МИР

***

Белоснежные хлопья медленно падали с неба, создавая невероятно красивую картинку. Чонгук разглядывает зимний пейзаж, а когда слышит скрип от двери, поворачивает голову и видит неуступающего по красоте природы омегу. — Чонгуки, — улыбается Тэхён и укутывается в тёплый халат, пряча до этого оголённую шею. Альфа испытывает умиротворение в голове и всём теле, которые никогда до этого не испытывал. Он прикрывает глаза, делает глубокий вдох и медленно распахивает их обратно. Но теперь, когда он вновь смотрит на омегу, Чонгука охватывает ужас от того, что всё его лицо залито кровью. — Тэхён, — на выдохе выговаривает. — Это ты убил меня, — громким эхом отдаётся по всему лесу эта фраза, а Чонгук почему-то смотрит на свои руки, что по локоть в крови. — Ты — убийца! — слышится слишком близко голос Кима, а после Чон чувствует, как ему не хватает кислорода. Альфа понимает, что омега душит его. Он пытается кричать, но не может, как и не может пошевелить ни руками, ни ногами. — Прости, — успевает подумать Чонгук и проваливается в темноту. — Ви! — с громким выкриком приходит альфа в себя. — Братик, успокойся! — моментально подлетает к младшему Джун, хватая его за плечи, и сильно давит на них, укладывая того обратно. — Джун? — видит знакомое лицо. — Да-да, я, — улыбается блондин. — Фух, бля, — падает обратно на больничную койку Чон. Он несколько раз моргает, а старший отходит от него и внимательно смотрит. Чонгук несколько секунд просто смотрит в потолок, затем тянется руками к лицу, чтобы почесать глаза, но моментально шипит от боли. — Что за хуйня? — недоумевает он и глядит на брата. — На лбу швы, вообще-то целых двадцать, ну, а нос сломан, — спокойно уведомляет брата старший. Чонгук округляет глаза и удивлённо моргает. — Чего хлопаешь глазками, братик, это всё ты сам, — хмыкает альфа. — Ничего не помню, — усаживается на задницу Чон. — Если бы я так накачался, я бы и имени собственного вряд ли вспомнил, — с укором произносит Джун. Младший лишь недовольно смотрит на брата. — Где я вообще? — спрашивает брюнет, хотя уже знает ответ. — В рехабе, братец, — убирает руки в карманы брюк Джун и поднимает левую бровь. — Пока с наркоты и бухла не слезешь, не выйдешь отсюда, — добавляет. — Блядь, — тянет, — Джун, я уже не сижу на игле, — возмущается брюнет. — Вне зависимости от того, что ты употребляешь, ты — наркот! — рычит Намджун, а Чонгук сжимает челюсть, ощущает, как уровень ярости доходит до предельного, и, не отрываясь, смотрит в серые глаза старшего. — Чонгуки! — вдруг слышат оба возглас Чимина и разрывают взгляд. — Так, я чувствую ваши удушающие запахи, — пытается сбавить накал между братьями омега и подходит к покоцанному альфе. — Ты пришёл в себя — это прекрасно, — по-доброму улыбается муж старшего брата, а Чонгук старается улыбнуться ему в ответ. — Ты давай, приводи себя в порядок, — начинает омега, пытаясь скрыть слёзы, что подкатывают к горлу, но дрожащий голос выдаёт его тревогу. — Я хочу стать дядей, Гуки, — как-то с отчаянием он добавляет, раскрывая самую глубокую рану альфы, и крепко сжимает его руку. — Нам нужно ехать, милый, — тихо прерывает монолог Чимина альфа. — Прости, Гуки, — прячет глаза омега. — Всё хорошо, Мими, — искренне улыбается единственному по-настоящему доброму человеку в своей жизни альфа. Омега смахивает слезинки и тихо прощается с Чоном. — Поправляйся, позже созвонимся, — тянет руку Джун, а Чонгук жмёт её, просто кивая головой. Семейная пара покидает палату, и в ней становится слишком пусто. Пусто потому, что Чонгук не чувствует себя живым. Чувствует себя ничем. Словно и нет его. Словно так будет правильно, и так будет лучше. Будто бы так будет лучше всему миру. Будто в этом и есть смысл его жизни — стереть себя из жизни всех, кого он знал и кому сделал больно. Чонгук укладывает голову на подушку, вновь какое-то время смотрит в потолок, а после переворачивается на левый бок и смотрит в окно. Он устал. Сколько он ещё будет себя мучить этой жизнью? Жизнью, что стала книгой ужасов. А как ещё назвать ему свою жизнь, если не хоррор?! Этот альфа самолично уничтожает себя и всё хорошее в своей судьбе. Он мог бы жить счастливо, но если приоритеты настроены на другое, то чего тогда жаловаться? — Тогда и нечего жаловаться, — вслух отвечает себе, а боль в груди, что сводит всё тело каждый день, отзывается на эти слова, и слёзы тонкими струйками начинают стекать по смуглой коже лица. Тихие всхлипы разрезают тишину просторной больничной палаты, и даже солнце спряталось за облака, не желая мешать заблудившемуся в собственной жизни мужчине.

***

— Ты слишком жесток с ним, — прерывает возникшую тишину между мужем Чимин. Джун лишь фыркает и всё так же молча вставляет ключ и нажимает на кнопку зажигания. Омега с горестью выдыхает и переводит взгляд на пассажирское окно, что почти не пропускает солнечного света из-за тонировки. Намджун продолжает молчать, пока везёт мужа до дома, и думает лишь о том, что каждое его действие, которое, как он считает, будет полезным для Чонгука, перетекает в самую настоящую катастрофу для младшего. Блондин сжимает руль крепче, понимая, что во всём, что происходит с Гуком, по итогу, виноват только он. Из-за него брат подсел на наркоту, как раз-таки из-за которой у младшего разрушилась семья. Из-за него он сейчас сходит с ума и считает себя виноватым в смерти того омеги. В голове альфы неожиданно вспыхивают воспоминания с этим самым Ким Тэхёном, а в нос бьёт яркий и сочный аромат клубники, из-за которого моментально вырабатывается слюна во рту блондина. Он дёргает головой и немного трясёт ей, пытаясь скинуть это ёбнутое наваждение. — Джуни, что такое? — беспокоится Чимин, заметив это странное действие супруга. — Нормально, просто душно, — поджимает губы, пытаясь успокоить мужа, а ещё больше пытаясь успокоить себя. Блондина раздражает эта его наклонность. Он сам будто иногда боится себя и того, что он периодически вытворяет. Он понижает температуру кондиционера, и только поток холодного воздуха, спустя несколько секунд, помогает прийти в себя и выгнать это маниакальное желание над кем-нибудь поиздеваться. — Это всё нервы, наверное, из-за Гуки, — добавляет Чимин и видит согласный кивок мужа.

***

— И сколько мне тут лежать? — не смотрит на врача Чон. — Это зависит от того, расскажешь ты мне или нет, что ты употребляешь на данный момент, — спокойно отвечает мужчина, что внимательно изучает альфу напротив. — Ксанакс, — сухой ответ, всё так же не поднимая взгляда. — Сколько? — Второй год, ну и плюс бухло, — добавляет и наконец отрывается от своих рук, что до этого долго рассматривал. — В какой дозировке? — записывает врач ответы альфы. — Две-пять в день, — смотрит куда-то в потолок Чон. — Что испытываешь, когда не поддерживаешь ежедневный приём? — внимательный взгляд всё так же изучает офицера. — Ну… — замолкает, пытаясь вспомнить, — головная боль, не сплю, раздражённый, — затихает, сидя на койке в позе лотоса. — А нефизические симптомы? — Ну, панички случаются, — покусывает нижнюю губу, — часто на тревоге, сложно концентрироваться на работе, залипаю в воспоминаниях прошлого, — искренне отвечает Чонгук, нащупывая шанс в виде доктора, что, возможно, поможет ему вернуться в «нормальную» жизнь. — Я тебя понял, Чонгук, — дописывает ответы альфы доктор и поднимает взгляд. — Мысли о суициде есть? — Постоянно. — Сам-то хочешь избавиться от зависимости? — задаёт самый главный вопрос мужчина. Чонгук долго молчит. Думает. — Есть крупица надежды на то, что я всё-таки смогу жить нормально, — даёт ответ. — Это хорошо, — слегка улыбается врач. — Тогда сейчас тебе поставят капельницы, чтобы почистить кровь, а с завтрашнего дня мы начнём лечение, согласен? — Да, — сухой ответ от альфы, что до сих пор продолжает жевать свою нижнюю губу. — Ну и прекрасно, — добавляет мужчина и уходит из палаты. Чонгук глядит на то, как закрывается дверь, переводит взгляд к окну и всё ещё видит возле него Тэхёна, чьё лицо покрыто кровью. Он смотрит на него и чувствует, как пульс учащается. Гук отворачивается от окна, ложится и накрывается одеялом. Тело мужчины трясётся от холода, он закрывает глаза и опять видит тот зимний пейзаж с окровавленным лицом.

***