И доброму радости мало

Вот она, значит, какая Медной горы Хозяйка! Худому с ней встретиться — горе, и доброму — радости мало

***

И уж сколько годков пролетело, а все мерещится, бывает, Степану малахитница-то. То в горе, а то и в лесу, а все когда он один, и ни спросить, ни объяснить дела некому. У них с Настасьей второй сын в колыбели, то плач, то смех на всю избу, а Степан смурнее день ото дня и не может уже себя весёлым показать даже ради семьи своей. И надо же было такому случиться, что задремал он на летнем солнышке, недалеко от того места, где впервые Хозяйку встретил. Известное дело, ночью ребёнок малый, днем — старая работа. Присел чуток, да и сморило тут же. И видит Степан, не то сквозь сон, не то сквозь явь, идёт к нему сама, губы поджала, в глазахи печаль, и укор, и все вместе. Сидит Степан, о горячий камень опершись, и не шелохнется, боится что сон спугнуть, что в явь его обернуть. Глядит-поглядит на него Хозяйка, и вдруг как начнёт хохотать: — Никак, спишь, Степан? — Сплю, — отвечает он, и глаза закрыл. Не хочет видеть, значит. — Так и не забыл меня ведь, — и голос вроде смешливый у ней, а все одно грустный. — Тебя забудешь. Помолчали оба. Хотел Степан было проснуться да пошевелиться, а она ему ладонью глаза закрыла: — Спи дальше, Степанушко, — а руки у неё тёплые, как прогретый камень, а все ж дрожь его пробила. Не посмел ослушаться, остался в сне. Долго потом он стыдом мучался, этот сон поминая. И то понимал, что могло ему просто голову напечь да привидеться, да оттого ещё стыднее. А помнил он все касания тёплых рук её да как кровь в ушах шумела, а дыхания и не слышал её, будто в самом деле камень она, а не живая. Жена его законная снова дитя понесла, а он все ходит, будто белый свет ему не мил, день за днём проживает, и тошно ему, и зло на себя берет, только и радости, что хозяйка после того оставила его в покое и показываться совсем перестала. А когда пришлось ему на руки первый раз взять дочь свою, то как обухом его ударило, Танюшка, вишь, не в мать и не в отца, чернявенька. — Красавица будет, — кивает повитуха. — Правду люди говорят, для отцов дочери — это совсем другое, нежели сыновья, — слабо улыбается вусмерть уставшая Настасья, — на сынов-то ты не так смотрел. Степан знай себе качает девчушку на локте, а в голове лишь одна мысль и вертится: «Да пропали ты пропадом, Медной горы хозяйка!»