Самый страшный грех

      Юго громко хохочет, а Шинономе недовольно выбирается из горы цветов, тихо ругаясь под нос. Этот мальчишка порой невыносим! Он засыпал ее горой цветов! Буквально! Накрыл поляну, позвал, поужинал, а после, сказав, что у него есть сюрприз, поднялся и отошел, резко открыв портал, и на дракониху посыпалась уйма цветов! Но несмотря на возмущения, в глубине души Шинономе наслаждалась этим. Она не любила Юго, этого дракониха даже не скрывала. Но она любила ощущения, что он дарит, любила эти мгновения, когда она отвлекается от своего проклятия, испытывает эмоции, чувствует, живёт. Юго тоже был не глуп, и понимал, что их отношениях нет любви, это даже отношениями назвать сложно, поэтому он позволял себе забывать о том, что в любой момент может прийти к Шинономе на правах её спутника. Юный, дурной, желающий попробовать все и разом, быть везде и всюду, слишком быстрый, слишком безрассудный. Когда-то Шинономе была такой же. Сейчас ей этого сильно не хватает, поэтому она хватается за руку Юго, позволяет ему втянуть ее в водоворот событий и приключений, позволяет его смеху окутать старую дракониху, молодую телом и лицом, слишком древнюю натурой. Она позволяет ему шутить, улыбаться, творить полнейшие безрассудства, и все для того, чтобы испытать хоть что-то, кроме ее вечной тоски. Никто из перворожденных не знает об этом, и, вероятно, не узнает. Это был бы недопустимый позор и огромное количество проблем. Как объяснить всем, как объяснить брату, что она просто хочет испытать хоть что-то, а не быть вечной тенью себя прошлой? С Юго, впрочем, взять нечего. Совет держит его за идиота, который не имеет разума, не знает ответственности, не сможет сделать хоть что-то полезное для народа. И Шинономе, и Килби, они живут слишком долго для того, чтобы осуждать его, бранить, да искренне верить, что он лишь умалишённый гуляка. Она огромное количество раз были свидетелями его второй натуры, поэтому искренне наслаждается и берут всё от первой. Шинономе понимает, что совет это не остановит. Вскройся правда, то она бы не избежала позора и гонения. Мало того, что она вместе с братом, именно братом, ведь ныне совет едва ли считает друг друга родней, но ведь были времена, когда все было иначе, и Шинономе помнит эти времена, она сама растила Юго в его первой жизни, ставила его на ноги и учила писать, тогда как все остальные, за исключением Килби, отказались. И что теперь? Помня все это она продолжает обнимать его, целовать, позволяет себя отвлечь, жалея лишь об одном: что не сделала этого раньше. Вероятно, после стольких лет страданий она все же сошла с ума, ну и пусть, её поступки - безобидны, стремления - чисты, ну а средства - допустимы, ибо она так считает сама, ибо никто кроме брата не поймёт, что она творит, не посмотрит на это так, как нужно. И лишь Килби сможет понять, в каком она отчаянии, какое преступление совершила, на что решилась и посягнула, что посрамила. И это ее пугает. Она может выдержать всё, кроме разочарования в глазах брата, поэтому она молчит, хранит их тайну, и то же просит и от Юго, его, впрочем, и просить не было нужды. Она так же об этом знает. Он был первым, кому она доверила свои секреты, тогда, сидя на утёсе, молодая, напуганная, рыдающая, умоляющая богиню забрать этот дар, заранее зная, что ничего хорошего он ей не принесёт, Килби же тогда не понимал ее слёз, радовался, к своему нынешнему стыду, накричал на сестру и ушёл, оставив, но вдруг сзади раздался шелест травы, а к ней подошел самый младший из перворожденных - Юго, который молча протянул ей букет цветов, легко улыбаясь, гладя ее по руке. Она рассказала ему всё, зная, что пятилетний ребёнок едва ли ее понимает. Тогда он громко воскликнул, что ежели ей станет совсем плохо, то он с радостью ей поможет, даже спустя тысячелетия и сотни жизней. После она попросила его молчать. И никто, даже Килби, даже богиня не помнят, не знают этого, но Юго, несмотря на течение времени, сдержал своё обещание, помог ей, согласившись без лишних вопросов, но она не слепая и видит, что брат противиться, пытается увернуться, отстраниться, нутром чуя, что так нельзя, что это неправильно. От того ее поступок становится лишь хуже, но мук совести нет, давно пропали, как и сама совесть.       Когда начинается война, когда мехазмы жестоко рвут их народ, Юго под покровом ночи приходит к ней. Она знает, что это сделал Килби, знает, но молчит. Не осуждая, лишь поддерживая. Между кровопролитием незнакомцев и осквернением собственной семьи она, пожалуй, хочет выбрать первое, прекрасно зная, что уже отведала и второе. Юго выглядит суровым, блеск в его глазах пропал. Шинономе с трепетом узнает его второй лик. Война. Воин, готовый пасть, товарищ, что отдаст жизнь, защитник, что будет биться до последнего. Такой Юго ей не интересен. Он наводит лишь большую тоску, поэтому Шинономе даже не оборачивается, лишь слушая, пока Юго подходит все ближе, прежде чем застыть прямо у нее за спиной.       — Это было отвратительно, но я исполнил свое обещание, — всё, что он говорит, прежде чем раствориться в портале, и тут то у Шинономе перехватывает дыхание, а сама она впивается когтями в стол, видя перед глазами не незнакомца, с ликом ее брата, а того маленького мальчика, который никогда не смотрел на нее с осуждением, лишь с любовью и нежностью, но теперь и его образ был извращён ей же, теперь она сама развратила, пошла на страшный грех, сделав то, что на следовало, принудив к тому, чего делать и думать о чём вовсе не стоило, но теперь нечего поделать, и все что она может - жить с чувством вины дальше, коротая свою вечность, ну или нет.       Следующим вечером приходит печальное известие. Шинономе умерла от рук мехазмов. Килби чувствует, что что-то здесь не так, но сестра молчит, не отвечая, а их багряный дофус горит особенно ярко, словно кожа от стыда.       Шинономе наблюдает, как ее брат уничтожает остатки их народа, толпу невинных детей. Но больше всего ее внимание привлекает один конкретный ребёнок. Юго. Открытых и добрый малыш, честный, невинный, не знавший ныне их народа, разборок и разногласий, и вновь он страдает из-за нее и её брата, вновь он страдает из-за обитателей багряного дофуса, словно это нелепая традиция, пророчество, которому суждено сбыться. Ранее Килби не желал трогать членов семьи, даже если они его таковым уже не считали. Но теперь он хочет уничтожить всех до единого. Дети, Фаэрис, Адамай, Грагал, Юго. У него нет границ, нет понимания дозволенного. Она, впрочем, не далеко ушла. Но Шинономе мучается, всегда будет, стыд ныне заменил апатию, теперь он ее извечный спутник, и она делает всё, чтобы его прогнать. Пытается как может. Она мешает Килби, не даёт ему убить детей, не даёт ему убить Юго. В глубине души дракониха надеется, что стыд, который она испытывает, притупится, уйдёт, но это не так, и она знала это с самого начала. Она наблюдает за этим ребёнком, за его испуганными глазами, и с болью обнаруживает, что в них нет ненависти, ни для Килби, ни для нее. Зря.