Uncovering a Secret

      День клонится к вечеру, а Кент в клинике, вертит в пальцах ручку, немного скучая от безделья. Обычно он проводил свободное время за чтением книги по анатомии, но сегодня это невозможно, потому что её реквизировал Ральф.       Кент смотрит на мальчика рядом с собой. Книга в его руках огромна и закрывает почти всё лицо Ральфа, и он явно ею поглощён: он не отрывается от фолианта несколько часов. С тех пор, как Ральф научился читать и писать, он с головой погрузился в учебники по анатомии (хотя они пока слишком сложны для его понимания). Вдобавок, мальчик в целом учится медленно, но компенсирует это удвоенным усердием, всегда повторяя: «Мастер Корво тоже очень усердно работает, поэтому я должен поступать также!»       Каждый раз слыша это, Кент улыбается, от всего сердца соглашаясь. Корво действительно очень много работает, судя по рассказам, которые он слышит от своих братьев, хотя Кент не уверен, что королевский защитник – лучший пример для подражания, поскольку Корво ещё и имеет привычку работать слишком усердно.       Кент возвращается к возне с ручкой, и его мысли снова блуждают, на этот раз сосредотачиваясь на его мастере, Дауде. За прошедший год Дауд сильно изменился. Его обычно вспыльчивый мастер здорово смягчился, став немного терпеливее. Он уже не так часто вспыхивает, а иногда даже напоминает Кенту Корво. Кент не вполне уверен, что послужило причиной таких изменений, но знает, что это связано с тем, что произошло во время прошлогоднего приезда Корво. Кент не собирается расспрашивать, не такой он человек – и хотя он может оставаться невозмутимым, это не значит, что он не замечает перемен.       Он до сих пор помнит чувство вины, мучавшее его из-за частичной ответственности за обострение упоминанием о Лёрк и без того напряжённых отношений между ними, но оказалось, что его опасения были необоснованными. Уже через день они вернулись к норме, вполне терпимо относясь к присутствию друг друга в гостинице.       Очевидно, что-то случилось, потому что Дауд действительно пришёл провожать Корво, когда пришло время ему возвращаться в Дануолл (шокирующее и приносящее облегчение зрелище), но Кент об этом Дауда не спрашивал.       С момента последнего приезда Корво на первом этаже появилась новая книжная полка, и она уже наполовину заполнена. Конечно, уровень жажды знаний Дауда – просто неадекватен (хуже, чем у Ральфа, когда ему скучно). Дауд много читает – даже слишком много, если честно, – и вещи, о которых он читает, весьма разнообразны. Настолько, что спроси Дауда о чём угодно, он, скорее всего, будет знать, что ответить.       Но, помимо своей абсурдной тяги к чтению, Дауд иногда насовсем покидает гостиницу, возвращаясь только несколько дней спустя. Он никогда не говорит, куда уходит, но каждый раз потом одежда его пыльная и перепачканная грязью, а иногда и листвой. Это очень странно, но все Китобои упорно стараются не заговаривать об этом слишком часто, делая вид, что ничего не замечают.       Дауд, безусловно, изменился во многом, кроме одного – ему по-прежнему не нравится кошка. Он больше не ненавидит её, скорее, терпит, но не старается облегчить ей жизнь. Это явно взаимно, и Дауд – единственный, кого кошка не встречает у дверей по возвращении; она категорически его игнорирует.       Теперь, вспомнив о кошке, Кент снова глядит на Ральфа, сидящего спиной к окну, чтобы свет падал на книгу в его руках. Кошка спит под стулом, обернувшись хвостом. Кент не часто приносит её в клинику, но иногда она настаивает, беспрерывно мяукая и бодая Кента всюду, куда может дотянуться, пока он не сдастся, и сегодня был один из таких дней.       Поначалу она недолюбливала Ральфа, шипела и урчала, по-видимому, ревнуя к тому вниманию, которое Кент уделял Ральфу, а не ей. Но Ральфа это не остановило, и после приличного количества угощений и ласковых похвал кошка тоже постепенно прониклась симпатией к мальчику и с тех пор совсем перестала шипеть.       Тут кошачьи уши вдруг настораживаются, легко, но Кент всё равно бросает взгляд на дверь. Она всегда очень внимательна, отслеживая посетителей и гостей.       Деревянная дверь со скрипом открывается, и Кент переключает внимание на молодого человека, опирающегося на неё. Ральф, услышав шум, закрывает книгу.       – Эм… – бормочет молодой человек.       Он весь в поту и неуверенно смотрит на Кента.       – Я могу вам чем-нибудь помочь?       – Я, э-э… Был ранен, – молодой человек облизывает губы, переминаясь с ноги на ногу, и дверь от этого движения со скрипом распахивается.       – Входите, я посмотрю, – Кент улыбается, пытаясь успокоить пациента.       Молодой человек медленно заходит и опускается в кресло, которое Ральф пододвигает к нему.       Взгляд Кента падает на его брюки: тёмная ткань влажная, насквозь промокшая, рассечённая в месте разреза. Кровь. Кент сглатывает, надевает перчатки и начинает закатывать штанину. Молодой человек шипит, нога напрягается, но через секунду расслабляется, и Кент продолжает.       Длинный порез, который Кент ожидал увидеть, наконец открывается – сбоку на икре мужчины, глубокий, красный и свежий. Молодой человек вздрагивает, и Кент быстро стерилизует инструменты и дезинфицирует рану.       Работая, Кент замечает, как его пациент сжимает кулаки на коленях, и тут же пытается отвлечь его:       – Что случилось?       – Не уверен. Я как раз возвращался из гавани, когда кто-то на меня напал, – стонет молодой человек, и добавляет: – Набросился у выхода из переулка. На нём был длинный плащ и всё такое. К счастью, кто-то меня увидел, позвал на помощь, и он сбежал. Наверное, кто-то из этих подонков, детей Левиафана.       Кент и Ральф хмурятся.       Им знакомо это название. На самом деле, этот парень – пятый пациент, который пришёл к Кенту, раненый детьми Левиафана – так прозвали культистов, совершивших серию убийств, которые начались почти год назад.       Сначала это были всего несколько одиночных трупов, на которые никто не обратил особого внимания. В конце концов, грабежи и убийства – совсем не редкость.       Но в прошлом месяце началась, казалось, бессмысленная резня с неясными мотивами, и все случаи связывало между собой только одно: все жертвы оказались моряками или кем-то ещё, чей род деятельности был связан с океаном.       Вскоре им придумали прозвище – дети Левиафана, и люди начали думать, что все эти убийства совершили во имя Чужого, как месть за массовое убийство китов, считавшихся священными для божества.       – …но кроме того, вы слышали?       Кент моргает, вернувшись к реальности. Молодой человек, похоже, успокоившись, завязал беседу, хотя Кент, откровенно говоря, не вслушивался в его слова, просто кивая время от времени с каменным выражением лица. Рана уже почти зашита: его пальцы споро делают работу, хотя на самом деле он не сосредоточен на задаче.       – Слышал что?       – Императрица Эмили Колдуин скоро прибудет с визитом. Думаю, политика, все дела.       Кент краем глаза замечает, как Ральф при упоминании этого имени оживляется.       – Но правда в том, что она императрица лишь номинально. Кто на самом деле обладает властью, так это её королевский защитник… Аттано, да? Пару лет назад в Дануолле он разгрёб целую кучу дерьма из-за того заговора Берроуза и чумы, – продолжает молодой человек с ноткой уважения в голосе. – Его подставили и всё такое, и теперь он, по сути, правит Дануоллом. Впечатляет.       Кент просто кивает.       – Когда они приедут? – Вмешивается Ральф, и молодой человек поворачивается, чтобы как следует взглянуть на Ральфа впервые с тех пор, как вошёл.       – Думаю, скоро. Эти аристократы, как правило, помалкивают о таких вещах, но на прошлой неделе на верфях Дануолла усилили меры безопасности, мы, моряки, не могли такое не заметить.       Кент снова кивает, перевязывая рану.       – Спасибо… эм… Кент, верно? – запинается пациент.       – Э-э… да, – неуверенно отвечает Кент. Откуда этот человек знает его имя?       – Я Павел, – представляется он, а потом добавляет: – Извините, не хотел пугать, но вы на самом деле хорошо известны среди моряков. Рыжий с мальчиком, так вас обоих называют.       Кент просто смотрит в ответ, удивлённый.       – Мы отслеживаем такие вещи, когда выходим в море. Заболеть там легко, поэтому слухи быстро расходятся, когда появляется хороший лекарь. Честный. Опытный.       От этих слов Кент невольно краснеет, а Павел, чья нога теперь плотно забинтована, усмехается.       – Ещё и скромный, похоже, – замечает он со смехом. – Ну, приятно было познакомиться, Кент. Спасибо за помощь.       Павел поднимается, оставляет монеты Кенту и уходит, плотно закрыв дверь.       Ральф тут же сияет, вскидывая на Кента горящий детским восторгом взгляд, но не успевает мальчик хоть что-то сказать, Кент быстро вставляет:       – Корво будет здесь по делу, а не для развлечения.       Ральф пару секунд дуется, но вскоре ободряется, видимо, обрадованный мыслью о том, что действительно скоро сможет снова увидеть Корво.       Потом мальчик возвращается к своему стулу, открывая книгу, а Кент – к своей ручке.       Это тревожит, все эти убийства. За себя Кент не слишком волнуется, поскольку клиника располагается на приличном расстоянии от доков (где происходит большинство убийств), но он всё равно закрывается пораньше, чтобы успеть добраться до дома ещё при свете солнца.       Он больше волнуется за братьев и, ну... вообще за всех. Никто не заслуживает того, чтобы его просто так ударили ножом на улице, а дети Левиафана… известны особой безжалостностью. Серийные убийцы не редкость, но дети Левиафана выделяются среди прочих, потому что они чересчур жестоки. Ходят слухи о том, что людей находят по кускам, с исколотыми и разбитыми до неузнаваемости лицами, проломленными черепами – и всё это невыразимо болезненные смерти.       И когда неделю назад в переулке, слишком близко к гостинице, обнаружили обезображенный труп, Дауд сам начал расследовать это дело. Обычно в таких случаях не вмешивается, но, похоже, сейчас ситуация начала выходить из-под контроля, и Дауд хочет, чтобы всё это прекратилось.       Но у него теперь нет собственной шпионской сети и информаторов, как в Дануолле, и что-то выяснить сложнее и утомительнее, хотя Томас с Фёдором помогают ему, когда могут. И видя хмурое выражение лица своего мастера каждый вечер, Кент догадывается, что Дауд не обнаружил ничего нового.       Проходит ещё несколько часов.       Кент как раз собирается закрываться, когда дверь снова распахивается, на этот раз открывая молодую леди с искрящимися голубыми глазами.       – Адриэль, – приветствует Кент, по большей части, удивлённо.       Сегодня она одета довольно тускло, что совсем на неё не похоже, но она сказала Кенту, что не хочет привлекать внимания, особенно из-за всех этих непрекращающихся убийств.       – Здравствуй, Кент! – Адриэль улыбается, и её лицо немного светлеет от одной улыбки. – И тебе доброго дня, Ральф.       Кент бросает на Ральфа пристальный взгляд, и Ральф в ответ закатывает глаза.       – Да, да… Обещаю, я никому не скажу, что вы встречались, – ворчит Ральф, явно отрепетировав ответ, и снова утыкается в книгу.       Кент снова разворачивается к Адриэль. Тёмные локоны чуть влажны от пота, а грудь вздымается довольно часто. Она явно прошла долгий путь только для того, чтобы увидеть Кента, при мысли об этом часть его согревается.       Но…       – Ты не можешь больше сюда приходить… Я думал, мы договорились встретиться в выходной. – Кент тихо вздыхает. Он уже знает, к чему всё идёт, видя слабые признаки беспокойства в почти идеальной улыбке Адриэль, которые вот-вот прорвутся наружу.       – Я знаю. Просто… последнее убийство случилось так близко от гостиницы… – Остальные слова Адриэль превращаются в невнятное бормотание.       – Со мной всё будет в порядке. Правда, – отвечает Кент так ободряюще, как только может. Может, он и не обучен так, как его братья, но у него всё ещё на крайний случай остаются сверхспособности… Не то чтобы Адриэль об этом знала.       Адриэль ничего не отвечает, явно не убеждённая, но, тем не менее, вымученно улыбается.       – Тогда увидимся в выходной, ладно? Можно зайти куда-нибудь поесть, выпить… и я принесу тебе розы. – Кент старательно сохраняет оптимизм, накрывая ладонью плечо Адриэль.       Она коротко смеётся, возвращаясь к своей привычной жизнерадостности, и качает головой.       – Я не люблю розы.       – Почему нет? Каждой леди нравятся розы.       – Хм… просто не люблю. – Адриэль пренебрежительно пожимает плечами, улыбается и меняет тему. – Можно тебя сегодня проводить до дома?       – …Ты знаешь мой ответ.       – Только сегодня!       – Нет.       Адриэль дуется.       – Не знаю, почему ты так упираешься. Кого волнует, увидят меня или нет, как будто они уже о нас не знают… Верно, Ральф?       Мальчик кивает, не поднимая глаз.       Кент краснеет, и улыбка Адриэль возвращается, а голубые глаза сверкают. Дразнить Кента – одно из любимых её развлечений.       – Это… это неважно! Не в этом дело!       Кент отворачивается, пряча лицо, что, откровенно говоря, большая ошибка с его стороны.       Единственное предупреждение, которое он получает – это аромат цветочных духов и мягкое касание волос, а потом его раскрасневшейся щеки касается лёгкий влажный поцелуй.       Сердце Кента срывается в галоп, а сам он отскакивает, испуганный, словно какой-то дикий зверь.       Адриэль ухмыляется.       – Увидимся, Кент.       С этими словами Адриэль уходит, а Кент просто стоит, разинув рот, у стола, прижав руку к щеке, по-прежнему ощущая запах её духов.       Когда он, чуть позже, наконец, возвращается в гостиницу, то рассказывает обо всём (за исключением Адриэль, конечно) Дауду и братьям, и Дауд обращает самое пристальное внимание, когда Кент упоминает детей Левиафана и императрицу Эмили.              Несколько дней спустя – как и предсказывал Павел – главные доки, верфи Кампо Сета, кишат элитными серконскими гвардейцами в красной униформе, в то время как горожане с любопытством и недоумением наблюдают за происходящим. Местность начинают расчищать ещё утром, устанавливая заграждения по периметру. Горожане не понимают, что происходит – но Дауд с Китобоями, конечно же, в курсе, и отправляются на рассвете посмотреть на встречу прибывающих, рассредоточившись на окрестных крышах для лучшего обзора. Кент тоже идёт с ними.       Проходят часы, солнце понемногу двигается к зениту, и вот наконец вдалеке показывается корабль, явно спроектированный в Дануолле – целиком выполненный из металла и угловатый, как и всё в Дануолле.       Теоданис Абеле, нынешний герцог Серконоса, прибывает на рельсомобиле в сопровождении гвардии Серконоса. С годами волосы его поседели, но глаз и живой улыбки возраст не коснулся. Чуть позади него стоит его чуть полноватый сын, Лука (Кенту Лука никогда не нравился. У него плохая репутация среди граждан Серконоса).       Корабль всё приближается и приближается, и когда он, наконец, причаливает, на берег сперва сходит караул стражи Дануолла, резко выделяющийся на фоне гвардейцев Серконоса своими тёмно-синими мундирами.       Стражники занимают позиции, выстраиваясь по обе стороны от прохода в два ровных ряда.       Толпа начинает переговариваться, а потом...       Императрица Дануолла, Эмили Дрексел Лела Колдуин, выходит на серконосское солнце.       В белом, с чёрными волосами, забранными в пучок, она поразительно похожа на Джессамину, несмотря на свой юный возраст, и Кент замечает, как напрягается Дауд.       Она улыбается.       Рокот толпы нарастает.       Кто-то выходит и встаёт рядом с Эмили.       Он высок, коротко острижен, и в странном мундире, который выбивается по стилю среди мундиров окружающих их с Эмили офицеров. Его поступь излучает властность, и он выглядит важным, словно советник. Мужчина говорит Эмили несколько слов, и юная императрица нежно улыбается, что-то отвечая.       …честно говоря, у Кента уходит смущающе много времени, чтобы понять, что это Корво.       Он выглядит совсем иначе. Он подстригся, его каштановые волосы теперь намного короче. Хотя он выглядит опрятнее, презентабельнее, и – странная мысль – теперь Кент может видеть его уши.       Длинное, тяжёлое пальто королевского защитника сменил простой кожаный жилет без рукавов с капюшоном, облегающий всё его тело и перехваченный парой широких ремней на груди. Внимание Кента привлекает отблеск золотой нити, которой прошит другой жилет (под первым), а завершает весь образ тёмно-синяя рубашка с длинными рукавами.       Он выглядит… мило. В прежней своей одежде он казался внушительнее, чем он есть, более устрашающим, но эта рисует его другим – стремительным, подвижным, но всё таким же опасным.       – Это… Корво? Он какой-то другой, – Удивление Фёдора очевидно. – Что думаешь, Дауд?       Дауд не отвечает. Он даже не шевельнулся и как будто даже не услышал вопроса Фёдора.       Хм… как странно.       – Эм-м… Дауд?       Наконец он поднимает взгляд, замирая на несколько коротких секунд. Редко когда он теряет дар речи.       – У него нелепый вид, – выдыхает Дауд и отворачивается, хотя Кент видит, что его взгляд не отрывается от Корво.       Тот вдруг вскидывает голову, и его взгляд падает на Китобоев на крышах. Несколько секунд он смотрит, по-видимому, любопытствуя, а потом снова переключает своё внимание на Эмили, стоящую в паре шагов от него.       Теоданис улыбается Эмили и Корво (солнце подсвечивает морщинки на лице), и они должным образом приветствуют друг друга. Затем Теоданис подходит к Корво, что-то тепло говорит ему, кладя ладонь на плечо, и на его лице появляется на редкость мрачное выражение. Корво что-то говорит в ответ, и Теоданис печально улыбается, похлопывая его по плечу и отворачиваясь.       Потом вся процессия рассаживается по рельсомобилям и устремляется вверх, минуя одну улицу за другой. Охранники постепенно рассеиваются, и доки снова пустеют, а волнение затихает.       Тогда Фёдор разворачивается к остальным с озорной улыбкой на лице:       – Давайте посмотрим, что они будут делать.       Первая реакция Кента – бросить на него невыразительный взгляд, ответив «нет», но Дауд (его равнодушный обычно мастер) внезапно кивает, и улыбка Фёдора ширится.       После этих слов вся их банда бесшумно проносится по крышам, проделывая это с изяществом хорошо натренированных ассасинов (Кент, конечно, исключение. Он ужасно неуклюж во время переноса, но Фёдор помогает ему преодолевать самые страшные отрезки пути).       Герцогский дворец представляет собой массивное здание, построенное из светлого камня, плавное и округлое. Само по себе здание скучное и серое, но заросли сочной листвы, усыпанные красными и желтыми пятнышками (цветами), неожиданно оживляют его.       Кент проходит мимо пустого рельсомобиля, и Фёдор затаскивает его на ворота, помогая взобраться на очередную стену. К тому моменту, когда Кент догоняет братьев, которые даже не вспотели, он уже тяжело дышит.       Спрятавшись за листьями, маскируясь невзрачным цветом своей одежды (ярко-алое пальто Дауда – исключение), они с любопытством наблюдают за происходящим сквозь окна.       Они устраиваются напротив комнаты, напоминающей конференц-зал: по центру стоит широкий, длинный стол, окружённый стульями. С потолка свисает сверкающая люстра, а пол устлан роскошным ковром тёмно-бордового цвета. В комнате всего три человека: Эмили, Теоданис и… Корво, конечно, Корво – хотя Кент снова узнаёт его только спустя несколько секунд.       Похоже, это частная встреча, охраны поблизости нет.       Эмили устраивается в одном из плюшевых кресел, а Корво садится рядом с ней, его высокая фигура резко выделяется на фоне Эмили.       Корво бросает короткий взгляд на Китобоев, и Кент на мгновение замирает. Он ожидает неудовольствия или, возможно, гнева, но ничего из этого не отражается в лице королевского защитника. Корво просто... любопытно, и он не обращает на них особого внимания, долю секунды спустя переводя взгляд на Эмили.       Кент вздыхает с облегчением. Похоже, он не против того, чтобы они держались поблизости.       – …Рад снова видеть тебя, Корво, – тепло говорит Теоданис, явно чувствуя себя свободнее в стенах собственного дома. Его голос звучит мягче, не так резко, как из мегафонов.       – Это честь для меня, герцог Абеле.       Голос Корво тоже разительно отличается от того, который Кент привык слышать, сам разговаривая с Корво или тогда, когда королевский защитник беседует с его братьями. Корво говорит ясно, громко, уверенно, привычная мягкость едва различима.       – Зачем же так официально, Корво? Просто Теоданис. В конце концов, мы столько лет знакомы.       Корво кивает в ответ, чуть улыбаясь.       Тогда Теоданис указывает на голову Корво.       – Вижу, кто-то, наконец, убедил тебя подстричься. Давно пора. Эта грива стала просто смешной.       Корво улыбается с лёгким оттенком дерзости, вероятно, присущей ему в юности, и Кент приподнимает бровь. Он просто не может представить Корво другим, хоть чем-то отличающимся от тихого, невозмутимого человека, к которому он привык. Одна мысль о том, что Корво когда-то был молодым, смелым и, возможно, самоуверенным, кажется чуждой, и Кент отмахивается от неё.       – И, конечно же, приятно познакомиться с вами лично, Эмили. Сожалею о том, что случилось с вашей матерью. Она была мудрым правителем. – Теоданис сочувственно улыбается Эмили.       – Спасибо, Теоданис, – отвечает Эмили, в свою очередь вспыхивая улыбкой, хотя уголки её губ печально опускаются.       Они заводят разговор о том, как идут дела в Дануолле и Карнаке, и потом Теоданис серьёзнеет.       – …Но вернёмся к более насущным вопросам... – Начинает он голосом уже больше похожим на тот, что Кент обычно слышит во время официальных обращений.       – Как я уже упоминал в письме, я действительно хотел бы как можно скорее возобновить торговые переговоры именно сейчас, когда Дануолл наконец исцелён от чумы и вернул себе стабильность.       Эмили кивает.       – Проблема лежит не в отсутствии доверия к Дануоллу, императрица. Есть... нерешённый вопрос здесь, в Карнаке. Участились убийства, а целями зачастую выбираются именно моряки, китобои, те, кто работает в море. Люди прозвали их детьми Левиафана. Конечно, мы проводим собственное расследование, но мотивы пока расплывчаты. Люди верят в причастность сверхъестественных сил, говорят, что преступления совершают культисты в отместку за забитых китов Чужого.       – Вы считаете, что мотив – политический, – предполагает Корво.       – Но, как и следовало ожидать, дворяне отвергают саму мысль об этом и отвергают её яростно. Не стоит забывать, что в расследовании задействованы смотрители и стража, буквально базирующиеся в одном здании и работающие сообща...       Теоданис издаёт звук: нечто среднее между смешком и фырканьем.       – …И все мы знаем, как хорошо это работает. Короче говоря, наше расследование зашло в тупик.       Корво с Эмили кивают, почти сочувственно.       – Большинство здешних дворян одобряют торговое соглашение между нами и Дануоллом, но есть и другие… – Теоданис делает паузу. – Они опасаются, что повторное открытие торговых путей приведет к распространению смертельной чумы…       – Чума излечена, – встревает Эмили, и Корво хмурится. Кент видит, как Эмили краснеет, а потом бормочет извинения Корво и Теоданису.       Ей едва исполнилось тринадцать, она ещё не настолько взрослая, чтобы самостоятельно править целым королевством, и ей ещё предстоит изучить весь приличествующий придворный этикет. Она ужасно неопытна, и Кент не может ей не посочувствовать. По крайней мере, у неё есть Корво, всегда готовый поддержать.       – Мы знаем, Эмили. – Произносит Теоданис мягче, чем раньше, с пониманием относясь к её молодости. – Но не все готовы примириться. Вы знаете, наши люди и гристольцы годами жили в разладе. Дискриминация и предрассудки тесно вплетены в нашу историю. Люди готовы использовать любой предлог, чтобы отомстить – не принимая во внимание долгосрочные последствия. Чтобы помешать заключению соглашения, они готовы пойти на крайности, дойти буквально до убийств, чтобы вселить страх в моряков – тех, от кого и зависит торговля.       Эмили сглатывает, прежде чем продолжить, на сей раз с большей осторожностью:       – Итак, если мы… решим… эту проблему, то сможем заключить соглашение.       – Именно так. Наши люди уже приняли решение.       – Что, если Кор… мой королевский защитник окажет свою помощь в расследовании? Он очень опытен.       Теоданис обменивается взглядом с Корво, который ничего к этому не добавляет.       – Он, безусловно, невероятно опытен. – Теоданис нежно улыбается. – Но я не уверен, что ни смотрители, ни стража не закроют глаза на его вмешательство.       Эмили пытается сохранить равнодушие, услышав слова отказа, но ей это не слишком удаётся, и в лице её проступает удручённое, побеждённое выражение.       – Но… я не вижу ничего плохого в… тайном…. расследовании. Если вы решите оказать свою помощь, конечно, – добавляет Теоданис.       Обсуждение переходит на другие темы, и когда Теоданис отправляется заниматься другими делами, Эмили, оставшись наедине со своим королевским защитником, глубоко вздыхает.       – Мне жаль, Корво. Я снова сделала что-то не так. – Плечи Эмили опускаются.       Ответственность за управление целым государством определённо даётся нелегко, Кент видит, как она напряжена и разочарована своей неспособностью с этим справиться. Она слишком мала, ей не хватает ни знаний, ни опыта, и Кент знает, что Эмили это очень беспокоит. По её обеспокоенному выражению лица заметно, что она хочет поскорее повзрослеть, выучиться и должным образом принять роль, которая пока для неё слишком огромна и пугающа.       – Всё в порядке. Ты ещё молода. Учиться можно, только совершая ошибки, Эмили. – Мягко наставляет Корво, успокаивающе проводя рукой по её плечу.       – Это просто отговорка, верно? Мой возраст. – Эмили снова вздыхает. – Я просто хочу сделать всё правильно. Жаль, что в прошлом я не уделяла больше внимания своим наставникам. – «А сейчас мамы больше нет», – остаётся невысказанным, но всё равно ясно читается. Весь вид Эмили излучает горе, хоть она и пытается это скрыть, и выражение лица Корво смягчается.       – Я знаю. Но на всё нужно время, Эмили. Годы и годы обучения основам управления королевством. У меня тоже ушли десятилетия на то, чтобы всему научиться. И я повторяю: не торопись, трать столько времени, сколько нужно. Не нужно спешить, я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе.       Кенту странно видеть Корво таким многословным, но с Эмили это выглядит совершенно естественно.       Она вымученно улыбается.       – Спасибо, Корво.       Корво улыбается ей нежной, ласковой улыбкой, которой Кент никогда раньше не видел.       – А теперь ваши наставники ждут, ваше величество, и пришло время для вашего урока истории... скучной старой истории, – передразнивает её Корво, подражая высокому голоску Эмили. – ...Не смотри на меня так. Потом я поучу тебя скалолазанью, ладно? Ты, маленькая негодница.       Эмили дерзко улыбается и кивает. Корво улыбается в ответ.       – А пока твоему королевскому защитнику предстоит кое-какая детективная работа.       Улыбка Эмили только ширится.       – Удачи, Корво! – подбадривает его Эмили совсем по-детски.       – Увидимся. – Корво быстро целует её в лоб и выходит из комнаты, чтобы поговорить с кем-то из королевских стражников снаружи.       После Кент и остальные возвращаются, в то время как Дауд исчезает на полдороге, пробормотав, чтобы Кент и остальные возвращались без него. Выражение лица Дауда в тот момент – задумчиво, и Кент понимает, что он, скорее всего, собирается побольше разузнать об этих детях Левиафана.       Кент действительно надеется, что Дауду удастся что-то найти и остановить безумных убийц раз и навсегда.              За окном поздняя, поздняя ночь.       Дауд корпит над кипой документов за столом, отгородившись от всего мира, и пытается проанализировать последние обрывки информации о детях Левиафана. Дауд пытается нащупать звенья общей цепи, хоть какие-то связи, всё, что могло бы дать намёк на следующий шаг убийц.       Все остальные давно спят, гостиница погружена в тишину, утопая во ночной темноте, за исключением уголка Дауда, освещённого мерцанием одной-единственной лампы на его столе.       Ход его мыслей прерывается едва слышным скрипом открывающейся двери гостиницы, и Дауд мгновенно обращается в слух.       …Ну, он оставил дверь незапертой не просто так.       Но Дауд не поднимает глаз, по-прежнему сосредоточенный на чернильных строчках перед собой.       Он чувствует, как человек приближается, бесшумно, как пантера, и наконец, отрывает взгляд от бумаг, поворачиваясь к нему лицом.       Корво воплощает всю элегантность и уверенность, которых требует его положение, и Дауд быстро понимает, что встречает королевского защитника, а не Корво Аттано.       Его голос так же мягок, как и всегда, но в то же время оглушителен, как раскат грома в тёмной ночи, способный разбудить даже мёртвого.       – Есть разговор.