Ты - мой личный антидепрессант

На пороге был бухущий Саша, который не мог нормально стоять на ногах – его то и дело шатало в разные стороны. Кира скрестила руки на груди, презрительно посмотрела на дядю. Они не виделись с похорон бабули и дедули, но он совсем не изменился. Кладбище, холодный ветер и желтые листья, усыпающие две могилы. Народу было не так много – в основном всякие старики, которые знали умерших, Наташа и Саша, которые уже напились вдоволь и сама Кира. Она все еще не могла поверить в то, что это произошло на самом деле. В последнее время она не так часто им звонила и уже долго не приезжала, а сейчас их уже нет. Бабушка больше не обнимет её со словами, что верит в неё, а дедушка не назовет маленькой хулиганкой. Она больше не придет к ним в гости с тортом и не выслушает их причитания о том, как сильно она похудела. Кира так и не рассказала им о своем образе жизни, боясь, что они разочаруются в ней. Может, так даже лучше, они ушли, думая, что Кира все та де хорошая девочка. Противно смотреть на пьяного дядю, рыдающего, и разглагольствующего о том, как сильно он их любил. Разве если бы он их любил, то позволял бы себе их бить? Если бы любил, транжирил бы их пенсию на свои хотелки? Упрекал бы их во всех мелочах? Наташа ведет себя не лучше. На коленях плачет перед их могилами, причитая о вечной любви. Ага, любит, особенно когда деньги на алкоголь заканчиваются, или хахаль выпер из квартиры. Сама же Кира стоит в стороне. Она не хочет публично подходить и высказывать все, что накипело. Это слишком личное, личное настолько, что она не нашла в себе силы сказать это при их жизни. Поэтому она молча смотрит на этот цирк, изредка запрокидывая голову, чтобы не дать волю слезам, которые невольно выступают всякий раз, когда она всерьез начинает осознавать, что это происходит на самом деле. Где-то старики перешептываются явно о ней: называют бесчувственной, сухарем, говорят, что она и вовсе не любила их, раз не может даже сейчас что-то сказать. Но разве любовь и привязанность выражаются в этом? Для Киры куда важнее поступки, а не какие-то слова: она покупала им лекарства на последние деньги, возила в больницы в других городах, всегда приходила на помощь, даже если они пытались отказаться из вежливости. Вскоре все начали расходиться. Саша и Наташа даже хотели обнять её, но Кира не позволила им это сделать, скидывая их руки с себя: - Давайте не будем строить из себя тех, кем мы не являемся. Зрители уже разошлись, цирк окончен. Они и не стали возражать. Возможно, они хотели возвысить себя в её глазах, только поздно уже что-то менять. Особенно не нужно пытаться делать это на пьяную голову. И вот, Кира одна. Она держит в своих руках четыре красных тюльпана – любимые цветы бабули и дедули. Она кладет их каждому на могилу, после чего делает глубокий вдох, собираясь с силами. Сказать надо, хотя бы после их смерти: - Вы… Вы были мне, - она не справляется и уже с первых секунд чувствует обжигающие слезы на щеках. Слишком тяжело, слишком больно. - Вы были мне очень дороги. И я… И просто…, - закрывает себе рот рукой, жмурясь, от чего слезы идут сильнее. За двадцать три года она ни разу им этого не сказала. Надо сказать хотя бы сейчас. - Я пиздец как сильно вас любила и до сих пор люблю, - закрывает лицо руками, громко всхлипывая. Собственные слова раздаются эхом в её сознании, кажется, только сейчас Кира понимает, как сильно любила их. Как они были важны для неё.- Мне очень жаль, что я не смогла найти в себе сил сказать вам это еще при жизни, что вы не услышали это от меня. Может, я не так часто приезжала к вам, делала недостаточно, но я пиздец как старалась делать все, что в моих силах. Вы научили меня принимать себя. Только от вас я слышала слова любви и поддержки. Вы заложили во мне основу к выстраиванию самой себя. Вы показали мне, что я не хуевый человек и достойна лучшей жизни, а я вас подвела. Да, блять, именно подвела. Я употребляла четыре года, я постоянно пью и курю. Я не хотела, чтобы вы знали, не хотела становиться разочарованием. Но уже, сука, поздно. Но я обещаю, ради вас, о больше никогда не возьмусь за наркотики. Я буду меньше пить и курить. В память о вас я стану лучше. Я стану той, кем вы гордились бы, я обещаю. - Чего тебе? У меня не вытрезвитель, помощь бухим не оказываю. - Я хотел вернуть в квартиру родителей, вставляю ключик, а он фить-фить и не подходит… Удивительно, он даже разборчиво говорит. Видимо, не настолько сильно набухался, контролировать речь еще может, уже хоть что-то радует. - Нахуя тебе к ним? - А что, я уже вернуться туда не могу? - Нет, не можешь, квартира оставлена мне. - Ну Кирочка, ну понимаешь, мне же надо куда-то женщин приводить, ну, в приличное место. - Ты блять серьезно? Чуть ли не больше всех слезы лил о том, как будешь скучать по бабуле с дедулей, как дорожишь ими и воспоминаниями о них, какая это утрата для тебя, а спустя месяц уже приводишь в квартиру кого попало? Пошел нахуй, не дам я тебе никакие ключи. А будешь в дверь ломиться, я ментов вызову. Не дав дяде даже договорить, Кира захлопывает дверь перед его носом. Ей не понять его беспечность и показушничество. Теперь она еще больше убедилась в правильности своего решения сменить замки. Кира не была удивлена, когда нотариус зачитал завещание, по которому квартира переходила ей. Бабуля с дедулей несколько раз упоминали, что если с ними что-то случиться, то квартиру они оставят ей. Конечно они не обделили и Сашу с Наташей, оставив им какие-то свои сбережения. Когда Кира зашла в квартиру, её охватила резкая паника: дышать стало трудно, навязчивые мысли полезли в голову, а глаза снова болели от слез. Она просто не может здесь находиться, зная, что их больше нет. Они больше не посмотрят какой-то странный детективный сериал с бабулей по телевизору, не поужинают блинчиками, приготовленными бабушкой, чтобы «откормить» Киру, с дедулей они больше не обсудят машины и не сыграют в карты. Теперь эта квартира кажется такой пустой, а наполнить её могут лишь терзающие душу воспоминания. Кира не задерживается здесь и на час. Она не хочет потерять контроль над собой и утонуть в бесконечной панике. В этот же день Кира поменяла замки, чтобы никто не смел войти в её квартиру без предупреждения. Кира принимает еще больше таблеток. Не настолько, чтобы убить себя, но такую дозу, которая позволяет спокойно уснуть, отключив мозг. Сейчас она не хочет думать ни о чем. На следующий день она приходит на кладбище. После похорон она не разговаривала с могилами, обращаясь к бабушке и дедушке. Кира не верит в бога и загробную жизни, а то, что тогда было на похоронах, она скорее проговаривала для самой себя. Снова четыре красных тюльпана опускаются на две могилы. Она слегка растерянно смотрит на памятники, касаясь их кончиками пальцев, как тут её окликает знакомый голос: - Они были близки для тебя? Кира оборачивается и видит Лизу: та стоит в ярко-розовой шапке и с лопатой в руках. Это выглядит странно, что она вообще здесь делает? Следит за Кирой что ли? - Что ты здесь делаешь? – вопросом на вопрос отвечает Кира. - Я здесь работаю так-то. Коллектив молчаливый и на мозги никто не капает. - И не страшно? - А чего бояться? Мертвые люди куда приятнее живых. От них можно не ждать подставы. Я тебе больше скажу, я и конфетки иногда таскаю с могилок. А что, зря добру пропадать? - Хах, все ясно, еду оставлять не буду. - Да не, я со свежих не всегда беру… И-и-и… Ты так и не ответила на мой вопрос. Глубокий вдох, голова уже запрокидывается по привычке, хотя слез Кира не чувствует. Она чуть разминает рукой шею, переводя взгляд с девушки на могилы: - Да, они были близки мне. - От чего они умерли? - Дедушка во сне просто, а бабушка схватила инфаркт из-за этого. А бухой дядя спал в соседней комнате и даже не был в курсе происходящего, чтобы вызвать скорую. Зачем она сейчас рассказывает это? Зачем делится какими-то подробностями из своей жизни? Что такого особенного в этой ебанной Лизе, что Киру тянет к ней? Чужая рука ложиться на плечо Киры и чуть сжимает его в утешительном жесте. Это было едва ощутимо, но это были самые искренние сочувствия, которые Кира получила за все это время. - Уверена, они знали, как много значили для тебя. Не вини себя. Как Лизе удается вот так читать её как открытую книгу? Кира даже не заикнулась о своей вине, но Лиза как-то это поняла. И Кире это не нравилось. Ей не нравится, что кто-то может так спокойно понять все её сомнения на душе. - Может, прогуляемся? В парке поставили новые качели, давай сходим, раз уж встретились. Неожиданное предложение от Лизы, она не выглядит той, ко может проявлять инициативу, но Кира была бы не прочь сейчас развеяться. К тому же перед Лизой она почему-то не могла устоять, и это пугало. Пугала потеря контроля. До парка идти не так далеко, минут пятнадцать, но за это время они успели обсудить так много: начиная с музыкальных предпочтений, и заканчивая мировоззрением. Оказывается, Лиза достаточно интересный человек и собеседник, она очень грамотная, начитанная, а еще у неё классное чувство юмора, что не могло не привлекать. В парке было не так красиво, как могло бы быть летом, когда деревья покрыты зеленой листвой, или зимой, когда на ветвях лежит снег, а дорога устелена сугробами. Сейчас деревья стояли полуголые, а на дроге валялись редкие листья, втоптанные в землю. Новые качели сразу бросаются в глаза: они ярко-желтые и достаточно крепкие, значит, выдержат взрослого человека точно. Кира первая садится на качели, после чего Лиза начинает ей раскачивать. Кира толкалась ногами об землю, дабы раскачаться сильнее, но ей все еще было недостаточно. Неужели Лиза настолько хрупкая и хилая, что не может её нормально раскачать? Да и Кира не весит сто килограмм, к тому же из-за стресса она сильно похудела и сейчас выглядела почти так же, как когда употребляла. Она бросает на Лизу насмешливый взгляд, язвительно усмехаясь: - Ты кашу сутра не ела? - Эй, причем тут это? - Силы копать могилки есть, а на то, чтобы раскачать меня хорошенько нет? - Раз такая умная, то меня и будешь катать. - А вот и покатаю. Они меняются местами и вот уже Лиза сидит на качелях, и даже не думает держаться за них, в то время как Кира стоит рядом и начинает раскачивать её. Кажется, здоровый образ жизни пошел ей на пользу, потому что раскачивала он девушку с такой легкостью, будто та не весила ни сколько. Кажется, Кира даже сможет мизинцем раскачать Лизу сильнее, чем та катала саму Киру. Но это воодушевило её. К ней возвращаются силы, а значит, она все делает правильно. Бабуля и дедулей гордились бы ею, и одна эта мысль уже греет душу девушки. Они были вместе до самого вечера, и это был первый день, когда Кира может уверено сказать, что начинает понемногу чувствовать себя живой: общение с Лизой легкое, не нужно подбирать каких-то слов, да и сама девушка охотно поддерживает разговор, не осуждает ее за какие-то грубые или аморальные высказывания, а наоборот пыталась понять причину позиций Киры. Лиза оказалась невероятно добрым и доверчивым человеком, словно ангел, спустившийся с небес. Обычно, жизнь таких ломает, и хотя Лиза не рассказывала почти ничего из своего прошлого, она достаточно трезво и по взрослому, без детской призмы. Когда Лиза уходила, Кира запоздало заметила, что на ней нет шапки. Она обернулась, чтобы взять шапку с качелей, на которых та была оставлена, и вернуть владелице, но качель была пуста. Кира повернула голову в сторону, куда уходила Лиза, но там её не было. Видимо, уже успела скрыться за поворотом и прихватила шапку до этого. Киру, конечно, напрягло это. Напрягло то, какая она невнимательная в последнее время. Похоже, ей надо больше спать и отдыхать, а не нагружать себя делами, в попытках сбежать от навязчивых мыслей. Уже вечером она снова приходит в бар и приступает к работе. Смена проходило как обычно, и Кире стало уже невероятно скучно, пока она не услышала знакомый голос, напоминающий о болезненном прошлом: - Привет, Кирюш. Не плеснешь мне коктейльчика любимого?