Teacher's pet

Прелестный юный цветок в глазах родителей, одаренная, талантливая и прилежная ученица в табеле отметок и порой совсем непонятная и загадочная студентка для одного из профессоров Алфеи. Одногруппницы в шутку называли ее перерождением самой Афродиты: она была слишком нежной, милой, доброй — в общем, она слишком удачно сочетала в себе все качества тех самых миловидных девочек, на которых обращает внимание каждый парень (что, к слову, заставляло две трети девушек из ее потока давиться собственными слюнями от зависти к цветочной фее и невозможности взять наконец себя в руки и сделать хоть что-то, чтобы добиться таких же отличных результатов в учебе, внимания со стороны парней и расположения в узком кругу подружек-соседок, именующих себя Винкс). Она казалась несколько хрупкой и миниатюрной, — даже несмотря на рост в более, чем приличные метр семьдесят, — что каждый проходивший мимо всегда считает своим долгом придержать дверь, предложить поднести учебники, поинтересоваться, не обижает ли никто такую сладкую малышку. Однако пусть и сладкая, но малышка была способна выпустить когти в моменты, когда это было необходимо, и постоять за себя фея могла не хуже остальных девушек и даже специалистов. — Спасибо тебе большое, ***. Я даже не представляю, что бы я делала без твоей помощи, — лестно молвила фея каждому, кто решился помочь ей донести несколько книг до корпуса Алфеи. В такие моменты сладкая улыбка никогда не сползала с худенького миловидного лица девушки. — У тебя такие сильные руки, и по тебе не скажешь, что ты хотя бы немного устал, — несколько быстрых хлопков ресницами, приставленный к нижней губе палец, лёгкий звонкий смех — перед этим не устоит ни один парень, чье достоинство потешили речи такой сладкой девочки. Но стоило только очередному кавалеру развернуться и в-радостную-припрыжку поскакать в сторону Красного Фонтана, как девушка тотчас стягивала со своего лица маску хрупкой и беспомощной леди, хватала большущую стопку учебников и относила их в нужное ей место. — Вот придурки эти парни, — шептала фея себе под нос, когда очередной специалист никак не запомнит, в каком именно крыле находится общежитие феечек. Ее всегда потешали темы для разговоров, которые подбирают юноши, решившие подойти к ней. По составленной ей самой статистике, ровно семьдесят процентов занимали рассказы о недавних боях с какими-то очередным чудовищем, напавшим на Магикс. Если слушать их байки каждый день, можно убедиться в том, что на их измерение каждый день — причем по несколько раз — нападают самые ужасные злодеи, с которыми очередной парнишка справляется голыми руками. Почему же, интересно, никого из них фея не видела во время битвы против Трикс на первом году обучения, или же в схватке с Фениксом, или — с Валтором. Однако не все парни так раздражали цветочную фею. Среди окружавших ее представителей мужского пола был всего один по-настоящему достойный ее внимания. И хоть поначалу ей казалось, — нет, она была в этом уверена — что это все последствия ее трудоголизма и прилежности в отношении учебы, но именно на занятия этого профессора она старалась всегда приходить заранее, вешая лапшу про "надо зайти в библиотеку", "я забегу в медпункт", "я забыла в комнате конспект" на уши подругам. Однако настоящую проблему юная фея обнаружила лишь спустя год обучения, когда она уже не могла концентрироваться на его занятиях. Вернее, она могла это делать на чем угодно, связанном с ним, но только не на занятиях: на его длинных подрагивающих ушах, светло-карих глазах, милом зеленоватом галстуке, пышной кремовой рубашке...на изящных движениях его крепких рук и длинных пальцев, которые, крепко схватив мел, каждое занятие старательно выводили им что-то на доске, а вот что — было загадкой для его главной отличницы. "Если бы, профессор, вы только знали о том, что ваша главная любимица ни черта не смыслит в новой теме, которую вы прямо сейчас так старательно объясняете. Вы пытаетесь найти одобрение в моих глазах, нежно улыбаетесь и одним лишь взглядом спрашиваете, уловила ли я мысль. Я уверенно киваю, делаю вид, что прилежно записываю все, что находится на доске, — всё для того, чтобы вы не сомневались в своей любимой студентке". — Зачем мне пользоваться твоим конспектом, Муза? — Конечно, девочки ведь даже не подозревают о том, что на его парах я смотрю на его губы вовсе не затем, чтобы записать за ними каждое слово, и желательно не пропуская ни одного! — Да, Флора, я не понимаю. Мне, конечно, не жалко, но понимаешь..., — конечно, она все прекрасно понимает. Тебе стыдно одалживать мне свой конспект, потому что ты всегда заранее твердо уверена в том, что ни один конспект не может быть лучше моего. Однако ты ой как заблуждаешься, подруга. А потом, уже ночью, соседки по блоку ломают себе голову догадками о том, зачем их цветочная подружка тратит так много времени — целые ночи — на то, чтобы подготовиться к предмету, в котором та и без того преуспевает. Вот только девочки даже не догадываются о том, что ровно до этой самой ночи фея-отличница даже тему сегодняшнего занятия не знала, пусть и кивала профессору активнее и увереннее всех. — Флора, тебе нужно поспать, — заботливая и теплая рука Музы ложится на ее обнаженное плечо, с которого минутой ранее снова слетела шлейка ночной рубашки. В какой-то момент подруга не сдерживается, берет в свои ладони лицо цветочной феи и поворачивает его к себе — ты же знаешь, что ты у меня самая лучшая, верно? "Да, Муза, детка. Я знаю, что для тебя я всегда была самой лучшей из всех остальных девочек. Вот только понимаешь, милая, на данный момент меня совсем не интересует твое чересчур особенное внимание к моей персоне. Прямо сейчас я слишком занята тем, чтобы на десять секунд завтрашний пары блеснуть своими знаниями перед одним очень сексуальным профессором. И уж поверь, ради одного его одобрительного кивка я буду стараться ещё несколько часов". — Да, что-то я засиделась, солнце, — Флора тянется к подруге, целует ее в щеку, а затем притягивает к себе, чтобы вдохнуть освежающий аромат их общего шампуня. — Ты ведь понимаешь, что тебе не нужно заниматься так много? Для всех нас, для профессора и для меня в частности ты всегда была и будешь самой умной, красивой и талантливой девочкой. Фея музыки всегда старается акцентировать внимание на том, что Флора особенная для нее. Вот только вместо нежных слов подруги она обращает внимание на упоминание профессора, что вынуждает ее вырваться из теплых объятий и снова уткнуться в конспекты. — Спасибо, Муза. Девушка, решая больше не тревожить цветочную фею, покидает ее комнату, затем заботливо прикрывает дверь, ведь она всегда держит в голове всё, что нравится ее "особенной соседке по блоку": дождь, чай без сахара, несладкий парфюм, огненный закат, аромат мяты — этот список можно продолжать бесконечно, но главным остаётся лишь то, что открытые двери в него не входят. Флора осознает, что больше не может уделять свое внимание учебе. Как бы сильно она прямо сейчас ни старалась сконцентрироваться на написанном в конспектах подруг, одно только понимание того, что прямо сейчас она занимается предметом именно-того-профессора, заставляло ее нервно кусать карандаши, сжимать бедра под столом, ёрзать на стуле и, прикрыв глаза, воображать различного рода сюжеты с объектом своего обожания. Впервые за долгое время девушка решает пропустить завтрашнее занятие у любимого профессора, а после, когда он потребует — но с такой нежностью, заботой и волнением в голосе, от которого фея возносится к небесам на собственном же цветке, — озвучить причину "прогула", Флора просто протянет ему маленькую безобидную записку. Такой жест был бы очень в стиле вечно смущённой нежной феи, которая, наверное, побоится напрямую признаться в плохом самочувствии, переутомленности, некачественном сне или, не дай Господь, в прогуле без веской на то причины. Записка. Флора тянется к одному из выдвижных ящиков и вытаскивает оттуда белоснежный лист бумаги. Буквально сметая все лишние предметы в сторону, феечка остаётся один на один со своим tabula rasa¹. Но что же писать? "Мне нужно сказать вам кое-что, профессор. Понимаете, все дело в том, что я уже четвертый год не могу посещать ваши занятия. Нет-нет, вечно беспокойный Палладиум, проблема вовсе не в том, что мне не нравятся ваши лекции. Скорее, напротив — проблема в том, что они мне слишком, что они мне чересчур нравятся, понимаете?" Нет, это будет слишком для не менее смущенного профессора. А что если: "Вы всего лишь старше меня лет эдак на двести, любезный профессор, однако вам заблагорассудилось обличить свой многолетний дух в тело юного и довольно сексуального юноши, который на вид годится мне максимум в старшие братья". Да, это просто гениально, мать твою, Флора. А снизу ещё добавь: "Именно поэтому я считаю, что было бы весьма неплохо встретиться в вашем кабинете как-нибудь после занятий, чтобы вы разложили меня на своем столе, а затем делали все, что только придет в вашу умную профессорскую голову". — И все это — в сугубо научных целях. — Фея уже игнорировала то, что в трех метрах от нее сладко сопела рыжеволосая огненная подружка. Наверняка ей снился очередной неприличный сон с участием ее белокурого принца, которым она с утра с алой краской на лице будет шепотом делиться со Стеллой, параллельно натягивая на себя бордовые кружевные трусики. Свой окончательный вид письмо приняло лишь спустя час усердного, но нервного выведения каждой буквы. И выглядело оно так: "Уважаемый профессор Палладиум. Каждый раз, когда студентки пропускают ваши занятия, вы, как наш самый заботливый и вечно волнующийся за всех преподаватель, интересуетесь причиной, по которой они сделали это. Я знаю, что эти расспросы не подразумевают ничего негативного, скорее, напротив, они лишний раз показывают всем нам, как это приятно и важно, когда преподаватель интересуется чувствами своих подопечных. И если вам по-настоящему — а не лишь формально — интересны мои чувства, вы можете продолжить читать это маленькое послание. Все дело в том, что в последнее время посещение ваших занятий становится для меня все более энергозатратным времяпрепровождением, ни во время, ни после которого я ещё долго не могу сосредоточиться на происходящем. Я боюсь, что если продолжу ходить на ваши лекции, то уже спустя месяц сойду с ума, если вы понимаете, о чем я. Я думаю, что вы догадались, в чем дело, ещё в самом начале моего маленького послания, вот только вы, как приличный преподаватель, будете до последнего подавлять эти мысли и догадки, лишь пока я сама не скажу об этом напрямую. Так вот, вы небезразличны мне, профессор. Я прекрасно помню каждое слово с каждого занятия с вами, и, наверное, я единственная, кто вообще занимается таким. Я имею в виду, запоминанием каждого вашего слова. Когда-то на занятии практической магии вы говорили о том, что нельзя отказываться от своих чувств, какими бы странными они порой нам ни казались. "Многие из нас пытаются обманывать себя и свое сердце" — это же ваши слова, профессор? Быть может, я уделяла слишком много внимания вашим урокам, я не спорю, однако эти слова уже год сидят очень глубоко в моей душе. Я не прошу отвечать мне на это А прошу лишь услышать правду, которую источает мое сердце. Спасибо вам". Затем цветочная фея соорудила аккуратный ровный бумажный конверт, внутрь которого положила свое письмо, а после пошла предаваться Морфею. Наутро же, как и было запланировано, фея очень долго "не могла" заставить себя подняться с постели, тихо хныча подругам о том, как у нее болит голова. Рядом с ней то и дело бегала обеспокоенная особенная подружка, предлагая пропустить занятия вместе с феей и остаться рядом, пока та не поправится. Осознав, что она не отстанет так просто, Флора, притянув ту к себе за рукав рубашки, одарила фею музыки секундным, но теплым и мокрым поцелуем прямо в губы. — Ну хорошо, милая... Ты ведь позвонишь мне, если тебе станет хуже? Она скрещивает ладони у груди, клянётся всеми богами Линфеи, прощается с подругами, а затем вновь опускается головой на подушку, закрывает глаза и представляет фигуру профессора, который уже наверняка несколько минут сидит в кабинете и готовится к предстоящему занятию. Затем, не увидев среди прибывших заранее студенток своей любимицы, в его голове проскользнет какая-нибудь неприятная мыслишка, однако уже совсем скоро он забудет про это. Наверное. Палладиум ведёт занятие как обычно, но если бы в кабинете прямо сейчас находился дух Флоры, лишь он был бы способен определить, что не так в сегодняшнем поведении профессора. Например, он запинается чаще обычного, не стреляет глазами в сторону студенток так часто, меньше внимания уделяет написанию чего-либо на доске (вероятно, все это время он отворачивался от аудитории с целью спрятать свои покрасневшие от пристального внимания цветочной феи щеки и подрагивающие кончики длинных заострённых ушей, которые он часто неудачно пытается спрятать длинным волосами). Занятие заканчивается на пять минут раньше. Профессор оправдывает себя тем, что уже рассказал все студенткам и не хочет держать их дольше положенного. Радостные девушки пулей выбегают из кабинета, а кто-то, пользуясь расположением мужчины, строит ему глазки на прощание и благодарит за занятие. Он то, конечно, улыбается им в ответ и говорит много приятных слов, вот только уже спустя минуту все благодарности от девушек забываются, ведь не от них он ожидает их получить. Палладиум уже начинает собирать свои вещи, задумавшись о чем-то своем, — "наверняка" преподавательском — как вдруг позади него раздаются тихие стуки в дверь. Профессор на все сто процентов уверен, что кто-нибудь из девушек как всегда забыл в кабинете ручку или прочую мелочь, а после, вернувшись за ней, надеется завести быстрый, но неловкий для него диалог на какую-нибудь отвлеченную тему. Но как бы сильно он порой того ни хотел, не будет же он запрещать студенткам "забирать свои вещи"? — Да, входите. И в кабинет действительно входят. Вот только не кто-то из присутствоваших на сегодняшнем занятии студенток. Но он, занятый складыванием своих вещей, пока что не видит этого. — Доброе утро, профессор. Услышав знакомый сладкий голос, он замирает и снова опускает на стол все то, что так старательно с него поднимал. Палладиум медленно оборачивается и видит перед собой ее — свою любимую студентку. — Флора, — на его лице мгновенно загорается яркая улыбка. Он подходит к ней ближе, однако спустя мгновение решает обойти и прикрыть дверь, — на коридоре так шумно на перерывах. Почему вас не было на сегодняшнем занятии? Студентка лишь невинно хлопает глазами, слегка хмурит брови, опускает глаза в пол, а затем погружает руку в глубокий карман брюк. И тут глаза феи редко округляются, рот раскрывается в удивлении, и она медленно поднимает глаза на профессора. — У меня была записка...от врача. Но она куда-то делась, — девушка продолжает старательно рыться во всех карманах, но все ее попытки проваливаются. Профессор подходит ближе — неприлично ближе. От этого хоть в самом низу живота его любимицы и начинают плясать бабочки, однако она не была готова к такому сближению. Изо рта приличной и послушной девочки вылетает несвязное: — Что вы...куда вы, профессор? Что вы собираетесь делать? Он молчит, но направляется куда-то целенаправленно. Оказывается ещё ближе, — рядом с самым лицом феи — щелкает пальцами у нее перед глазами, а затем обвивает ее тело одной рукой и достает из заднего кармана ее же брюк тот самый конверт. Флора так же молча смотрит на него, затем — на конверт, а затем — вновь на профессора. Она краснеет, сердце ускоряется, ее глаза заполняются чем-то влажным, но она ждёт объяснений. — Когда-то на занятии по практической магии я говорил вам о том, что не следует стесняться своих истинных чувств, — профессор вертит зажатый между указательным и средним пальцами конверт, а затем подходит к столу, открывает одну из своих папок с конспектами и прячет его между исписанными листами бумаги. — Но поначалу я, идя наперекор своим же урокам, очень долго стеснялся их. А затем перестал. Ни для кого не секрет, что преподаватели могут при желании следить за своими студентами. Сегодня ночью меня мучила бессонница и я — как бы ужасно это ни прозвучало — решил узнать, чем вы заняты. Я не так давно промышляю этим, однако практически каждую ночь я видел, как старательно вы сидите над конспектами по моему предмету. Пожалуй, именно по этой причине я уже давно не спрашивал вас ни о чем на своих занятиях. Как вы уже могли догадаться, так получилось, что в тот момент я подглядел содержание вашего письма. Впав в холодный ступор без возможности пошевелиться, словно ее заколдовали злые ведьмы, фея ещё долгое время смотрела на лицо преподавателя. В обычные дни отличница, сегодня же она не могла сложить детали одного простого детского пазла в своей голове. — Простите, профессор. Но, кроме ваших, я ещё вынуждена посещать занятия Гризельды, которая настаивает на том, что все всегда нужно говорить напрямую и без загадок. Профессор быстро уловил намек Флоры, но не дал ей быстрого и однозначного ответа. Он подошёл ближе, протянул руку к ее лицу и убрал с него несколько прядей непослушной с утра челки. Длинные пальцы Палладиума, о которых так горячо мечтала девушка, прямо сейчас ласкали ее ухо и щеку, а бездонные глаза были направлены прямо в душу любимице: — You have always been my "teacher's pet"², — он знает, что его студентка не поймет ни слова, ведь на таком языке в Магиксе не разговаривает никто. — Это на каком языке, профессор? — На языке моего сердца, — он опускает руку, вновь подходит к столу и продолжает собирать свои вещи как ни в чем не бывало. — Я напишу ответ на ваше письмо. Выздоравливайте, Флора. примечания: tabula rasa¹ — чистый лист you have always been my "teacher's pet"² — ты всегда была моей любимицей