Дождливые дни печального мира

Ты так скоро изменился,

Буквально вчера был еще живым,

А теперь, с разумом простился,

Вместо тебя теперь - инстинкт.

***

Подросток смотрела в грязное окно дома. За ним виднелся пейзаж заброшенного городка: осень ложилась огненным покрывалом на еще живые и зеленые травы, похищала зеленый молодняк у деревьев, а также лила слезы по горю, ознаменовавшему начало новой эпохи. Девушка хмыкнула, поправляя свои наспех заправленные волосы. В ее руках маячил чей-то плюшевый медведь, весь в грязи, ободранный в районе уха, с отсутствующим глазом в виде черной пуговицы. Девочка молча смотрела на мишку, а тот на нее. Они молча говорили обо всем, будто не замечая барабанящего дождя на улице, словно они не здесь. А дождь это лишь второй фон. - Все таки, ты скучный собеседник. - Промолвила девушка. - Хотя... может, твоя прежняя хозяйка считала иначе. Впрочем, какая теперь разница... Вика отставила игрушку на кровать, переделав свой небрежный хвост, и пошла вниз. Там слышалось утробное рычание. Охотник. Спустившись, девушка увидела, как в углу, на корточках, сидел он. В грязной, откуда-то забранной толстовке, в спортивных штанах болотно-зеленого цвета, с повязками на руках и ногах, в капюшоне, крупный и сильный охотник. Он рычал, почти беззвучно, словно был погружен в свои мысли. Однако, когда пятнадцатилетняя Вика нарушила его покой, он встал на все две ноги, с трудом держась на них. Ибо привык ходить по другому. - Все еще не отпускает запах? - Спросила Вика, смотря на взволнованного зомби. Тот кивнул. Но его заинтересовало и другое. Грусть, что отпечаталась в серых глазах подростка, его дочери по совместительству. Он снова встал на четвереньки, и подошел к Вике, а позже - встал на две ноги, смотря пристально в ее глаза. Она молчала. Но он понял. Что-то не так.

Охотник

Что же скрывает твой взгляд? После той погони, где нас чуть не разорвали выжившие и зомби, ты еще неделю с ним ходила. Интересно, тебя тоже гнетет чувство вины? Эх, Вика... знала бы ты, как мне тяжело... но это лучше, чем быть овощем без разума. Все-таки, наверно, ты все еще ненавидишь себя за то, что не спасла Сашу и маму. Я не знаю. Но тот запах мертвечины... после всего, через что прошли мы - это невыносимо. Возможно, тебя это тоже гнетет. Напоминание о смерти... чего только стоит сейчас пройти, чтобы оно отстало от нас?

Вика

Папа... смотря на него, я не могу не реветь. Он, рискуя собой, спас меня. А теперь, когда за нами гонятся те проклятые люди из Саратова, чтобы взять моего отца, забрать его... я слишком много потеряла, чтобы отдать и его. Я не могу. Тем временем, сгорбленное существо, смотрело и смотрело на девушку, пристально, будто хотело получить ответ, но не могло даже спросить то, что играло на уме. Просто молча смотрело в глаза. Но без ярости, присущей обычным инфицированным, а с разумной обеспокоенностью, присущей людям. Взгляд Охотника, без разума, кипел жаждой крови и плоти, тогда как этот вовсе не был агрессивен без причины. Он словно пытался стать снова человеком. И Вика, его дочь, видела это. Именно поэтому, она не убила его после превращения. Разум не был убит. Привстав, зомби раскрыл свои руки для объятий. Девушка без всякого сопротивления утонула в них. Когти, служившие для того, чтобы рвать плоть, гладили по волосам, слегка царапали кожу, но не саднили ее. Нежно и аккуратно, Охотник успокаивал Вику. Та лишь всхлипывала, душила слезы. Что-то ее угнетало. Но его объятия уносили от этого угнетения прочь, в защищенное место, где существуют они, а зомби пропали. Охотник также ощущал это перенесение. Только... в свои воспоминания.

Воспоминание 1. За два месяца до начала эпидемии. И самое ее начало.

- Стас, просыпайся. - Нежным шепотом говорит жена, гладя по щеке, еще не пробудившегося мужа. - Встаю... какой сегодня день? - Спрашивает будущий Охотник. - Выходной. Но тебе уже пора просыпаться, а то все проспишь. - Хихикает она. - Не просплю. У меня для этого есть ты. - Ехидная улыбка едва проскользнула на лице Стаса. - Иди ты. - Не умолкает и уже смеется Лика. - Интересно, куда? - Снова улыбка на лице мужчины. - На кухню, куда ж еще. О, ее волосы, ее глаза... Охотник не мог забыть этого. И не мог забыть и Сашу, семилетнего своего сына, так похожего на него самого: тоже шатен, тоже зеленые глаза, курносый нос... и такой же оптимистичный, храбрый, но упрямый характер. Но его смерть слишком ужасна. Слишком скора его жизнь... Он умер у Стаса на руках. Укушенный мальчик бился в судорогах, вены вздулись и почернели... и вскоре мальчик стал трупом, без памяти и чувств. Он был мертв. Внутренности отца сдавило так, что казалось, что тот вот-вот умрет от боли, огня, съедающего изнутри. Из горла вырвался крик. Громкий, пронзительный. Это кричала его душа, обрамленная каймой рушащегося мира. Ничего нет страшнее для родителя, чем пережить своего ребенка... и теперь эти строчки звучали как никогда больно и ясно. Вика тоже плакала в тот день: она потеряла мать и брата. А потом, как ей казалось, отца. Того укусил обратившийся сын. И тот страх и мандраж девушка не забудет: как она рыдала и захлебывалась в слезах, просила не покидать ее. Все тогда выворачивалось наизнанку: мир, души, и даже целые мечты. Все катилось к черту. Стас помнил, как дочь, обняв его, плакала прямо на его худи. Помнил ее всхлипы от отчаянья. Ее крик "нет" вперемешку с оглушительными криками и взрывами на фоне рождавшегося кошмара.

Наш день

Темнело. На черном небе проступал белый, мертвенно бледный диск Луны. Звезд не было. Они, словно жизни, словно мечты о всеобщем благополучии, давно пропали. Только бледная луна. Только холодный ветер, что метался, будто одинокий путник, не нашедший своего пристанища. В воздухе царила смерть. Вонь от гниющих трупов на улице смешивалась с блевотой Толстяков, что ходили поблизости. Стояла тишь, прерываемая визгами зараженных, обреченных на одно лишь действие: поиск пищи, или того, кого можно убить. Это больше не люди. Это оболочки.