My master

Чонгук ощущает чужую дрожь, видит взгляд, такой напуганный. Хотя Чимин достойно пытается держаться. Свой страх глубоко прячет. Игра началась. Омега дрожит подобно осиновому листу, но пальцами подрагивающими проводит выше по чужому торсу. Альфа пожирает своим взглядом цвета тьмы, она у него блестит самыми худшими обещаниями. Но Чимин не думает о том, что его возможно хотят сожрать. Возможно... Его просто хотят. Это омега юный прекрасно осознает, пускай возраст его ещё столь юный и пока ещё невинный в своей неопытности. Омега приоткрывает пухлые губы - невинное олицетворение греха, уже смелее протягивая руку по чужому торсу, почти касаясь груди альфы. Он решил посмотреть, как реагирует на его манипуляции волк. Чонгук приподнял уголок губ, не понятно, то ли ему нравится, то ли это насмешка. Чимин, по правде говоря, очень устал от этой неопределенности, когда не ясно, хотят его съесть или нет. Альфа хватает омегу за хрупкий подбородок резко, задрав чужую голову назад, чтобы отлично видеть чужие глаза и губы. Чимин увидел блеск на дне чужих звериных глаз. И пускай губы его слегка подрагивали от страха, того же животного, первородного и едва сдерживаемого – Чимин сделал выбор. — Съешьте меня, мой господин, — покоряя одним своим взмахом густых полуопещенных ресниц. Самое будоражащее – наигранное желание покорится. Чонгук прекрасно видит, что этот омега никогда не желал быть таковым. Тем не менее, то, как он старается создать эту иллюзию, заставляет адскую улыбку украшать лицо главного волка. — Не желаешь жить? — Приподнимает он бровь, спрашивая своим глубоким голосом настоящего правителя. Чимин медленно поднимается с колен, делает это так, словно проверяет чужую реакцию. Все подает под таким соусом, что стоит альфе запретить ему подняться с колен, он непременно выполнит требование. Сучка. Чонгук его игру уже успел раскусить, но играет в нее с все более нарастающим желанием. Омега доходит альфе едва ли до груди, поднимает свои большие, обрамленные пушистыми ресницами глаза, протягивает свою руку к чужой с огромной аккуратностью, и касается ее кончиками своих мягких пальцев. Рука альфы медленно, но верно, оказывается на чужом бедре. О Боже, этот омега безумен. — Желаю, мой господин, — этим мягким голосом просит, — Можно съесть, не лишив при этом жизни, — недолгая пауза, а после, — Я вас научу. Чонгук не может объяснить почему, но в нем разгорается дикое пламя, и он даже не в силах это скрыть. По венам качает огнем, и дышать он не способен спокойно. Хочется непременно что-то сделать, а что: сожрать или поиграть, это уже неизвестно. Альфа молчал, ответа не давал, прожигая в Чимине дыры своим взглядом, а омега, ощущая, как дрожат от страха и волнения колени, отошел подальше, сглотнул ком в горле и коснулся своих плеч, скидывая ненужную часть одеяния вниз. Чонгук следит за тем, как накидка, едва прикрывающая чужую грудь, оказывается на полу, а когда Чимин дрожащими пальцами касается набедренной повязки, то замирает. Ему кажется, он от страха неизвестности сейчас рассыплется по полу песчинками. Чонгук решает не торопить, но и останавливаться не собирается. Пускай этот дикий человек подходит к краю, раз такой смелый. Омега задышал сорвано, но тихо, лишь по чужой вздымающейся груди было видно, как это для него ад — самому себя на растерзание зверю бросать, будучи при этом невинным и никем не тронутым. Смелый. Чонгук скользит взглядом по чужому телу, осматривает медленно зрачками чужие стройные ноги, округлые бедра, и пальцы, что все никак не могут справится с завязками повязки на боку. Волк ждет. Чудо, но альфа все еще вопреки ожиданиям даже больно ему не сделал, особой грубости не выразил. Он с удивительным терпением ждет, тем не менее, убивая именно этим безжалостным ожиданием, в котором он и помогать омеге не собирается, а останавливать, так уже тем более нет. Но игра это недолго держится. Чимин уже ощущает панику от того, что пальцы его не слушаются, а момент затягивается, как вдруг Владыка обрывает расстояние между ними в пару шагов, хватая вмиг испугавшегося почти что до потери сознания омегу за предплечья. Чимин уставился на альфу огромными полными ужаса глазами, словно жертва на хищника, то ли боясь близости, то ли того, что его сожрут. Вообще, каким же храбрым это надо быть, чтобы на свои года пойти против всей раннее действующей системы, попробовать сохранить свою жизнь, открыто предлагая себя хищнику, при этом, будучи полностью не тронутым и не имеющим представления, что с ним будут делать. Если еще не сожрут просто. Альфа в какой-то мере наказывает Чимина за его наигранную открытость. Безусловно, ему это до дрожи в теле нравится, но омега далеко не настолько готов, как он это показывает. Потому, чтобы ткнуть его в это носом, Чонгук, глядя ему прямо в глаза своими пронизывающими, одним резким движением рук срывает чужую повязку с бедер. Первая реакция – самая настоящая и без капли наигранности. Чимин, так же не отводя взгляда, просто еще больше расширяет и без того перепуганные глаза, вздрогнув всем телом. Он не закричал, хотя это только снаружи. Где-то внутри он уже голос от перепуганных криков срывал, в угол забивался и дрожал как осиновый лист. Но на деле же омега оставался стоять, достойно выдерживая испытания. И что-то в этот момент в глазах Великого Вождя загорелось. Этот тот самый огонь, который уже потушить невозможно, его называют очень громким словом, которое обозначает одно из самых крепких чувств. Потому что омега перед ним безумно сильный. Хрупкий, но сила эта настолько ощущается, что Чонгук уже где-то внутри хочет встать перед ним на колени сам. Смелый, безумно смелый человеческий омега, который из жертвы превратился в правителя, сам того еще не зная. Чонгук приподнял уголок губ. "Победил, определенно." – Вот что в глаза его волчьих горит, а Чимин этого не видит из-за страха обжигающего. Но борьба еще не закончена. Хочется проверить, как долго Чимин продержится. Чонгук будет повышать дозу тяжести игры с каждым разом, как Чимин будет не ломаться, а выдерживать. Еще один шаг вперед, Чимин отступает, будучи в чужих руках, замерев, тем не менее позволяет себя увести куда альфа захотел. Позади Чимина сплетенный из дерева столик, довольно высокий, к слову. Чонгук резко поворачивает омегу к себе спиной, вплетает пальцы в чужие волосы и сжимает, другой рукой надавив на чужую спину, буквально заставив впечататься в стол животом. Вот именно на этом моменте, когда альфа еще в одежде, но уже прижимался своими крепкими бедрами к его незащищенным омежьим частям тела, а чужие пальцы властно сжимали его волосы — именно тогда Чимин по-настоящему запаниковал. Казалось, сердце сейчас прорвет и грудную клетку и стол, на котором его настолько по-дикому разложили. Хотелось хоть что-то сделать, чтобы смягчить альфу, но страх того, что Чонгук расценит это как неповиновение, которое возможно испортит все, что Чимин так старательно выстроил сейчас, мешал ему и слово пикнуть. Возможно для оборотней, которые по большей части животные – это нормально. Возможно для жестоких вождей, у которых под властью столько воинов и жителей – это нормально. Возможно для альф с таким жестким характером – это нормально. Но для хрупкого омеги, который толком в глаза альф не видел – это не нормально. Для омеги, который едва ли достает головой до чужой сильной груди – это страшно. Для омеги, который всю свою жизнь жил в страхе и каждый раз хватал себя за шкирку, заставляя работать над собой, чтобы потом самолично бросится в очень опасную авантюру, омеги, который сам по характеру кажется тем, с кем нужно как с сокровищем, которому, гром этого альфу разрази, так мало лет – это ужас воплоти. Но поздно жаловаться, ведь Чимин сам выбрал эту дорогу, пускай и любых других его безжалостно лишили, заставив выбрать ту, где ему предстоит пройти через ужас. А Чонгук не жалеет, нет. Он проверяет, все глубины чужой смелости и силы проверяет. — Считаешь, что ты себе лучше сделал, человек? — Задает твердым, но тихим тоном вопрос Чонгук, свободной рукой начиная избавлять себя от кожаного ремня. И да, альфа видел, что от этого омега под ним задрожал уже очевидно открыто, обхватив жеманно пальцами края стола, впиваясь в дерево ногтями. Боится. Чонгук бы его наверное приласкал, но сейчас он играет по тем же правилам, и на чужую дрожь, он лишь сильнее сжимает чужие волосы. Чимин не успевает себя остановить и касается пальцами чужой руки в своих волосах очень мягко. На чужую грубость он отвечает именно ласковыми прикосновениями, желая аккуратно усмирить зверя. В альфе этот метод откликается разрядом тока. Как можно быть таким одновременно покорным, и при этом свободолюбивым, непокоренным и с независимым духом. — Владыка, — прошептал он тихо, но поспешно, касаясь чужих пальцем, — умоляю вас… — О чем ты умоляешь меня, человек? — Альфа согнулся над ним, едва ли не касаясь грудью чужой спины. Эта близость заставила Чимина, ощущающего над собой мощное тело сильного властителя, вздрогнуть. Чимин взвешивал каждое слово, которое собирался говорить Чонгуку. — Будьте со мной бережны. — С чего это вдруг я должен? — Усмехается альфа, уверенный, что Чимин не был готов к такому ответу. — Вы не должны, — отвечает тихо омега, ни капли не сделав свое прикосновение напряженнее, хотя было больно, — но… я никогда не знал альфы до вас. Чимин подумал, что такой аргумент будет весомым, если конечно альфу вообще заботит омега как живое существо в целом. — И что же, ты никогда ранее никого не желал? Почему так берег себя? — Чонгук своими вопросами заставлял напрягаться все больше, его напор был разрушающим. — Желал, — отвечает ровным тоном, — Я засыпал с вашим именем на своих устах. Адская ухмылка расплылась на чужом лице опасностью, Чимин этого не видел, но чувствовал, и знал, что кажется, ходит по краю. Возможно, Чонгук уже ему не верит. Но альфа вдруг отпускает хватку с его волос и располагает ладонь на чужой талии. Чимин замирает, подобно статуе, вздрагивая буквально на каждую чужую манипуляцию, потому что как можно иначе? Альфа медленно проводит пальцами по коже, а после омега ощущает, как его живота касаются эти самые пальцы, только разница в том, что сейчас, в один короткий момент, ощущение боли приводит в чувство по щелчку. Чимин то уже надеялся, что ему поверили, молился об этом, а Чонгук поиграл с ним, позволил в это поверить. А сейчас его живота касаются волчьи когти, которые оборотень легко выпустил, но, к счастью, в живот не вонзил. Еще не вонзил. — Что же еще ты делал, желая меня? — Чимину показалось, что даже тон его голоса был несколько издевательским. Омега напрягся до того, что сейчас мог взорваться. Кажется, он доигрался. Хотелось разрыдаться и молить, чтобы его просто не трогали, бросить всю эту игру. Но какими-то титаническими усилиями юный омега заставил себя не сжигать мосты. Возможно, это его характер, возможно сила, а может он просто дико хочет жить. — Я ничего не мог делать, Владыка. Меня всегда держали под надзором, — разумно ответил омега, и кажется, Чонгук это оценил. — От чего же ты желал меня, если даже никогда не видел? — Проводит кончиками когтей по животу, ощущая, как омега его от страха втянул, а дыхание стало очень глубоким и обрывистым. — Мне не нужно было, — его слова обрываются вдохами и выдохами, ведь страх от чужих когтей просто убивает, Чимин уверен, что альфа с ним кажется уже сам играет, и просто ждет момента, когда эту игру оборвет. Паника, толкающая его на то, чтобы сбежать и перестать играть овладевает им, но Чимин ей противится, еще надеясь, что игра эта работает, — я представлял вас у себя в голове. — И как? — Волк резко перевернул омегу к себе лицом, заставив теперь почти лежать на столе спиной. Эта резкая смена положения еще больше испугала омегу. — Оправдались твои фантазии? — Чонгук проводит своими аномально длинными когтями по чужому овалу лица, а у Чимина кажется сейчас сердце разорвется. Он судорожно резко вдыхает и выдыхает и не смотря на очевидный страх, продолжает играть: — Нет, — отвечает, глядя прямо в глаза. И именно в этот момент он обыгрывает альфу на все сто очков, — в моих фантазиях Владыка был смелее и не ждал так долго, чтобы овладеть мной, — Это было сказано с горящими черным пламенем глазами. И злился Чимин не из-за той причины, которую сейчас назвал, которая, к слову, была полным абсурдом. Злость в нем всполохнула на Чонгука от того, что он его пугал и толкал идти к этому страху все ближе. Он издевался, игрался, насмехался, потому Чимину, вопреки осознанию, что он сейчас может сделать себе хуже, бросил ту фразу, которая бы перечеркнула в глазах альфы любой страх, показанный Чимином уже не однократно. Он вынудил его пойти на риск. Он заставил его пойти на безумную жертву, которая сейчас могла стоить ему всего. И он чертовски угадал, но не о риске, а о том, куда бить. Чонгук был бесспорно безоружен, сокрушен, всецело побежден. Мгновения молчания, глаза в глаза, борьба без слов, в которой победителя определить было трудно. Чимин смотрел темным, острым, пронзительным взглядом, обхватив пальцами края стола, сидя на нем в напряжении. Чонгук буравил его тяжелым взглядом, в котором мелькала обескураженность. Далее началась борьба иная. Чонгук набросился на него без слов, просто резко притянул к себе, обхватив под коленями и начав осыпать шею сначала поцелуями, потом укусами, сжимая пальцами чужую талию уже жадно. Омега сначала повел себя как неживая кукла. Напрягся как струна, вперил взгляд вперед, уложив руку на чужую грудь, устанавливая барьер, но не пользуясь им, не нажимая на нее, чтобы отстранить. Он словно не осознавал первые мгновения, что происходит, но вскоре он словно очнулся и стал слабо, но вырываться. Чонгук на это стал отвечать еще большим напором, а Чимин сжался, ощетинился, напрягся еще сильнее, уже открыто начиная уходить от чужих прикосновений. Эта хватка – сильная, властная и жесткая – пугала и давала понять, что Чимину уже не сбежать, альфу не смягчить, и сейчас, ему кажется, придет конец. Альфа раздвинул чужие худые ноги легко, хотя Чимин приложил усилия, чтобы у альфы это не получилось. — Нет, — вырывается первое из уст Чимина. "Наконец-то", — думает альфа, решая лишь грубее сжать чужой подбородок, касаясь чужих губ, углубляя поцелуй моментально, заставляя омегу чуть ли не лечь на стол. — Нет! — Вырвалось снова у омеги, он резко разорвал поцелуй, отвернув голову, а Чонгук вернул ее в обратное положение, держа за подбородок пальцами, из которых опасно торчали когти. — Я сказал нет! — Третья попытка оборвать чужие действия обернулась пощечиной. Чонгук, конечно, был повергнуть в шок, и Чимин боялся, что сейчас его просто задрут. Омега сидел на столе, запыхавшись и дыша так тяжело, будто долго и беспрерывно бежал, и выглядел взъерошенным, измотанным, и все еще дико испуганным. В глазах мелькало ожидание, он понимал, что вряд-ли альфа ему такое простит. По взгляду Чонгука и не скажешь – злится он, или нет. У него настолько суровый взгляд в принципе, что всегда кажется, будто он размышляет как бы и кого на части разорвать. Пару секунд на заминку, ожидание, передышку, а после Чонгук обхватывает сильными пальцами чужой затылок. Чимин уже не скрывая того, жмурится, кажется, собираясь пальцами сломать настрадавшиеся края стола, который странно, что еще не рухнул под напором безжалостной борьбы. Омега ожидает следующего: альфа, держа его голову зафиксированной, второй рукой, как раз той, на пальцах которой красуются опасные когти, даст ему по лицу, раз и навсегда лишив возможности посмотреть на свое отражение. Но проходит пять секунд, десять, пятнадцать, он считает, а ничего не происходит. И вдруг слышится спокойный глубокий голос: — Так ты своего Владыку бережешь? Мне больно, к слову. Чимин медленно раскрывает глаза и смотрит удивленно на абсолютно спокойное лицо вождя, однако, немного выдохшегося после этой схватки. Омега лишь на миг дергает бровями, не понимая, что происходит. Еще сильно напряжен, но это состояние сходит, оставляя после себя дрожь во всем теле. Чонгук полностью меняется на глазах, протягивая руку к еще боящемуся омеге, проводит нежно пальцами по губам, очерчивая контур, переходит на мягкий подбородок, а после на линию челюсти, лаская кожу трепетностью. Чимин, не отрывая глаз, следит за чужим взглядом и сначала думает, что это такая ловушка, и когда он расслабится, его просто уничтожат, сделав из него еще и дурака. Но Чонгук заставляет отбросить эти мысли, когда, приблизившись к его уху, начинает, о Боже, рокотать. По-волчьи, тихо, но пуская приятную вибрацию по всему телу. Рокот этот довольный, какой-то заботливый, которым пользуются животные, пытаясь понравится самке. Пиздец. Чимин не знает, откуда ему известно это слово, но именно оно приходит на ум, осознавая, что его, кажется, пытается соблазнить волк! Причем вождь. Причем тот, кто собирался его сожрать и что пытался обойти всю свою жизнь омега. Вроде волки не умеют рокотать, но Чонгук ведь не просто волк, он оборотень, и кажется, этот альфа умеет придавать своей внешности части волчьей натуры, как это произошло с когтями. Но к черту все это, когда Чонгук стоит рядом, нависает над ним, рокочет на ушко, а за вторым поглаживает большим пальцем. Когда начинает медленно целовать по линии челюсти, уже давно убрав пугающие омегу когти. Хватит страха. Чонгук более не намерен его проверять. Достаточно было. Достаточно для того, что самому встать на колени. Альфа это и делает. Пускай это безумие, и Чимин ставит под сомнение свою осознанность, когда видит альфу, опускающегося перед ним на колени, целующего его собственные с трепетом. Омега медленно наклоняет голову набок, наблюдая за действиями великого вождя, а после в сердце будто что-то резко дергается, когда Чонгук приподнимает ногу омеги, и касается губами щиколотки, самой косточки, бросив при этом на омегу испепеляющий взгляд. И тут-то омега все-все понял. Понял эту борьбу, понял чужую грубость, коей смысл был – испытание на храбрость. И, кажется, Чимин его прошел? Ведь иначе, зачем сейчас Чонгук бы так трепетно его целовал? Еще с самого начала, если не брать в расчет дикий необузданный страх, Чимин проникся к этому сильному альфе неким трепетным чувством, которое не имело до этого возможности возрасти. А сейчас, смотря на вмиг покоренного альфу, Владыку, стоящего перед ним на коленях и целующего его маленькую ножку, Чимин чуть не захлебнулся накатившими на него чувствами, которые понять он был явно не в силах сейчас. Он протягивает руки к его лицу, наклонившись к нему, от чего-то решив, что имеет право на такую вольность, обхватывает его, прося: — Встаньте, мой господин, — явно взволнованно, будто то, что происходит, крайне некорректно по отношению к его положению. Чонгук накрывает его ладони своими, омега тянется к нему, а Чонгук отвечает тем же. Альфа целует в этот раз без того грубого натиска, целует медленно, но все равно требовательно. Теперь абсолютно не пугает, потому что ему это и не нужно вовсе. То была лишь игра с целью проверить, а он уже все проверил, и теперь хочется лишь беречь, ведь не зачем рушить то, что обрел. Чимин отвечает на поцелуй жадно, вдруг превратившись в сплошное желание, потому что чужая трепетность свела его с ума. Они сливаются в поцелуе, не спешат, хотя этого о Чимине сказать нельзя. Чонгук нависает над ним, омега лежит под альфой, позволив себе обнять того вокруг талии ногами. Сердце громыхает, а Чимин ощущает, как альфа его по столу размазывает, целует, целует, целует, никак не насытиться. Такой Чонгук Чимину до дрожи в теле нравится. Такому не страшно себя вверить. Омега всегда был сильным, это уже он доказать успел, но будучи всегда в страхе, что его жизнь в опасности, ощутить плечо могущественного человека было чем-то сродни благословления. Чимин приоткрыл трепетные губы, нахмурившись, когда альфа, и так долго тянув с этим, коснулся пальцами его сзади, продолжая буквально пожирать чужую шею поцелуями. Касаясь губами у уголка омежьих, он так просил его потерпеть. И да, сначала это было больно. Дискомфорт ощущался особо отчетливо, когда альфа разводил в нем пальцы и сгибал их, но все это ерунда неважная. Омега в его руках горел, а это единственное важное в мире. Когда у Чимина начало сбиваться дыхание, а нежные прикосновения альфы, который не торопил, понимая чужой страх нетронутости, вскружили голову до безумия, омега начал просто задыхаться. О Боже, его руки на себе ощущались крышесносно, а глаза, будучи цвета тьмы, сжигали дотла. Хотелось еще. — Владыка, — на выдохе, таком беззащитной, сжимая пальцами чужие плечи, на грани оставлять царапины, — Скорее… — Что мне сделать? — Кажется Чонгуку была по душе эта игра вопросов. Чимин метался под ним словно в лихорадке, ловил ртом воздух, а когда альфа попал пальцами по нужной цели, омега резко раскрыл глаза, сделав их просто огромными от шока, все еще сжимаясь от нового, но такого безумного чувства. Чимин потянулся к его лицу, обнимая руками вокруг шеи, и уже, кажется, не боялся быть смелее, прошептав: — Съешьте меня, — сразу прижимается к его губам. Чонгук отвечает с большей жадностью. Ему больше говорить не надо, он давит на чужие плечи, заставив омегу лечь спиной на стол. Чимину страшно, бесспорно, но омега позволяет Чонгуку делать, что угодно. Альфа прижимается к его животу поцелуями, спускаясь все ниже, вызывая в чужом теле просто огромное количество дрожи. И Чимин понимает, что назад дороги уже нет. Но ее он искать и не станет. Никогда этого не делал.