Её игра

Ксавьер был счастлив. Девушка его грёз находилась рядом с ним и они даже сходили на первое свидание, которое не увенчалось провалом. Он мечтал сделать этот вечер особенным, чтобы она могла его запомнить, но Уэнсдей решила как всегда за двоих. Не то чтобы ему не нравилась идея продолжить свидание в его мастерской, но к его сожалению романтика закончилась слишком быстро и они не успели весело провести время. Хотя было ли для Уэнсдей это романтикой? Вряд ли. Такой род занятий явно не для неё. Но то, что она хотела, чтобы он нарисовал ее, заставило его искренне удивится. Как он помнил, в первый раз, когда она видела картину с ее изображением, то сбежала, ни сказав не слова. Как же сильно он переживал тогда. Ему было не по себе, будто кто-то застал его с поличным за чем-то отвратительным. Но как оказалось, он просто обнажил ее чувства. Увидел настоящую, а для Уэнсдей это было слишком сокровенное. Они пришли в мастерскую, в помещение было практически темно и лишь в некоторых участках комнаты, догорали свечи. На полу можно было заметить скомканную бумагу и кисти, что были разбросаны в разном направлении. Так же Уэнсдей заметила отсутствие некоторых картин, а точнее Хайда, что говорило о том, что сны о нем больше не посещали парня. — Извини, тут немного пыльно. — он смущённо зажег ещё свечи и в комнате стало светло. — Нахожу такие места эстетичными и пока твоя мастерская самое уютное место для меня во всем Неверморе. — она огляделась, с прошлой их встречи здесь мало, что изменилось, но атмосфера этого места завораживала ее не меньше игры на виолончели. — Вау! Могу ли я принимать твои слова за похвалу к своему скромному убежищу для искусства? — он демонстративно поклонился. — Хотя ты уже была тут много раз, верно? — Когда искала улики твоего причастия к Хайду. — Верно. Я был ошеломлён, потому что не хотел, чтобы ты видела мои картины. Многие из них личные, не для любопытных глаз. — Но я ведь не кто-то? — она подошла ближе, смотря прямо в глаза. Ее глаза были глубокие, как чёрная бездна. Обычно они не выражали ничего, но сегодня они дьявольски горели. Ее настроение отличалось от прежнего. — И никогда не была. — казалось, будто некий гипноз охватил Ксавье. Он как заворожённый смотрел на неё, не в силах отвести глаз. Он был полностью под ее влиянием. Это была необъяснимая связь. Он бы даже поверил, что она приворожила его, как сильно переполняли его чувства к ней. Но он знал, что для Уэнсдей это глупо и незачем, и вряд ли этим парнем был бы он. — Что насчёт твоей «знакомой» Джулии? — Мы друзья. А что? — Ничего. Ты уже рисовал ее? — Нет. А почему должен? — Она красивая. — Красота объективна и я не вижу в этом никакого смысла. Красота везде. А меня вдохновляет то, что не каждый может увидеть. — Например? — Например ты. Ещё очень давно, будучи ребёнком, я нарисовал портрет девушки. Однажды она спасла меня и с тех пор являлась мне только во снах. Потом эта девочка приехала в Невермор. И стала моей музой. — он открыл старый, изрядно изношенный альбом с рисунками. Достав оттуда лист, протянул девушке. На нем была она, но только младше. Все такая же: две аккуратные косички, серьёзный взгляд чёрных глаз и милые веснушки. Такой она запомнилась ему в первую их встречу. — Прошло столько лет, а рисунок неплохо сохранился. Выглядит хорошо. — Ещё бы. Это из моей особенной коллекции, которую я сберёг. Другие картины, которые не так хороши, я сразу уничтожаю. — Надеюсь сегодняшний твой рисунок, тоже попадёт в эту коллекцию. — она расстегнула пуговицы на своём чёрном облегающем ее фигуру платье. — Хочу чтобы ты запомнил меня и с другой стороны. — платье упало к ее ногам и она сделала шаг вперёд переступая через него. У Ксавье перехватило дыхание, когда она ловко сняла такого же цвета бюстгальтер, оставаясь только в тонких трусиках и чулках. Ее кожа и грудь была совершенна. Даже несмотря на свою миниатюрность и утончённость, у неё были упругие формы. Следующее движение девушки поразило его больше, чем сама нагота. Она стала медленно расплетать свои косы, распуская длинные волосы по спине. Никогда прежде Ксавье не видел ее такой. — Ты изумительна. — только и мог сказать он. Подойдя к дивану, девушка присела на него. — Как мне лучше сесть? — ее голос был увереный. Казалось, вся эта ситуация нисколько не смущала ее. Определенно, такой как она было нечего стесняться. Ведь она была совершена с любого ракурса. — Поверни немного голову и слегка выгни спину. — он старался не смотреть на неё так откровенно, но глаза так и пожирали ее тело взглядом. Он подошёл к мольберту и стал выбирать нужные ему тюбики краски. Наконец выбрав подходящую кисть, он взял палитру и, смешав несколько цветов стал скользить по холсту. Он пытался не упустить ни одной детали, стараясь приблизить эту картину к реальной. Его лицо было сосредоточенным и серьезным, он прорабатывал малейшую линию, изучал каждый изгиб ее тела. Уэнсдей нравилось наблюдать, как он смотрел на неё. Как хмурились его брови на переносице, если у него не выходили точные детали. Как плавно двигались его руки и кисть. Ещё никогда прежде она не позволяла себе, вот так просто раздеваться перед мужчиной. А тем более, никому было не позволено иметь над ней такую власть. Она понимала, что постепенно не только он, но и она стала нуждалась в нем. Все больше она хотела ощущать его объятия, прикосновения на своём теле, тёплые губы, ждала его смс и встреч с ним. В голове монотонно крутились слова матери, которая желала ей обрести любовь. И как же ужасно раздражало осознание ее правоты. — Осталось пару штрихов. Я почти закончил. — за мыслями она не заметила, как прошёл целый час. — Ты можешь расслабиться. Уэнсдей лишь устало потянулась, чем вызвала улыбку на лице Ксавье. Сегодня он создал шедевр, на который будет смотреть ни один год своей жизни. Это было великолепная картина, как и ее натурщица. — Писать тебя одно удовольствие! Вышло идеально, взгляни. — она подошла к мольберту, Ксавье не врал, картина получилась и вправду отличной. Тонкие изгибы, грация, утончённость. Как художник, он передал лучшие ее качества на холст. Уэнсдей невольно залюбовалась собой. — Да…вышло очень даже хорошо. — в своей манере сказала она. Ксавье улыбнулся, ещё никогда так, вдохновение не охватывало его. Он бы рисовал ещё и ещё, сотни ее портретов, если бы она позволила. — Хочешь ее забрать себе? — предложил он. — Нет, эта картина для тебя. Я выберу другую. — усмехнувшись, она подошла к другому концу помещения и осмотревшись, по-хозяйски достала запечатанный холст и распечатав его, извлекла картину. На ней была тоже она, правда не со свойственными для неё эмоциями. Уэнсдей улыбалась. — Мне любопытно, как ты ее нарисовал? Эту эмоцию на моем лице? — Ты снилась мне перед своим приездом, там мы были вместе и ты улыбалась. Я сразу решил нарисовать это. — Ясно. Половина стала сбываться. — Брось. Я не умру, Уэнсдей. Тем более, когда мы теперь вместе. — он подошёл к ней и отложив картину, нагнулся чтобы поцеловать ее. Их поцелуй был лёгкий и нежный. Уэнсдей с удовольствием обвила его шею руками и запустила свои длинные пальцы в волосы Ксавье. Моментально их поцелуй перешёл на более требовательный и страстный. Эти ощущения приносили обоим головокружительный эффект. Но сегодня похоже вести хотела Уэнсдей. Она решила отомстить ему за прошлый раз и воспользовавшись ситуацией, она толкнула Торпа на диван. На секунду парень потерял дар речи от ее действий. Но потом вспомнил, что это скорее в порядке вещей, от такой доминантной личности, как Аддамс. Оторвавшись от его губ, брюнетка села сверху. Ксавье протянул руку и очертил кончиками пальцев ее лицо, дотрагиваясь большим пальцем до ее губ. Прикрыв глаза, она взяла его руку в свои и стала медленно посасывать его палец. От такой картины, волна возбуждения прошлась по всему его телу. Он было хотел подняться и поцеловать ее, но брюнетка не дала ему такой возможности, толкнула обратно. Все попытки Ксавье взять контроль не увенчались успехом. Она стянула с него футболку и ее мягкие губы прикоснулись к коже. Длинные, чёрные волосы спадали ей на лицо из-за чего невозможно было видеть ее глаз, она прошлась от шеи до груди, постепенно спускаясь ниже. Все это буквально сводило его с ума, когда она дойдя до пупка остановилась и стала расстёгивать ремень брюк. Быстро справившись и с этой вещью, она стащила их и отбросила куда-то в сторону. Она стала методично ласкать парня, обхватив член рукой, поглаживая от самого основания до конца. Ксавье издал томный стон, закидывая голову назад. Он замер, когда она опустилась и он почувствовал ее холодные губы, на своей горячей плоти. Он был не в себе от всего того, что она делала с ним. Ее ладонь скользила по его груди, словно на виолончели. Ее игра была потрясающей. Ксавье уже практически не мог сдерживаться, когда она сама стала насаживаться на возбужденный член и слегка двигаться. По началу было ужасно узко и горячо, но в процессе, когда ее тело привыкло, она стала набирать темп и двигаться увереннее. Ощущения были намного ярче, чем в первый раз, ей буквально не хватало воздуха и она закрывала рот, чтобы не застонать. Он ловил каждый ее томный вздох и наслаждался ароматом ее волос. Слегка сжимал бёдра и помогал брюнетке сильнее насаживаться на себя. Ксавье не сомневался, что это было его лучшая ночь и молился, чтобы она была не последней. Все, о чем он мечтал, прямо у него в руках и он это не отпустит. Уэнсдей терялась в собственных чувствах. Ее переполняли неведомые ей эмоции, которые она не испытывала ранее. Она с трудом подавляла собственный стон, не желая проигрывать. Ведь сегодня эта пытка была не для неё. Но желание полностью завладело ею и это казалось чертовски ироничным. Задыхаясь, оба уже были близки к пику. Ещё пару толчков и они были на исходе. Встав с парня, она помогла ему кончить, а после опустилась рядом с ним на подушку. Они оба тяжело дышали, каждый думал о своём. Немного переведя дыхание, он повернулся и обнял ее, прошептав: — Я люблю тебя, Аддамс. На ее пухлых губах появилась улыбка, а в голове ответное: «Я тоже». Прикрыв глаза они оба погрузились в сон.

***

«На земле повсюду была кровь, а грудь горела от кровавой раны, в которую только что вцепился монстр. Он лежал на сырой земле, где над ним склонилась брюнетка. Она что-то кричала и трясла его руками, но он ничего не мог уже услышать. Последнее, что он помнит, как по бледному лицу его музы текли солёные слёзы.»