Восход над небом

      Кадзуха понимал, что ему придётся сотрудничать с Райден, чтобы остаться в компании и добиться успеха, хочет тот этого или нет, поэтому он натягивает на лицо улыбку и подбегает к старшему сзади, когда все ребята уже стали уходить. Большинство из них уже что-то обсуждало в парах по поводу будущего прослушивания. — Кабукимоно-хён! — он едва коснулся плеча Скарамуччи, но тот грубо оттолкнул его от себя, обернувшись. — Не подходи ко мне. — после он развернулся обратно и продолжил уходить. — Но... Мы должны обсудить нашу подготовку... — мальчик замер, и улыбка сошла с его лица. Весь настрой вмиг улетел. — Хара, не переживай из-за этого придурка. — Барбатос приобнимает его за плечо и ведёт к выходу из комнаты. — Он успокоится со временем, перебесится. Не принимай это на свой личный счёт, он сильно преувеличивает, потому что волнуется. В конце-концов, у него тоже есть цель и причины идти дальше. К тому же, эти несколько дней мы будем заниматься все вместе, и мы все будем тебе помогать. Улыбка вновь расцветает на лице Каэдэхары. — Ты прав, хён. Все идут в студию сейчас, да? — Конечно, никто не хочет зря терять время. Чем раньше начнёшь работу – тем лучше ты её выполнишь. — Хорошо, что у нас сейчас два зала в распоряжении, иначе всем вместе было бы очень тесно. — Ха-ха, да...

***

      Половина парней попала в зал для танцев, другая половина – в зал для практик. Кадзуха, вместе со всеми своими друзьями и своим напарником, попал во второй зал. Он был меньше, но вполне мог вместить в себя восемь человек. Каэдэхара ещё несколько раз пытался поговорить с Райден, но тот либо игнорировал его, либо грубо отгонял от себя. Сам он не готовился к прослушиванию, а только сидел в телефоне. Зачем тогда он вообще пришёл в студию? Просто для галочки? Все остальные сразу приступили к работе. Зуха не хотел и не мог ставить хореографию, конечно, он мог хотя бы попробовать это сделать, но не думал, что это обрадует Кабукимоно, когда тот придёт в себя и остепенится, поэтому не решился и только учил базовые движения и связки из стилей, которые им достались, отрабатывая их. Остальные, хоть и редко, но помогали ему, в перерывах между их собственной подготовкой. Все они усердно занимались несколько часов и всё это время не покидали студии, только иногда выходили из зала привести себя в порядок, из-за чего в помещении было очень душно, и зеркала запотели. Но урчащие желудки и боль в животе напомнили парням о том, что пора сделать перерыв на обед, поэтому все пошли собираться, однако Каэдэхара не сдвинулся с места, продолжая упорно заниматься, и друзья остановились у выхода из комнаты. — Разве ты не идёшь на обед? — Нет, вы идите без меня, а мне надо ещё кое-что отработать. — Потом отработаешь, до прослушивания ещё три с половиной дня, а сейчас тебе нужно отдохнуть и набраться сил. — Нет, всё в порядке, я не сильно голоден. Вы идите, я останусь. — Ладно, если ты так хочешь... Но ты ведь пойдёшь ужинать? — Конечно. Не переживайте так, я знаю, что я делаю, я же чувствую свои потребности. — Хорошо, удачной тебе тренировки. — Спасибо. — и Кадзуха действительно остался в зале, чтобы продолжать работу, несмотря на усталость и голод.

***

— Я не хочу идти в столовую, я устал каждый день есть одно и то же, и всё такое пресное и безвкусное... — по дороге Камин начал жаловаться. — Я скучаю по очень вкусной и разнообразной китайской еде, когда я мог наедаться до отвала. — Я тебя понимаю, я так давно не ел ничего вкусного... — Барбатос прикладывает руку к своему животу – от разговоров о еде только ещё сильнее хочется есть. — Всё курица да рис, салаты из зелени... Меня от них уже тошнит. — А кто сказал, что нам обязательно нужно идти в столовую, чтобы поесть? — Хэйдзо усмехается, явно на что-то намекая. — О чём это ты? — Мы можем пойти в магазин и купить себе что-нибудь поесть. — Ну ты даёшь, у нас денег нет, мы что, придём и будем выпрашивать еду за красивые глазки? — Нам цокнул, скрестив руки на груди. — Плохая шутка, а я уже обнадёжился. — Ну, у тебя-то глазки и правда красивые, хён, но я говорил серьёзно. Пока не вспомнил, что у нас правда ни гроша за душой... — Сиканоин опускает взгляд, он чувствует огорчение. — Я угощаю. — внезапно Алатус вмешался в разговор и повернул к ближайшему продуктовому магазину. — Ничего себе, нас всех? — Барбатос сразу заулыбался и повеселел. — Нет, только тех, кто мне нравится. — Немесида ответил с явным сарказмом, и Нам похихикал. — А кто тебе нравится? — Никто. — То есть ты никого не угощаешь? Ха-ха, ты смешной. — Скажешь это ещё раз и больше никогда не сможешь смеяться. — Ойй, не пытайся меня напугать, я тебя не боюсь. — И очень зря. Парни дошли до магазина, и все сразу разбежались, чтобы найти то, что им нравится. — О... О, чипсы... — Камин замер у стеллажа с чипсами, неотрывно глядя на них. — Держи себя в руках. — тут же к нему подошёл Итэр и вытянул к нему руки. — Я так хочу их взять... — Камин, ты знаешь, что нам такое нельзя, эта пища очень жирная и калорийная. — Но я так хочу... — мальчик еле сдерживался и уже потянулся рукой к одной из пачек, но Кун перехватил его руку. — Я обещаю, что когда мы дебютируем и добьёмся успеха, ты сможешь поесть чипсы, но ты же знаешь, что будет, если ты наберёшь хотя бы один лишний грамм... К этому моменту к ним подошли все остальные, которые уже выбрали, что они будут брать. Хоть они и хотели поесть что-нибудь вкусное, но всё же взяли не особо тяжёлую и калорийную пищу. — Всё, Камин, пошли. — Итэр понял, что сам младший никогда не отойдёт от этого стенда, поэтому потянул его за руку за собой. — Чипсики... — Хон вытянул руку к удаляющимся вкусностям. — Да-да, они тоже будут по тебе скучать, но вы ещё увидитесь позже. Держи. — Кун всунул мальчику в руки несколько онигири, после чего потащил его на кассу. Хоть у Цзиньпэна и не было особо много денег, он без каких-либо колебаний оплатил всем еду, после чего ребятам пришлось есть у выхода из магазина, так как им некуда было идти. В студии есть нельзя, если заметят – будет плохо. Но все они были счастливы, что наконец-то могут поесть хоть что-то вкусное и питательное. После обеда парни вернулись в зал, где всё ещё упорно тренировался Кадзуха. Они немного поговорили с ним, дали пару советов и вернулись к подготовке к ежемесячному прослушиванию. Кабукимоно же снова засел в телефон, из-за чего нередко ловил на себе разочарованные взгляды как Каэдэхары, так и остальных.

***

      Прошло ещё несколько часов, уже близился поздний вечер, пора бы отправиться на ужин, но трейни понимали, что если они сейчас уйдут, то с очень большой долей вероятности сегодня они сюда уже не вернутся. Занятия отменили, и у них нет причин лишать себя здорового времени на сон. Поэтому все решили дойти до своеобразной контрольной точки перед уходом и задержались. Внезапно все слышат глухой стук, несмотря на громкую музыку, заполняющую комнату, и обращают внимание на его источник. — Кадзуха! — Камин сразу подбегает к мальчику, что свалился на пол без сознания, и музыка полностью затихает. Барбатос также подходит к младшему и садится рядом с ним на колени. — Хара, ты в порядке? Ответь мне... Следующим подходит Алатус, который, так же присев рядом с Каэдэхарой, берёт его руку в свою за запястье, проверяя пульс. — Пульс повышенный, но в пределах нормы. Он просто устал. Он истощён. Ребята окружили своего друга, наблюдая за ним, не зная, что им делать. Нам начал молиться, и Хон почти сразу присоединился к нему. Сиканоин и Кун просто стояли рядом, а Немесида обратил внимание на Райден, который, наконец поднявшись с пола, приступил к репетиции. Он что-то начал танцевать, и Цзиньпэн подошёл к нему. — Ты всё это время придумывал хореографию в тайне от Кадзухи и ждал, пока он уйдёт, так ведь? — он был разочарован такой подлостью парня. — Ну и что? — Видишь, до чего ты его довёл? Он упал в обморок из-за тебя. — Чжун был возмущён, но, кажется, младшего эта ситуация вообще не волновала. — Я ничего с ним не делал, он сам упал. — Это из-за тебя он тренировался до изнеможения, это из-за тебя он измучил себя и рухнул без сил. Это ты кричал на него, обзывал его и оскорблял, ты постоянно относишься к нему как к мусору. — Да потому что он неудачник. Лучше вообще вылететь, чем работать в паре с таким недоразумением. — Хочешь просто взять и уйти? А он старается ради тебя. Ради вас обоих. Он не хочет подвести тебя. — Его проблемы. — Ты должен быть благодарен. — Я не просил его об этом, ясно?! Он сам так решил. Пусть делает, что хочет, я в этом не участвую. Покинуть агентство неплохой вариант. — Ты хочешь сдаться и уйти, он хочет остаться и продолжать. Ты не можешь его бросить. — Да плевать я на него хотел. Я решил уйти. — Ты думаешь только о себе. Он думает и о тебе тоже. Ты не представляешь, как он старается, чтобы ты принял его и чтобы вы могли идти дальше вместе. — Цзиньпэн пытался вразумить собеседника, но тщетно. — Я не обязан ему потакать. Это моё решение. — Тебе можно осуществить твоё желание, а ему нельзя? Так же, как и ты хочешь уйти, не думая о нём, он останется и будет бороться за вас обоих, вне зависимости от твоего решения. Так тебе понятнее? Вы не сможете оба добиться цели, если будете желать разного. — Да пожалуйста. Наплевать. Меня он не удержит. — махнув рукой, Кабукимоно покинул зал. Алатус же вернулся к своим друзьям и встал около Хэйдзо. — И долго они будут это делать? Барбатос и Камин всё ещё молились, и Сиканоин это явно смущало. — Я не знаю. — Мы должны отнести Кадзуху в общежитие, это серьёзно. — Хэйдзо сделал шаг вперёд, но Немесида остановил его, схватив за плечо. — Стой. Подожди, пока они закончат. Не надо их прерывать, это невежливо. — Цзиньпэн-хён, мне всё равно, я не верю в Бога. — Но они твои друзья. И ты должен уважать их и их выбор. Шумно выдохнув и закатив глаза, тот вернулся на место. Внезапно Итэр тоже присоединился к молитве, отчего на лице Сиканоин отразился шок. — Серьёзно, ещё один? Такими темпами это никогда не закончится... — Если ты не перестанешь возмущаться, то я тоже к ним присоединюсь.

***

      Медленно мальчик приходит в себя и приоткрывает сонные глаза, в которых всё расплывается. Он хватается за голову рукой и тихо шипит, после чего осознаёт, что он в своей комнате в общежитии, но заместо потолка видит ещё одну кровать сверху, из-за чего подрывается и садится, сбросив с себя верхнюю часть одеяла. Он был на постели Хэйдзо, который, как он понял, поменялся с ним местами на ночь. Но зачем? Почему..? Почему же Кадзуха ничего не помнит, что было после вчерашней репетиции? Он смотрит на настенные часы – раннее утро. Алатус и Сиканоин ещё спят, в отличие от Кабукимоно, которого нет на месте. Каэдэхара не стал будить друзей, хоть ему и очень хотелось узнать, что вчера произошло и как он добрался до общежития, но и спать ему больше не хотелось, поэтому он пришёл в студию, чтобы продолжить тренироваться. Он смог позавтракать, так как Немесида оставил ему ужин в холодильнике.

***

      Мальчик в спешке входит в зал, поправляя одежду и заплетая волосы на ходу, ему хотелось приступить к тренировке как можно быстрее, поэтому он решил делать несколько дел сразу, чтобы не терять времени, однако он замирает на месте, когда видит посреди комнаты знакомую фигуру со скрещенными на груди руками. — Только не ты. Нет, кто угодно, но не ты... — Райден рычит и отворачивается, закатывая глаза, а Кадзуха выплёвывает резинку изо рта и отпускает волосы, которые вновь распускаются. — Я не знал, что ты здесь. А если бы и знал, то всё равно бы пришёл. — Каэдэхара поднимает резинку и всё же заплетает волосы. — Ты не один, кому нужно тренироваться. — Нет, один. Тебе здесь не место. «Нет, я не очень голодный, хёны, всё в порядке», а потом грохнулся в обморок. — Скарамучча сымитировал голос младшего, но очень утрированно, с издёвкой. «Что? Упал в обморок?» Но Зуха совсем этого не помнит... — Бошкой своей не думаешь, а нет, я понял, ты хотел привлечь к себе внимание или вызвать у меня жалость. — Что? Стой... О чём ты вообще говоришь? Я ни о чём таком даже не думал... Перестань нападать на меня. Я даже не знал, что потерял сознание вчера, пока ты мне не сказал. — Какая разница? Знал или не знал, это случилось. А знаешь, кого во всём обвинили? Меня. — парень нервно усмехается, бродя по залу медленным шагом. — Ну да, у тебя же своей головы на плечах нет, все вокруг всегда виноваты, только не ты, все получают, но только не ты, ты же святой, к тебе нельзя прикасаться, тебя нельзя трогать, нельзя обижать, а то ты, не дай Боже, расплачешься. — Прекрати. Чего ты от меня хочешь? Если завидуешь, то так и скажи. Я никого ни о чём не просил, ясно? Они сами хотят мне помогать. И тебе бы помогли, если бы ты был добрее. — Пф. На кой чёрт? Мне не нужна помощь, и в этом наша разница. — Кабукимоно подошёл к мальчику всё тем же медленным шагом, но на этот раз тот не сдвинулся с места. — Ты неудачник, который сам ничего не может сделать. — Райден резко сдёрнул резинку с волос младшего. — Ай, больно! Не трожь меня. Отдай. — Кадзуха вытянул руку, чтобы вернуть резинку, но Скарамучча отвернулся, после чего отошёл на несколько шагов. — Нет. Хочу поиздеваться над тобой. Ну и что ты мне сделаешь? Правильно, ничего. Потому что ты ничего не можешь. Побежишь жаловаться своим друзьям? Парни молча стояли несколько секунд, глядя друг на друга. Этот паршивец раздражает Каэдэхару сил нет, но он прав. Младший ничего не может сделать. — Я так и знал. — цыкнув, Кабуки прошёл мимо того, намеренно задев плечом. — Удачной тренировки, ничтожество.

***

      Через несколько часов в студию пришли остальные ребята, а вместе с ними вернулся и Скарамучча, который снова уткнулся в телефон. Кадзуха действительно не понимает, зачем он вообще сюда приходит, если он ничего не делает? — Зуха, почему ты ушёл, ничего не сказав? — друзья снова окружили мальчика. — Мы за тебя волновались. — Ты... Вчера потерял сознание... — Я знаю. Всё в порядке, не нужно так за меня переживать. — непроизвольно взгляд Каэдэхары переходит на Райден, сидевшего с недовольным лицом. — Почему ты сказал, что не голоден? Цзиньпэн-хён сказал, что ты был истощён! Из-за того, что Итэр повысил голос, младший опустил взгляд и зажался, а на его щеках выступил румянец. — Ну, я... — он замолчал, не зная, как себя оправдать. — Не дави на него, хён. Он же не преступник на допросе. — Камин слегка пихнул того локтем, а затем вернул своё внимание к Харе, ободряюще улыбаясь ему. — Всё в порядке, но больше так не делай, хорошо? И мальчик кивает, чувствуя стыд. — Больше нас не обманывай, Кадзуха, это же не шутки. А если бы ты головой ударился? Или ты бы упал, когда нас не было. — тон Куна всё ещё был строгим, как и выражение его лица. — Я понял, хён, прости, я больше не буду. Я просто хотел отработать движения и улучшить навыки. — Итэр, остынь. — Барбатос отодвигает юношу в сторону, занимая его место перед Зухой. — Ты с ним слишком строг. Хара, тебе не за что извиняться. Это был твой выбор, и ты имел полное право его сделать. Это ведь касалось только тебя. — Правильно, не будь нюней. Пыхнув, Нам хлопает Хэйдзо по плечу, отчего тот разражается смехом, хватаясь за ушибленное место. — Эй, я же просто пошутил. Все остальные тоже подхватили смех, и Сиканоин подмигнул Каэдэхаре. И на этот раз, когда пришло время обеда, Кадзуха ушёл вместе с остальными, больше не желая испытывать свою выносливость, однако им пришлось пойти в столовую, так как Алатус не мог всё время покупать еду на восьмерых человек.

***

      Время за тренировками прошло очень быстро, парни тренировались до позднего вечера, даже после ужина, и ушли, когда уже стемнело. В комнате вновь остались только двое — Кадзуха и Кабукимоно. И Райден прожигал младшего взглядом, полным раздражения, но тот старался не обращать на него внимания и продолжал заниматься. Так, они находились в зале вместе в полной тишине, прерываемой лишь вздохами и шагами мальчика, около часа, пока он не выдохнулся и не сел, чтобы передохнуть, тяжело дыша. Он должен поговорить со Скарамуччей, иначе вылетит. — Когда мы уже начнём учить хореографию? До выступления осталось 3 дня, если не считать сегодняшний день, который уже на исходе. — Никогда. — Что значит «никогда»? Это не смешно, нам нужно готовиться, иначе мы провалимся на прослушивании. — А мы итак провалимся. Зачем что-то делать и суетиться, если наперёд знаешь, что ничего не выйдет? — Ты не знаешь этого. Почему ты такой? Ты даже не попробовал. — Посмотри на себя, позор нации. Ты же ничего не умеешь, только петь песенки свои, это тебя не спасёт. В танцах ты полный ноль, даже при том, что другие тебе помогают и учат тебя. Ты же ни на что не способен, прошло уже несколько недель. Мы трейни, мы должны совершенствоваться каждый день, чтобы выжить, чтобы дойти до конца, чтобы добиться цели, ты же стоишь на месте и тонешь. Я знаю, что соображаешь ты очень туго своим крохотным мозгом, поэтому я объясню тебе проще. Ты не умеешь танцевать. — Так научи меня. — голос Кадзухи прозвучал громко и уверенно, что заставило старшего замолчать на некоторое время с явным удивлением на лице, но после он продолжил. — Нет. В этом нет смысла. У тебя уже есть десять разных учителей, включая наших наставников, и что? Никакой пользы. Каэдэхара поднимается с пола с решительным видом. — У меня есть несколько учителей, ты прав. Но наши наставники нас не знают. Они не знают наших особенностей, они не знают наших слабостей, наших преимуществ, у них нет ни желания, ни времени, чтобы заниматься с каждым по отдельности и искать к каждому подход. У моих друзей же нет времени, чтобы нянчиться со мной на постоянной основе, и большинство из них не такие хорошие танцоры. Но не ты. Ты силён, и ты это знаешь, ты уверен в своих силах и ничего не боишься, и сейчас ты со мной в одной команде, и у тебя есть время, чтобы помочь мне. Мы с тобой в одной лодке, но без кого-либо из нас она пойдёт к одну. У нас есть шанс всё исправить. Пожалуйста. — младший с ожиданием и надеждой смотрел на Райден, который всё это время отворачивал своё лицо, хмурясь. Он молчал какое-то время, после чего ударил кулаком о пол. — Чёрт, ладно! — он поднимается с места и подходит к мальчику. — Но это будет сложно и долго. Ты словно желе, у которого нет ни силы, ни скелета, ни опоры. Тебе придётся попотеть. — Я к этому готов, хён, не пытайся меня напугать. — Хорошо. Ты сам дал согласие. Кадзуха хмурится, не понимая, к чему были эти слова, и Райден приближается ещё дальше, шепча тому на ухо с самодовольной улыбкой на лице. — Я не отпущу тебя, пока ты снова не упадёшь без сил. Хара почувствовал, как его сердце бешено заколотилось от действия Кабуки, и его щёки загорелись. Однако он не успевает ничего сказать или сделать, как тот снова сдёргивает резинку с его волос и сразу отходит на несколько шагов. — Эй, прекрати, зачем ты это делаешь? Верни! И старший заливается задиристым смехом, выставляя резинку в своей руке на показ, чтобы подразнить того. — Я думал, что только Барби-нуна похож на девчонку, но ты похож на неё ещё больше. — Хён, перестань, нам нужно тренироваться. — Не волнуйся, у нас впереди ещё вся ночь. — В-вся ночь? Ты что, совсем? Нам нужно спать. — Это всего один раз. Тебе нужно очень усердно заниматься, а остальные будут отвлекать тебя и не дадут тебе сосредоточиться. — Что? Я спокойно могу заниматься с другими. — Нет, не можешь. Ты слишком восприимчив к окружающему миру. Может, ты и выполнял шаги и связки, но когда ты учишь хореографию и выступаешь, ты легко сбиваешься и путаешься. Стресс, обильное внимание, слишком громкая музыка и посторонние звуки легко вызывают у тебя сенсорную перегрузку, тебе сразу хочется закрыть уши, убежать куда-нибудь и забиться в угол. Чего..? Он просто прочитал его как открытую книгу..? — Откуда... Как ты узнал? Скарамучча усмехается. — Очевидно. Я профессиональный танцор и будущий айдол, чтение языка тела – вот как я узнал. — он начал ходить вокруг мальчика медленными шагами со скрещенными на груди руками. — Ты слишком явный, тебя легко анализировать. От этих слов Кадзухе стало неловко. Его сердце было готово выскочить из груди, а то, что тот ходил вокруг него, заставляло его паниковать. — Ты прав, я знаю тебя намного лучше наставников. Ведь мне уже приходилось быть твоим напарником, и я наблюдал за всеми на еженедельных прослушиваниях. Но не думай, что благодаря этому всё будет просто. Ты будущий айдол, Кадзуха. Ты не должен бояться публики и громких звуков. Ты должен быть уверенным и сильным, должен быть готов работать в любых условиях. Слушай меня внимательно и наблюдай. Нам предстоит тяжёлая и бурная ночь. — остановившись, юноша вытягивает к младшему руку с задорной улыбкой, раскрывая ладонь, на которой лежала резинка.