелестная улыбка. А коленки его дрожали от радости. Руки вознеслись к небу, зовя ее и говоря, о своей находке, желая, чтобы она оттуда посмотрела на него и гордилась им, своим первооткрывателем. И каждый раз, с юношеским энтузиазмом и со скрытом желанием узнать многое, открыть что-то интересное, он проворачивал свои тайные походы. Все это было таким интригующим и захватывающем, что он в порыве откровенности выдавал все об этом своей тёте, к которой ездил каждый осенние каникулы. Видение, которые были частым гостем после смерти матери, в последнее время бесследно исчезли, оставляя Теодора в культурном недоумении. Увидев, какое-то смутное, расплывчатое видение, он обеспокоенным взглядом прошёлся по телу красивоглазой. Попытавшись привести свое дыхание в порядок, он обвел комнату изучающим взглядом. Слишком темно. Мало света. В секунду оказавшись около задернутых серых штор, он одним взмахом руки распахнул их. Лучи вставшего солнца залили своим золотистым светом всю комнату. Так-то лучше. Слизериниц вспомнив про девушку, вмиг оказался около нее. Раздумывать долго он не стал и сразу приступил к задуманному. Аккуратно приставил палочку к солнечному сплетению. Электрический ток со скоростью света проник в тело красивоглазой. Тягучие тепло растеклось по организму. Как будто накрыл оргазм. Нотт еще раз пропустил электрический ток в девушку. Тело немного прогнулось. — Очнись! — отчаянно прохрипел над ухом девушки слизеринец. Нет, она не могла. Она не сделает этого! Он лишь отошел на пятнадцать минут. Позвать помощь? Нет смысла. Пока они сами вдублят, что, мать его, происходит, она умрет. Она уйдет. Может, это к лучшему?.. Да зачем она ему сдалась? Что в ней такого? Обычная недотрога, которая стильно и необычно одевается, имеет, его, красивую и притягательную внешность. Со своими проблемами и тараканами. Всего лишь. Она неинтересна. Еще. Еще. Еще. Еще толчок. Картина, которая предстала перед ним, когда он вышел из ванны, заставила впасть брюнета в неописуемый шок. Он тупо смотрел на окровавленное тело блондинки. Нотт впал ступор, он перестал дышать. Даже забыл. Страх окутал его. Разум затуманился. Ничего. Абсолютно ничего не выдавало признаков жизни когтевранки. Застыв на месте, Теодор лишь в оцепенении смотрел на ее неподвижное тело. Смысл картины не сразу дошел до сознания парня. Реальность и серьезность сей ситуации медленно, не спеша, доходила до осознания. Капли крови падали с кончиков пальцев на пол. Во второй руке, блондинка сжала подушку Нотта. Глаза были прикрыты. Пижама девушки была полностью пропитана алой жидкостью. Это все настолько ужаснуло парня, что ноги его подкосились. Нервно сглотнул. Рывок этот сделала Цой. Этого хватило для того чтобы Нотт вышел из оцепенения, и кинулся к девушке. Встав на колени перед ней, он начал осматривать тело. Каждая минута была на счету. Внимательно осмотрев каждый миллиметр тела студентки, он обнаружил сломанные ребра, локтевую кость, которая выходила наружу на правой руке и две ноги с переломами. Как она так умудрилась. Нотт дрожащей рукой достал палочку и вправил локтевую кость. Затем он внимательно осмотрел верхнюю часть туловища. Времени на раздумий — нет, надо действовать, и сейчас же. Сделав глубокой вдох и зажмурив свои глаза, брюнет с максимальной осторожностью водил палочкой по воздуху, бормотав что-то. Ее сердце пронизана костью. Как и его. Реберная кость прошла сквозь мышечный орган, тем самым нарушаю деятельность сердца, но не останавливая ее вовсе. Все оказалось не так уже и легко. Аккуратно вытащив с помощью магией кость, он присоединил ее к законному месту. Сейчас самое сложное, но важное. Если все получится, то она может выжить. Собрав всю свою силу и сосредоточившись, слизеринец приготовился. Вдох. Выдох. — Reversus veni! — Отдал приказ своей палочки слизеринец. В момент ребра резко сместились на свое место. Тело пропустило что-то холодное. Тёмная магия. Нотт почувствовал сильные толчки в районе висков. Это сейчас не важно. Важнее спасти её. Теодор не прекращал попытки спасения девушки, которая так же обездвижено валялась на кровати. Приводя ее тело в нормальное для жизни состояние, он не думал ни о чём кроме неё. — Ну же! — чуть ли не крича, нервно приказывает слизеринец. Стоя над ней, он наклоняется, чтобы почувствовать хоть малейшее дыхании на своей щеке. — Давай! Случайно или специально, но рука девушки дрогнула. Цой лежала на спине вся окровавлена. Пульс слабо, но верно пробивался. Это не укрылось от зоркого взгляда Нотта. Этого хватило. Слизеринец с новой силой предпринимал действия для спасения этой привередливой особы. Она жива. Еще. Еще. Еще. Токовые импульсы проходили через бледную кожу, проникая в тело. Остановившаяся кровь постепенно начинает двигаться по сосудам. Отверстие в сердце потихоньку начало затягиваться. — Все… — не своим голосом тихо прохрипела когтевранка. Но Нотт не услышал. Он стоял над девушкой думая, что делать дальше. Нервно дыша, он принялся за ногу пострадавшей. Аккуратно поднимая пижамную штанину, он кровавыми пальцами нажимает на колено. Теплая струйка крови вытекает из открытой раны. Нахмурив брови, он раздумывает, какое лучше выбрать заклинание? Определишься, он взмахивает своей темной палочкой. И… О-ЧУДО! Кость медленно встает на свое место. Тела напряжены. Глоток кислорода с трудом давался. — Все, — с придыханием выронила девушка. Глаза парня округлились, дыхание участилось. Он посмотрел на блондинку. Та с трудом открыла свои прекрасные глаза и уставилась на Нотта в ответ. В этот момент время как будто остановилось. Ничего. Абсолютно ничего не двигалось. Кроваво-синие глаза смотрели в темно-медовые очи. Глаза — зеркало души. В них можно увидеть, что происходит с человеком, узнать многое о нем. Спектр эмоции пролетали с огромной скоростью в глазах красивого слизеринца. От злости до дрожащей в кончиках пальцев радости. От ненависти до заботы. От усталости до облегчения. Все это и многое другое увидела в зеркале Нотта Цой. Сердце пропустило маленький и слабый, но очень важный удар. Чувство благодарности теплой и вязкой субстанцией разлилось по телу девушки. Она медленно начала закрывать глаза, зная, что все будет хорошо. Она просто поспит еще пять минуту. Ничего же не будет. — Говори со мной, не закрывай глаза! — нервно прикрикнул на девушку слизеринец. Она не посмеет так поступить. Он ей это не позволит. Слишком много чести. — Спасибо тебе, — единственное что смогла сказать девушка смотрящему на нее брюнету. Губы дрогнули в теплой улыбке. Она слабо улыбнулась ему. Ему… Она… Девушка прикрыла глаза и утонула в бездне темноты. — Доброе утро, соня, — не без сарказма поприветствовал Нотт только что проснувшуюся ото сна девушку. Он сидел в темном кожаном кресле напротив кровати. На коленях у него покоилась книга. Он был так же одет в строгие черные брюки, затянутые кожаным ремнем и в черную шелковую рубашку, расстегнутую на две-три пуговицы. Рукава темной рубашки были подвернуты под локоть, открывая вид на жилистые руки брюнета. Вид был у него внушительный, грозный. Что-то в нём изменилось. Блондинка, приняв сидящей положение, терла своим кулачком засыпанные глаза. — Эй-эй, полегче, — слизеринец вмиг оказался подле блондинки. Возвышаясь над ней, он произнес следующее: — Тебе противопоказаны какие-либо движения, — надзирательным тоном оповестил брюнет больную. — Ага, поняла, — прикрыв зевок ладонью, промямлила она. В следующий момент блондинка сделала рывок, чтобы встать окончательно с постели, но была молниеносно перехвачена Теодором, которому явно не понравилось, что его ослушались — Ты вообще слышала, что я тебе сказал? — повалив ее обратно на постель и заломав ей руки, грозно прорычал слизеринец. Нависнув над ней, он для подстраховки зажал своим коленом ноги блондинки. Не больно, но надежно. Смотря сверху вниз на нее, он не произвольно начал рассматривать ее черты лица. Аккуратный носик, в меру пухлые соблазнительные губы и большие сине-серые глаза… Ох, они такие… Неземные, притягательные. Так и хочется оставить легкий поцелуй на каждом. Такие манящие губы, зовущие оставить на них страстный, безумный поцелуй. Нотт очарованный своей фантазией уже было поддался вперед, чтобы совершить желанное, но вовремя остановил себя. Сдержав в себе порыв совершений грешных желаний, брюнет закусил нижнюю губу в неком разочаровании. Легкая грусть смешалась с воздухом, которым слизеринец дышал. Делая глоток этого необычного напитка, Теодор словил некое дежаву. На секунду задумавшись, он погрузился в свои мысли. К чему это? Он, забыв о положении Цой, в котором она находилась, впрочем, как и о своем, даже не заметил, как та, воспользовавшись моментом, начала активно извиваться под ним, не оставляя попуток выбраться из его плена. Немного вдавив ее глубже в кровать, он грозно посмотрел на нее. Но его настроение значительно улучшилось, когда он заметил, как Цой смотрит на его руки, на его шею и в его глаза, ища там некого оправдания за все содеянное им. Его развеселило это. Посмотрев на свои сильные руки, одна из которых была сцеплена в замок с руками девушки и отведена ей за голову, Нотт иронично ухмыльнулся, осознавая безысходность всей ситуации для блондинки. Кареглазый устроил ей эдакий капкан, из которого выйти Цой будет крайне проблематично. Лицо брюнета находилось в непозволительной, для когтевранки, близости, в пару сантиметрах от ее. Блондинка не стала избегать пепельный взгляд слизеринца и посмотрела в ответ также, как и он на нее. Ну сама напросилась. Чуть наклонив голову в бок, брюнет «случайно» задевает кончиком своего носа тонкую, изящную шею красивоглазой. Цой неосознанно поддалась порыву, и выпрямилась вперед. Моментом поняв свой промах, она обратно приняла исходное положение, не оставляя попытки выбраться из цепкой хватки слизеринца. Нотт не показывая свое удивление к действиям девушки, томно выдохнул ей в шею, закатив свои глаза. — Что же ты со мной делаешь? — задал такой мучащий его вопрос Нотт. Крепко держа ее под собой, он прямо смотрел в синие глаза девушки. Томно дыша ей на шею, он подушечкой пальца нежно поглаживал кисть руки блондинки. Та лишь медленно осознавала всю абсурдность положения, отвела изучающий взгляд от оголенной шеи слизеринца. — Я? — тяжело сглотнув переспросила Цой. Находится в такой непозволительной близости и здраво, связанно думать почти невозможно. Хладнокровье ко всему и ко всем, которое почти смешалось с кровью блондинки, предательски испарилось в сосудах, оставляя ее на растерзание подростковым гормонам. Что ж, выхода нет. Нужно биться до конца. — Да, ты. — Твердо ответил кареглазый, изучая такую соблазнительную шею девушки. Он мог бы сейчас спокойно предложить ей переспать с ним и понять для себя, что она ему нафиг не сдалась. Чтобы уже оставить ее в покое, а не сидеть и ломать голову догадками почему он так на нее реагирует, почему он ее так сильно желает и не хочет, чтоб кто-то ее вообще видел. Чтоб была только его. Одна единственная. Никому не известна, никому недоступна. Только ему. Завладеть ею. Заполучить ее и не отпускать ее пока она ему не надоест, не наскучит. Пока он даст отчет своему сознанию, телу, что здесь ничего нет необычного. Докажет это. Она лишь обычная, симпатичная девушка с острым язычком и с потрясающими глазами. С певучим, мелодичным голосом, который имеет небольшую, ели заметную хрипотцу. С мелкими веснушками, рассыпанными на личике, на шее. И с ужасной манящей оставить кровавые укусы шеей. Такая как все. Ничем непримечательная. Одним словам — серая мышь. Да кого, черт возьми, он обманывает? — Нотт, слушай, — с оттяжкой произнесла хрипловатым голосом Цой. Немного приведя свой разум в должный ему порядок, она с трудом совладает с голосом. Ей сейчас не до игр с этим ненормальным. У нее дел по горло, которые нужно в срочном порядке уладить и решить сегодня, а не завтра. — Я конечно понимаю, что тебе нравится доминировать во всем, но у меня дофига дел и мне нужно в срочном порядке решить их, — еле выдавливает из себя слова, обрывисто хрипит когтевранка, смотря в глубину темных глаза слизеринца. — Хорошо, пойдем, — без замедлений ответил брюнет, смотря в непонимающие глаза красивоглазой. — Что? — То, — с неким возмущением ответила девушка. Хах, кто-то вернулся на свое привычное положение «придираться к каждому слову». — Также лежать дальше на мне будешь, Нотт? — ворчливым тонном спрашивает, пардон, озвучивает риторический вопрос красивоглазая. Включив свое запоздалое возмущение, девушка интенсивней начала выбиваться из хватки слизеринца. Тот не стал долго церемонится и с легкостью перехватил своей рукой выбившуюся ногу непокорной блондинки. Сжав оголенное бедро красивоглазой, он нагло ухмыльнулся. Но девушку и это не смутило. Она не оставляла попытки освободить руки, пытаясь разными извращенными способами сделать это, но те были надежно сцеплены с рукой наглого слизеринца. Переключившись на сжатое в руке того же наинаглейшего слизеринца ноге, красивоглазая упорно пыталась высвободится из захвата этого ненормального. Устало выдохнув куда-то на ключицы девушке, кареглазый заводит оголенную ногу когтевранки за свою спину и прижимает к себе. Нога рефлекторно согнулась и обхватила торса слизеринца. — О, Боги! — на эмоциях воскликнула Цой. Обессиленная неравной борьбой с охуевшим в край Ноттом, извила ее в край. Выть хотелось на взрыв. — Если бы кто-то не паясничал, а делал все что ему говорят, то всего бы этого не было, — упрямо заявляет брюнет. — Чего?! — кто-то сейчас взорвется, — паясничал?! — ой-ой. — Именно, — самодовольно кивнул брюнет. Он уже морально приготовил себя к такому исходу событий. Эти возмущение были предсказаны с самого начала этой «Санты-Барбары». Да и у Цой был очень взрывной характер. Проценты выжить — ноль. Так что Нотт уже приготовил себя к гневной речи этой взрывной блондинки, запасся терпением и принялся ожидать гневной триады. — Да ты! — брыкаясь под брюнетом восклицала в гневе Цой. — Да таких наглых, как ты свет еще не видывал! Что ты творишь?! Ты вообще в своем уме, а? — Предъявления в адрес обворожительного слизеринца ссыпались в таком же количестве, как снег витал в воздухе во время сильной метели. Короче, до-ху-я этих «предъявлений» предъявляла Цой. Чуть ли, не оря на брюнета, девушка высказывала все что было у нее сейчас в голове. Конечно, Малика Цой, не была бы девушкой, если бы просто так, для галочки, не кидала пару-тройку разных словечек. Смотря на безразличное лицо Нотта к ее речам, она еще больше плевалась ядом. Не выдержав вопли красивоглазой, слизеринец опустил горячее бедро девушки и освободившейся рукой закрыл рот неугомонной блондинки. Вжимая ее в постель, он буквально навалился на нее. Обескураженная когтевранка бегала глазами по всей комнате, ища ответы на несформировавшиеся вопросы. Теодор грозно смотрел в синие глаза девушки, показывая всем видом, что он наслушался всего плохого о себе. — Успокоилась? — железно осведомился брюнет, поймав взгляд красивоглазой на себе. Его ладонь все еще была прижата ко рту девушки. А вторая рука так же сжимает кисти рук девушки над ее головой. Оголенная также обхватывала торс брюнета. — Сейчас я уберу руку, и только попробуй орать, кричать и вопить, — наклонив голову к уху девушки, шепчет кареглазый. Шею и уху обдало горячим дыханием брюнета, заставляя табун мурашек пробежать по всему напряженному телу когтевранки. Ели как кивнув головой, девушка случайно приоткрывает ротик и делает неаккуратное движение губами. Девушка не хотела показывать свое стеснение и отвела взгляд. Теодор в свою очередь блаженно закатил глаза. Такое неаккуратное движение губами красивоглазой очень, очень сильно возбудили брюнета. Слизериниц не прославился тем, что быстро возбуждается, но, черт, это чертовски возбуждающе. Еле сдержав свой пыл, он рвано выдыхает горячий и такой обжигающий плоть воздух в шею соблазнительной блондинки. Сделав над собой усилие, он нехотя убирает руку ото рта девушки, и возвращает ее на исходное положение, на нагое бедро. — Теодор, — как в тумане обратилась к нему когтевранка. Язык не хотел слушаться ее, а та оголенная нога, прижатая к торсу слизеринца, становилась все горячее и горячее… О, Боги, что он творит? Почему он все это делает? Зачем ему это? Так много вопросов, так мало-о-о, ответов. Хотел бы знать и сам Теодор Нотт ответ на эти многочисленные вопросы. Непонятное влечение, которое как наркотик будоражит сознание, проникло в кровь и захватило мозг. Так ярко пахнущая шея заставляет Притяжение, которое он ощущает к ней устрашает, пугает и отталкивает, но так захватывает, ест и убивает, что хочется застрелиться. Одержимость ею, ее голосом, ее шеей и телом, которую он ощутил за какие-то жалкие сутки дурманит, притягивает и затягивает… так чтобы… ах… он хочет содрать с неё кожу, чтобы быть ближе к ней. Чтоб быть в ней. Быть одним целом. Захватить её. Управлять ею. Заставить забыть обо всех. Потянутся к таким манящим губам и впиться в них до крови, до потери сознания. Проникнуть языком, изучить каждый миллиметр шеи, оставить кровавые укусы на таких притягательных ключицах. Завладеть ею здесь и прямо сейчас. Застрелиться вместе с ней. Все, что сейчас происходит — это неправильное, это аморальное, но такое… ах… желанное… неподвластное. Целовать до потери памяти, пить её до потери памяти, наслаждаться ею до потери памяти. — Мне, — её горячие и дурманящее дыхание опалило его щеку, заставляя его ели сдержать рык желания, так внезапно овладевшего им. Она хочет окончательно свести его сума? Он хочет убить всех тех, кто коснулся её. Он хочет убить её. Он болен ею. Одурманен ею. Он поглощён ею. Он сошёл сума! Он нашёл её. Это полное безумство! Какие-то сутки! Did I take it too far? — Тебе, — шепчет брюнет, вдыхая аромат тела красивоглазой. Воздух защекотали нотки ванили вперемешку с шанхайской розой и чего-то колкого, острого. Такой неуловимый запах остринки так дурманил и затуманивал разум, что казалось мыслить связанно почти невозможно. Такой яркий, но в тоже время невесомый запах блондинки приникает, с каждом вдохом, в легкие слизеринца. Чувствуя легкое жжение в дыхательных путях, кареглазый закусывает губы в неудовлетворении. Он хочет всю её. Он хочет пропахнуть ею. Он в жизни не чувствовал, не вдыхал такой божественный аромат, как аромат тела этой нахальной блондинки. — У меня много дел, — мямлит в ответ когтевранка. Что, чёрт возьми, с ней происходит?! Что?! Только скажите, что?! Почему под ним она утеряла свою уверенность, безразличие к нему? Почему ее сердце бешено стучит, а кровь застыла в жилах? Почему с придыхание смотрит на шею этого идиотски-сексуального брюнета? Почему наслаждается своим положением? Почему это всё происходит, чёрт возьми?! — В таком состоянии тебе ни одно дело не светит, — томно произносит в шею когтевранки брюнет. Также крепко держа ее под собой, он наслаждался запахом ее тонкой шеи. Что, чёрт возьми, они делают сейчас? — Знаю, но мне нужно в библиотеку, — как маленькая девочка, которая отпрашивается у грозного папы, поясняет в стеснении девушка. — Зачем? — оторвавшись от такой притягательной шеи красивоглазой, прямо спрашивает папочка. Нет, никуда она не пойдет. Он не разрешал. И не разрешит. Ещё чего удумала. — Мне надо…у меня провалы… мне надо, — несвязанно бормочет девушка, не зная, говорить о своем невежестве в познаниях магии или нет. Смотря в глубину глаз слизеринца, тело девушки пробивает холодок, заставляя поёрзать под ним. — Хорошо, — согласился Нотт, смотря в синие глаза когтевранки. Девушку в удивлении уставилась на него. Чувствую какой-то подвох здесь, она, в первый раз овладев собою, скептически посмотрела на каменное лицо слизеринца. Что-то здесь не так. Не был бы он слизеринцем, можно было счесть на добрую натуру человека. Но и его натуру тоже не назовёшь доброй и английской. Даже наоборот. Только с какой лёгкостью он согласился. И как он это произнёс, спонтанно, подозрительно. Это заставило напрячься всем нутром девушку. Однозначно здесь крылся какой-то подвох. Только вопрос, какой? — Эм, можешь уже встанешь с меня тогда? — в своей манере говорит Цой. Что он на этот раз придумал этот ненормальный? Даже страшно предположить. — Но у меня есть два условия к тебе, — ага, вот этот ваш ангельский мальчик! ВОТ ВАМ! Ну, Тош, что на этот раз? Засосешь при всех или неожиданно ляжешь на стол? Давай, не томи. Не разочарую мамочку. Удиви! Ну! — Ты не просто скажешь свое «Ага, поняла», — вот же змей! Знал ведь, что сказать. Ну-ну, — а будешь придерживаться этих условий. — ВОТ ЖЕ СУКИН СЫН! ПСИХ. — И что за те два условия, которое мне нужно будет придерживаться? — осведомляется Цой, скептически поднимая в след за своими словами, бровь. Не, просто все ЗАШИБИСЬ. НЕ ЖИЗНЬ, А КЛУБНИКА В МОЛОЧНОМ ШОКОЛАДЕ. На недельку, до второго, я уеду в Комарово Сам себя найду в пучине, если часом затону. Нет, а когда голова Цой адекватно работала? Правильно! Ни-ког-да. Подпевать какие-то старые, ностальгические песенки, при любой ситуации она всегда сможет. Никогда не сомневайтесь! Такого зоопарка, как жизнь этой не сидящей на одном месте, ровно, вы, поверьте на слова, НИКОГДА НЕ УВИДИТЕ. НИГДЕ! — М-м-м, — задумчиво протянул брюнет, смотря на девушку с зверским оскалом. Нервно сглотнув, когтевранка уставилась на него в немом страхе. Вот же псих неуравновешенный! Кретин! — Дайка подумать, — в той же манере протягивает по слогам, как будто Цой какая-та умственно отсталая, этот дотошный кареглазый. ВОТ ЖЕ ЗАРАЗА. СРАЗУ ВСЕ ПОНЯТНО СТАЛО. ИШЬ ТЫ, ЧЕГО! САМ НИЧЕГО НЕ ПРИДУМАЛ, А ЛЕЖИТ И ТРЕБУЕТ. ВОТ ЖЕ… МОШЕЙННИК!!! — Ну раз так… — красивоглазая обрывается на половине слова, ведь ее перебивают наглым образом один напыщенный, в себя поверивший кретин, идиот и маразматик. — Для начала, мы с тобой пойдём на ужин… молчать! — блондинка хотела перебить на моменте «ужин», но была поспешна остановлена слизеринцем. Тот злостно рыкнул на нее. Девушка ответ демонстративно закатила глаза, прокляв его у себя в голове. Он терпеть не может, когда его не слушают, не слушается и перебивают какие-то неугомонные когтевранки. Три в одном! И всё в одном флаконе, сосуде, в теле, в Малике Цой! Живём-живём! — Ага, ещё чего, Ваше Величество? — усмехнулась в затянувшуюся тишину Цой. Слизеринец удовлетворено оскалился, грубо надавливая на горячее бедро красивоглазой. — Ваше Высочество желает, чтоб Вы закрыли свой прелестный ротик и внимали, какие распоряжения будет Он давать Вам, — твердо произносит Нотт, опьянённый своей властью над этой девушкой. Чувство превосходство над ней как наркотик одурманил его разум. Теряя последние нити управление над своим сознанием, слизериниц припадает к шее девушки, вдыхая такой наркотический аромат её тела. Туманящее желание раствориться в ней пересиливает его, но из-за последних отголосков здравого разума, которые твердят совсем иное, он с огромными усилиями переступает через свое больное сознание. Здравый разум тоже хочет этого. Чёрт! Вам не понять. Нет, не понять. Это слишком возвышенное, но в тоже время, самое низкое, что с ним случалось. Слишком чистое, но такое грязное. Слишком желанное, но и отталкивающее. Такое логическое, но такое противоречивое. Он сошёл сума! — Так что желает Моё Высочество? — томно вздыхает блондинка. Копна волос кареглазого дразняще прошлась по шее девушки, на что та, блаженно закатила глаза, выдыхая куда-то ему в волосы. Похуй. Все равно не увидит. Что естественно — то небезобразно. — Ваше Высочество желает, чтобы Вы в сопровождении Его Высочества посетили Большой Зал, поев там, а затем в сопровождении Того же Высочества, Вы, посетили библиотеку, сделали все необходимые, Вам, дела и пойдёте с Тем же Вашем Высочеством спать, — говоря все это, Теодор нежно, время от времени касался кончиком своего носа изящной шеи блондинки. Также находясь под одурманившем его ароматом, он поднимает голову и выдыхает в губу красивоглазой. В момент, и розовые губы девушки были опалены горячим дыханием. Нога на рефлексе сильнее прижалась к торсу слизеринца, тем самым прижимая его ближе к себе. — Как прикажет Моё Высочество, — как в тумане согласилась когтевракнка, пытаясь заглушить животные рефлексы. Одурманенная выходками наглого слиезринца, девушка было забыла обо всем, но вовремя приливший холодок к щекам, заставил настоять на своём, — может ты уже встанешь с меня, а? — Как скажешь, — Нотт не хотя ослабил хватку, готовясь выпустить из-под себя красивоглазую. Но резко сжав бедро девушки грозно произнёс: — Цой, без своих фокусов! — Я что, с цирком фокусников приехала, чтоб одного тебя, короля Всего и Всея, развлекать? — не смогла удержатся от гневного комментария Цой, решительно посмотрев в темные очи слизеринца. Как будто после всего перенесенного ею стресса, ей не хватило понять, что этому ненормальному идиоту, перечить лучше не стоит. Но так, время от времени, ради профилактики, она, конечно же будет. Вы не подумайте! — Ага, ещё чего! Трещина не появилась? Что за трещина? Один Бог знает, да и эта студентка с факультета Рейквило. К чему она это сказала? Опять же, знает один Господь-Бог, да и эта соблазнительная блондинка. Эх, а так все красиво начиналось… — Ну если ты не согласна, тогда… — Теодор было хотел договорить, но его тактично перебила блондинка. — Нет-нет, всё в силе, давай! — протараторила красивоглазая, боясь, что если ещё чуть-чуть дольше пробудит в таком положении, то она не сможет управлять собою. Слизериниц двусмысленно хмыкнул и с оттяжкой в каждом действии лениво начал подниматься с кровати. Как в замедленной съёмке девушка наблюдала за точными и резкими действиями брюнета. Тот, для начала отпустил кисти рук блондинки. Гипнотизируя их в долгом взгляде, он о чём-то раздумывал. Глухо выдохнув, он уже было готов опустить покрасневшие, от жёсткой хватки самого слизеринца, руки на мягкие простыни, но резко поменяв исход событий, перехватил тонкие ручки и поднёс к своим губам. Не сдержав себя, он оставляет кроткий и лёгкий поцелуй на одном из покраснений на изгибе кисти. Девушка с открытыми от шока глазами, наблюдала за происходящими действиями. Вопросительно посмотрев на него, она бегает взглядом по всей комнате, ища хоть какой-то ответ на все происходящее. Теодор, как в ни в чём не бывало, опускает руку красивоглазой, окончательно освобождая от плена замученные конечности. — У тебя ровно три минуты чтобы собраться на ужин, — сквозь зубы рычит брюнет. Окончательно опустив девушки, он с поднимается с кровати и встает на ноги. Даже не посмотрев в сторону девушки, он вылетает из комнаты, захлопывая с треском дверь. Девушка, которая осталась валяться на кровати, в том же положении, прибывала в недоумении от противоречивых действий слизеринца. Ярость, которая овладела Ноттом поистине ужаснула и испугала, заставляя забиться крохотное сердечко девушки ещё быстрее. Её прекрасные глаза бегали по всей комнате, не успевая уследить за каждым его действием. Он, как в тумане целует кисти нежных ее рук. Как в тумане заглядывает в её синие очи. Как в тумане встаёт и захлопывает дверь за собой, покидая её, оставляя ее совсем одну. После каждого удара участившего сердца хочется вскочить с кровати и побежать в след за слизеринца. Остановить его где-то в коридорах подземелий. Толкнуть в плечо, чтобы он обратил внимание на нее. Хорошо на него наорать. Поругаться с ним. Какого чёрта он позволил творить себе такое в её комнате?! Ещё раз хорошенько наорать. А затем, тихо-тихо, ели двигая своими губами, спросить у него, что случилось? Что на него нашло? Почему он так резко ушел? Почему разозлился? Сердце неумолимо стучало, прося, чтобы она побежала за ним и спросилась о нём. Может ему нужна помощь? Может ему стало плохо, и он, как она, истекает алой кровью где-то на холодном камне подземелья, захлебываясь собственной кровью. В носу предательски защипало в носу. Прекрасные глаза, дарованные Богом, наполнились горькой водой. Все хорошо. С ним все хорошо. Он в полном порядке. Он просто разозлился, такое бывает. Это не из-за тебя. Ты не виновата. Ему не плохо. Он в порядке. Сердце сжимается еще сильнее. Воздух перехватывается. По щеке стекает одинокая слезинка. В одной капельке соленной водички перемешаны столько эмоции. От ужасающего страха до безмолвной грусти Подогнув к себе коленки, она всеми возможными способами пытается успокоится. Девушка берет, уже чистую, подушку и прижимает к себе. С ним абсолютно все хорошо. Ему просто надо сделать кое-какие вещи. Не выдержав натиска чувств, блондинка прижимает подушку к себе и ударяется в глухом крике. Не контролируя себя, она заваливается на эту подушку и что из сил кричит в нее. Слезы безжалостно стекают по шее, заворачиваясь на подбородке. Боль сковывает тело. Не в силах выдержать напор эмоции, девушка ударяется в истерику. Голова сжимается в немочи. А руки трясутся в агонии. Переживания за кого-то мало знакомого человека полностью сжирают красивоглазую, неумолимо ставя ту на колени перед собою. Все так же прижимая к себе подушку, она также продолжает срывать свой прекрасный голос и кричит. Крик боли, бессилия разлетается по всему миру, оповещая всех, что ей безумно плохо. Трясясь как осиновый лист, она залитыми слезами глазами, поднимает свои ручки. Красивоглазая в полном непонимании смотрит на то самое покраснение, на котором брюнет оставил свой первый поцелуй. Его первый поцелуй, дарованный им ей.