first of all he’s a gentleman

На голове у него была широкополая шляпа, скрывающая каштановые волосы, слегка развивающиеся на ветру, а в ушах блестела белоснежная жемчужина, явно представляющая собой высокую ценность. Чуть смугловатая, слегка загорелая на палящем солнце, кожа, чётко очерченные скулы, линия подбородка и, наконец, пронизывающие глаза, сравнимые с сиянием янтаря. И этот взгляд и правильной формы нос гармонировали с твёрдой, решительной складкой его губ. _______________________________________   Ранним беспечным утром, законные обитатели которого уже пели во всю свои звонкие песни, сын губернатора Испанских владений, а именно, города Сан-Хуан на острове Пуэрто-Рико - Дон Сонхва де Бланко - вышел на изящный в своих белоснежных перилах балкон, ведущий из удушающей жарой комнаты в свет и цветущую зелень, так правильно присущие её величию природе.    Сейчас в его голове сеялся туман сомнений, а в сердце бушевали волны тревог. Отец юноши - Дон Джаиме де Бланко - на вид, человек страстный и отчаянный (если бы в нём хранилась хоть крупица ума, возможно он достиг бы больших высот, чем имеет сейчас и сумел бы их удержать, однако увы). Тонкие чёрные брови, тупая линия подбородка, несуразные усы, явно вышедшие из моды, высокая переносица и глаза, горящие чем-то нездоровым, нет, они не имели свойство пугать, лишь отталкивать. Парик, собирающий пот с жёлтого лица, уж слишком вычурная шляпа и камзол, который по задумке самого хозяина должен был стройнить его, ведь вышит он был на размер меньше.    Что касается характера, Дон Джаиме - бравый «испанец» в самом, что ни наесть его коренном смысле. Этому народу только дай склянку рома -  выпьет с твоей кровью. А я напомню вам, мы в Карибах. Здесь испанец приравнивается к et deus erat in carne, поэтому и нечего надеятся на переговоры, если вдруг твой бриг окажется в поле зрения этих чудовищ. Скажешь им, что у тебя и реала не заваляется, не поверят, пока не окрасят воды и без того не девственного моря.    И по тому, как уже было сказано ранее, губернатор счёл нужным показать соседним английским островам-малюткам, что Испания - богиня, достойная всех возможных земель. Даже таких ничтожных, коими он считал эти английские колонии. Мы же с вами, поскольку не предаёмся столь ярому восхищению этой стране, можем оценить положение здраво, насколько нам даёт сделать наша ещё чистая от подобных зверств и, надеюсь, голова, не лишённая человеческого ума. Ослеплённый идеей услужить любимице-стране, а за это повысить свою жалкую душонку в глазах властей и завладеть должностью губернатора всего острова, Дон де Бланко старший обезумел и, как идиот, жаждущий победы, готовился оставить полностью беззащитный город со слабым фортом, все силы которого направить на завоевание тех самых колоний. Причём его присутствие абсолютно точно должно присутствовать здесь, на Пуэрто-Рико, ведь покидать пост для столь незначительной операции, не сулит ни чем хорошим, лишь унижаться - да и только. Что в целом единственная верная мысль, кому нужен столь глупый и трусливый предводитель, который будет путаться под ногами и поминать Бога, что, по его мнению, благоволит Испании? Последние слова, что он бросил старшему полковнику, были:  - Как только вы возьмёте их, тотчас пошлите за мной галеон! Я буду скоро и непременно, чтобы отпраздновать в пользу великой Испании. ¡Diviértanse!   Залп радостных и  одновременно свирепых криков прогремел по улицам города. Около сотни солдат направлялись на жестокую бойню, которая была лишь весельем для них. Врываться в чужие дома, убивать, насиловать женщин - дозволено всё. И это их страшный дух. Это ими движет.    Наконец отправив толпу чертей и головорезов, коими только можно назвать эту тучу животных, Дон Джаиме благополучно отправился к себе в драгоценную комнату, чтобы прилечь после загруженного мыслями о великом утра. Как только он опустился на мягкий матрас чересчур роскошной кровати, в его голову пришла ещё одна мыслишка, что в целом не относилась к великому. Всего лишь его сын - Сонхва.     Этот юноша был молод (вдаваясь в подробности, ему было чуть больше двадцати одного) и удивительно красив, что действительно удивительно, как ему удалось оставаться таким в сравнении с абсолютно опротивливающим отцом. Чёрные, как смоль, вьющиеся волосы, собранные от белоснежного кожей лица, безупречный профиль с элегантно нарисованным носом и острой линией подбородка, о которую будто можно было порезаться, если посмеешь тронуть. Припухлые губы, прямые брови и невероятно проницательные глаза. В них было что-то огненное и страстное, но через секунду они вдруг становились нежнее колыбельной. И всё это зрелище заканчивали непростительно длинные ресницы, стоило лишь их обладателю метнуть взгляд вниз.    Скорее вы будете ожидать такой же тупости и неоправданной заносчивости от Дона Сонхва, ведь Е fructu arbor cognoscitur, однако не стоит так спешить, дайте ему шанс.    Итак, вспомнив о своём сыне, Дон Джаиме де Бланко решительно зашагал по тем же несущимся коридорам, заворачивая на крутую лестницу, ведущую на второй этаж, где, собственно, и находилась комната юноши.    Не утруждая себя такими бесполезными вещами, он распахнул дверь без стука и без всякого на то смущения тут же заявил о своём присутствии. Увидев силуэт сына на том же самом белоснежном балконе, он прикрикнул:  - ¡Maldita sea! Сонхва, как ты смеешь прохлаждаться здесь, на этом дьявольском балконе, когда твой отец так рьяно служит своей стране! - говоря эти слова, он немного надулся и порозовел, что стало не совсем удобно для его камзола.    На удивление, Дон Сонхва и глазом не моргнул на обвиняющую речь и лишь продолжил смотреть вдаль, грациозно облокотившись на перила. Он заправил прядь выбившихся ветром волос за ухо и отвернулся подальше от истерик отца. - Ах, ты решил покапризничать? Не думаешь ли ты, что с таким безразличием я скорее вышвырну тебя к чертям собачьим, чем ты получишь какую-нибудь должность здесь? - к несчастью камзола, он взмахнул руками от гнева, изображая тех самых собачьих чертей, и как у них плохо.    Дон де Бланко младший не был любителем скандалов, если быть точнее, он их вовсе ненавидел и всегда старался избегать, ибо знал, что ни в жизни не переспорит отца. Тут дороги две - смирится со своим поражением, либо бороться за компромисс, что в целом никак не свойственно Дону Джаиме. Однако сегодня ему крайне не хотелось сдаваться.  - Не утруждайтесь обвинять меня в безразличии. Я испытываю ненависть к любому из ваших действий.    От такого дерзкого ответа Джаиме побагровел, яростно фыркая, пытаясь придумать, в чём же ещё бесстыден его сын.  - Ты! У меня нет слов, насколько же ты глуп и упрям! Наивный маленький мальчик, который не повидал ни капли жизни, научись манерам и наконец взгляни на своего великого отца! Ты ничего не смыслишь в политике, тогда как ты можешь понять простые вещи, что вбивают тебе в твою пустую голову!  - выпалив это, мужчина начал вдалбливать свой скрюченный толстый палец в голову юноши.    Сонхва сделал глубокий вдох и наконец удостоил мужчину взглядом, вовсе не трусливым и испуганным, а скорее разочарованным и полным отвращения.  - Я должен гордиться тем, что мой отец уничтожает сотни жизней или превращает их в ад, сам же причём трясётся за свою и даже не рискует выйти первым в честном бою... - вот-вот он готов был сорваться на крик, но был прерван. Резкая пощёчина отрезвила его, на что агельская кожа в миг окрасилась алым пламенем. Глаза Дона Сонхва наполнились слезами, а нижняя губа предательски дрогнула.  - Неблагодарный сопляк. Что можешь ты тогда, раз осмелился меня учить? Все слабаки уже заведомо проиграли мне. Ко ли так хочется, пойди и собери кости этих остолопов, правда, если же на том месте хоть что-то останется, - он мерзко рассмеялся, похлопав Сонхва по плечу, протанцевал к выходу из комнаты, хлопнул дверью и удалился под громкий стук его каблуков, на которых едва умел ходить.    Обида и бессилие еле держались на ресницах юноши, казалось, притронешься - как польются солёными и нескончаемыми. У него нет права, нет мнения, выбора и чёртовой свободы, а значит нет ничего. Лишь те, кто могут вдыхать свой фордевинд полной грудью, стоять у штурвала, не оглядываясь назад, плакать над поражениями и смеяться над победами, лишь они способны быть счастливыми. Сонхва - маленький зверёк в клетке, который и правда не видел ничего дальше своего носа.    Не видел, но знает, что там ему не понравится. Никто не станет слушать о жестокости своего губернатора, ибо сами не откажутся от таких же зверств. Кому вообще на этом острове сдалась честь и достоинство? Доброта и милосердие? Справедливость и честность? Кажется, что Сонхва не слышал этих слов, с самой смерти матери, что была его единственным утешением, поддержкой и воспитанием. Она продолжала учить ребёнка состраданию, мудрости и храбрости. Сердце Сонхва полно чистоты и нежности, но отваги там не меньше. А значит пора вспомнить слова матери и наконец применить их, не страшась никого, кроме Бога и не лить слёзы о своей беспомощности.    Тут же обида в глазах юноши сменилась гневом, а ладони, побелев, сжались в кулаки. Он больше не намерен терпеть этот отвратительный мир. Даже если он не видел, что там, снаружи - никогда не узнает, не попробовав.    Свесившись через перела балкона, юноша оглянулся по сторонам, чтобы убедиться в своём одиночестве, ибо ему не хотелось мешать жителям личным приливом амбиций. Не увидев никого, кто мог бы засечь его, он крикнул, как можно громче, вероятно, адресуя это каждому, в чьём сердце хоть на мгновение появлялась мысль о наживе. Однако, таковых было слишком много, чтобы они могли услышать это обращение, поэтому для начала ему бы стоило начать с само убеждения.  - ¡Al carajo! Никакой я не слабак! - для искренности этих слов он уже хотел было отвесить себе такую же внушающую пощёчину, как чья-то рука внезапно остановила его.    Дон Сонхва в страхе, что его отругают за крики среди бела дня, обернулся и отдёрнул руку, но увидел отнюдь не разъярённого отца, а привлекательного молодого человека чуть ниже ростом.    Он был одет в чёрный жакет, обшитый золотом, поблескивающим на солнце, кожаные штаны, облегающие довольно сильные на вид ноги, на которых красовались элегантные иссиня-чёрные туфли. На голове у него была широкополая шляпа, скрывающая каштановые волосы, слегка развивающиеся на ветру, а в ушах блестела белоснежная жемчужина, явно представляющая собой высокую ценность. Чуть смугловатая, слегка загорелая на палящем солнце, кожа, чётко очерченные скулы, линия подбородка и, наконец, пронизывающие глаза, сравнимые с сиянием янтаря. И этот взгляд и правильной формы нос гармонировали с твёрдой, решительной складкой его губ.   Заметив искусно выполненную рукоять серебряной шпаги и нечто похожее на складной нож в кармане брюк, Дон Сонхва напрягся и попятился назад, утыкаясь поясницей в перила балкона. В тот момент он действительно готов был спрыгнуть, казалось, будто это единственный исход внезапной ситуации. Умереть от рук преступника, неважно насколько он был красив, будет более печально, нежели сделать это самому. Хотя сердце билось так, словно выпрыгнет, раньше, чем это сделает его хозяин.    Наконец, незнакомец, увидев ужас на лице юноши, поспешил объясниться. Он заговорил на безупречном испанском:  - Прошу меня простить, у меня вовсе не было намерений вас пугать, - заговорил мужчина, голос которого был пригоден как для ораторских изречений, так и для приторно сладкого флирта, где-то в вечернем баре с восхитительной женщиной, он откланялся так низко, что его волосы слегка коснулись туфель.    Дон Сонхва, в свою очередь обладатель менее способного голоса, более подходящего для укачивания ребёнка, позволил ему немного дрогнуть от нервозности, однако это не значило, что его голова будет работать неисправно. Он уловил едва заметный английский акцент в коротких извинениях мужчины.  - Вы.. вы не испанец.. - прошептал Дон де Бланко.  - Верно. Вы, всё же, немного внимательнее чем ваши глупцы альгвасилы. - усмехнулся незнакомец и обвёл пальцем горшок с изумительной огненного цвета лилией, подмечая, что это его любимый сорт.    Подумав, что загадочный человек мог убить Сонхва минутой ранее, если бы хотел этого, юноша немного расслабился и осмелел. Однако то, что собеседник ещё не раскрыл свою личность беспокоило его, как ничто другое.  - Если вы не испанец, то кто? - повторил Сонхва.  - А вы довольно нетерпеливы, Дон, - с той же игривой улыбкой на гордом лице сверкнул глазами мужчина.  - Я спрошу ещё раз. Кто вы и что вы намерены делать, если смеете врываться на эту территорию столь бесцеремонно?  - ощущение, что с ним играют и не воспринимают всерьёз, побудило ноты раздражения в лице и тоне сына губернатора. Ему тяжело дался тот порыв отваги, что он жаждал много лет, в какой-то мере, для него это был шаг сравнимый с бунтом, поэтому факт, что его прервали, не дав толком начать, сильно расстраивал и в то же время побуждал гнев.    Однако гость не желал спешить. Он медленно обошёл Сонхва стороной, смотря  в бездонные глаза, и переступил порог входа в комнату. Окинув взглядом обстановку, мужчина приметил стол, приблизился к нему и жестом подозвал недоумевающего юношу. Тот послушно подошёл, всё ещё не улавливая суть действий прибывшего. Незнакомец плавно приподнял стул, отодвигая его от стола, призывая присесть.  - Прошу, садитесь. - указал мужчина руками, немного склоняясь в позе истинного джентельмена. Ошарашенное выражение лица Сонхва только сильнее удовлетворило его, от чего он расплылся в почтенной улыбке.    Конечно же, будем честны, происходящее немного нравилось Сонхва. Он был приятно удивлён манерами гостя, позабыв о самом вторжении. Что-то внутри бешено стучало от такой нежности действий и всё это напоминало время, проведённое с мамой, когда маленький Сонхва лежал у неё на коленях в полудрёме, пока она перебирала его вьющиеся волосы, рассказывая сказку о русалках и морских чудовищах.    Задумчивость Дона прервал тот же голос.  - Вы правильно подметили, я не испанец. Однако я склонен притворяться им сейчас, поэтому буду рад, если смогу делать это дальше, - он взял паузу, видимо пытаясь подобрать менее внезапные слова для слушателя. Несмотря на его попытку, прозвучало это, всё же, несколько пугающе. - Я Капитан восхитительного фрегата «Grace», английский корсар, праведные проделки которого, так ненавистны Испании, искусный картограф в прошлом, и моё имя - Ким Хонджун. Вы, смею предположить могли слышать обо мне?    Как только он произнёс это, глаза Сонхва расширились до размеров пушечного ядра. Конечно, он не раз слышал о Капитане Ким Хонджуне. Этот знаменитый флибустьер из раза в раз оставлял Испанию с носом, обставляя все угрозы и опасности в своё преимущество. Дон Джаиме бредил его поимкой, желая обогатиться за счёт висельника, ведь уже не один губернатор назначил цену за заключение этого дьявола, каким его считали все, кто когда-либо засиживался в таверне, обсуждая светские новости. Однако, признаться честно, сколько бы историй и слухов Дон Сонхва не слышал, он не мог испытывать отвращение и ненависть к мужчине. Никогда ему не казалось, что он бесстыж и жесток, наоборот. Образ великого корсара, что складывался в голове юноши, был чист и примерен. Он всегда знал, что поступки властей гнусны и корыстны, побудимы  лишь золотом и величием, а тот, кто осаждал их в какой-то мере являлся тайным кумиром Сонхва. Для него это был как посланник никого иного, кроме как самого Бога, чтобы избавить Новый Свет от войн и помирить все страны между собой, о чём так, с малых лет, грезит Дон де Бланко.    Но всё же, ему и в голову не могло прийти, что этот герой, что вершит справедливость в Карибском море, не то, чтобы просто симпатичен, а в самом деле бесподобен. Казалось, будто он создан создавать незабываемое встречное впечатление, а после окачивать своей нежданной вежливостью и глубокоискренним почтением, как холодной водой. Чёрт возьми, где ещё на белом свете вы увидите пирата-джентельмена с изумительными глазами, подвешенным языком и статным стилем в одежде. Либо Сонхва никогда в жизни не встречал достойных леди, либо они все и рядом не стояли с Капитаном Кимом.       Всё же, пришлось вырвать Дона де Бланко, бывшего на грани апоплексического удара, из уж слишком затянувшейся паузы, ибо ситуация начала принимать неловкий оттенок. И к тому Хонджун явно пожаловал на вражеские (хоть он сам так и не считает, он действовал исключительно в гуманистических целях) земли не только чтобы очаровывать сыновей губернаторов в два счёта. Скорее, его визит имел полностью стратегический характер.    Он прокашлялся, привлекая внимание Сонхва, приподнял брови в знак ожидания ответа и повёл рукой, как бы указывая на свою спешку.    - А.. эээм.. Я? - единственное, что смог выплюнуть Дон в силу своего состояния и скорее характера, ведь чёртова зажатость сражалась с проглоченным языком на саблях, явно одерживая победу над ним. На кивок Капитана Сонхва всё-таки собрался воедино. - Я Дон Сонхва де Бланко - сын губернатора города Сан-Хуан, который находится на острове Пуэрто-Ри..    - Начали вы за здравие, а закончили.. впрочем это не так важно, спешу вас огорчить, я уже осведомлён кто вы и где мы сейчас, как бы то ни было, находимся. Я спрашиваю у вас, известно ли вам моё имя? - Хонджун прервал Сонхва, явно стараясь увильнуть от тирады географических карт, в которых сам блестяще нырял вдоль и поперёк. Ему было важно понимать осуществима ли его затея по спасению своих соотечественников, ничего сверх - не имело значимости и, пока что, не предоставляло достаточного интереса. Скорее лёгкое любопытство.    - Да, конечно, я наслышан, - поспешил ответить Дон де Бланко. Ему было неловко находиться в одном помещении с объектом его восхищения особенно после того, как тот, по всей видимости, услышал разговор с отцом.    Ким Хонджун кивнул, как бы подтверждая собственные догадки и вновь обратил взгляд на юношу.  - Ну и что же вы слышали? - сказал он с некоторой усмешкой, будто подобные разговоры кормят его самолюбие.    На этот внезапный вопрос Сонхва опустил голову и немного смутился. Мысль, что капитану будет не очень лестно выслушивать такие легенды, в которых вообщем-то нет нужды стыдиться, однако кажется, это не совсем приятно знать, насколько люди враждебны к твоей персоне и при каждой возможности готовы наброситься на тебя с желанием перерезать глотку, не давала рассказать, что вообще-то он является сыном чуть ли не главного ненавистника Кима. Сын того, кто испустил столько проклятий и грязных слов в его сторону, что уже могло показаться врождённой недостаточностью. И всё-таки, по мнению Сонхва, ни одно из них не было справедливо.    Заметив замешательство собеседника, корсар улыбнулся, облизывая губы и едва коснулся плеча юноши.  - Не стоит стесняться, Дон Бланко, отпустите себя, развяжите уже, наконец, ваш язык и толкните речь о моём дьявольском происхождении, - он снова усмехнулся, покачивая головой, -  Бог мне судья, я никогда не прибегну к насилию за чужое мнение.    Сонхва вскинул руки и начал отчаянно трясти головой. Обнаружив, что его поняли неправильно, он тут же затараторил.  - Нет, нет! Совсем не так! Да, многие люди говорят о вас плохо, называют развязным циничным пиратом, ослеплённым еретиком, которого стоит повесить, а некоторые желают сжечь заживо, но я вовсе так не считаю! - выпалил он на одном дыхании и спрятал глаза за выбившимися из собранной пейнетой причёски волосами.     Немного погодя, сделав бесшумный вдох, он вновь посмотрел на Кима. Тот сидел в некотором непонимании, вскинув одну из каштановых бровей.  - Объяснитесь, - сказал он в несколько вопросительном тоне.  - Я считаю вас тем, кем вы заслуживаете быть. Вы - человек не достойный всей этой ярости, которую люди пытаются обрушить на вас. Я не знаю, что привело вас к пиратству, но я верю, что не собственная воля. Ни одно ваше действие, с которыми мне довелось ознакомиться, не вызвало ни капли гнева или негодования, лишь наоборот - восхитило. Мне плевать на мысли отца, плевать на мысли моей страны, но пока я способен поступать по чести, я никогда не примкну к стороне бесчеловечности и жестокости, - Сонхва старался говорить так быстро, насколько позволяла внятность его речи и здравие собственного языка.    Капитан Хонджун окинул взглядом сына губернатора и почесал за ухом. Теперь пришёл его черёд удивляться. Он искривил губы в улыбке, выказывая своё уважение.  - Что ж.. это не то, чего я ожидал, направляясь сюда, - он заметно повеселел.    Почувствовав, что Капитан стал более благосклонен к его образу мышления, Сонхва осмелился добавить ещё кое-что.  - А ещё, - он сделал небольшую паузу, дождавшись внимания мужчины, - вы кажетесь очень добродушным человеком.    В ответ на это Капитан лишь искренне рассмеялся, демонстрируя чисто белые, какие не под стать иметь бывалым корсарам, зубы. В тот момент он скорее был похож на одного из городских детей, с которыми Сонхва, в тайне от всех, играл в parchís. Юноша почувствовал себя несколько особенным, что ему удалось запечатлеть такую замечательную улыбку, явно достающуюся неспроста. Желание видеть Ким Хонджуна в подобном амплуа откладывается на полочку вместе с книгой про мир между странами в Карибском море, а глаза запоминают мельчайшие детали, дабы нарисовать такой живой момент.    В одно мгновение улыбка стирается с лица, меняясь на сдвинутые брови и сосредоточенные глаза-янтари. Сонхва жалеет, что не может продлить время хоть на минуту.  - В любом случае, мне это на руку. Вы будете более сговорчивы, - заключил Ким.  - В каком смысле..? - не улавливает Дон де Бланко. Ему не нравится не улавливать.   Корсар поднимается со стула и плавной походкой огибает сидящего юношу со спины. Он переступает через порог балкона и смотрит в сторону моря. Сонхва так и продолжает ждать, оставаясь в дураках. Капитан оборачивается, и на его лицо приземляется луч нещадного солнца, от которого у нежных сыновей губернаторов проступают ожоги, что заставляют ночами ворочаться от колкости постельного белья. Однако великим флибустьерам это солнце покровительствует, добавляя живости пронизывающим глазам, золота загорелой и от этого вальяжной коже, блеска завораживающей жемчужине, уверенности в ногах и тепла в душе, как бы крича, что солнце на его стороне.  - Хочешь, научу тебя храбрости, Сонхва?