С днём рождения, Динечка.

Не тянула ты рук своих, Находила отдушину в глазах чужих. И даже родные слова Не спасали тебя. Всё лгала, и молчала, А правдой лишь иногда запивала. Цветы дарила мне только ты, Так и не угадав, любимые мои. ***  – Похудела, но улыбка ни чуть не изменилась, – шепчет Света, продолжая гладить большим пальцем по нежной коже лица. Как же давно она хотела снова так сделать: просто наслаждаться родным личиком, смотря в любимые глаза.  – Я так рада тебя видеть, – выпаливает Арбенина, не думая. Ей кажется, что она снова влюблённая девчонка, двадцатилетняя и амбициозная, резкая, холодная, заливающая в себя литры алкоголя почти ежедневно. Но ведь прямо сейчас, перед ней любимая Света, не та, с который она познакомилась в 93, а совершенно другая, но всё такая же полная её противоположность. Спокойная, мудрая, рассудительная и улыбчивая. Ей 45. А Диане меньше, намного меньше, по крайней мере, так кажется.  – И я скучала, Динь, и безумно рада. По твоим колючкам скучала, по очкам. Ты специально их надела, для меня? – интересуется Света, зная ответ. Больше всего она любила Дину с гаррипоттерскими очками и каре. Волосы не успели отрасти, а давний атрибут отыскать удалось. Почти точь-в-точь как тридцать лет назад. Арбениной хочется оспорить, сказать, что и не для Светы вовсе, но врать будет ужасно неправильно по отношению к её любимой, особенно сейчас. Конечно, она надела эти очки для неё, только для Светы. Почему-то, Дине становится плохо, неловко и стыдно одновременно. Она так часто могла приврать, так часто ставила гордость выше, но расплывалась в лужицу каждый раз, когда смотрела в глаза еë родной и дорогой Светы. Вот и сейчас, хотела наврать, дабы показать, что и не скучала она особо, и вообще всё у неё замечательно. Конечно, нет. Дина кивает, и дабы унять дрожь в руках сжимает их в кулаки. Её напряжение всё растёт, а Сурганова будто не волнуется вовсе. Они родные, самые близкие, но Дина чувствует себя не в своей тарелке. Её не должно быть тут. Где-нибудь, только не здесь. То, что было меж ними тогда, года назад – сохранилось, прямо сейчас это осознание больно бьёт в грудь. Они обе опоздали со своими выводами.  Новый салют чувств хочет взорваться как раньше, в сердцах их обеих. Но одного главного слагаемого не хватает, как зажигалки – Динки нет, есть только «Диана Арбенина». Кто эта такая? Непонятно. Света в ответ лишь смеётся и заключает её лицо в ладони. Твёрдые и крепкие пальцы до невозможности нежны, как раньше гладят щеки, касаются носа, губ. Она как будто хочет понять, та ли эта Динька, которую Света сохранила в памяти. Они обе не могут дать однозначный ответ. – Свет, – тихо зовет она, перестав сдерживать слезы. Соленые капли бегут вниз по щекам, не собираясь останавливаться. Указательные пальцы заботливо вытирают капельки, и заглядывают в глаза снова. – А ты меня с собой заберешь? – наконец спрашивает Динка. Её слезы льются градом, и это больше напоминает настоящий ливень для щек.  Глубокая печаль полно заполняет Светины глаза, и уже готова расплескаться. Не хочется говорить правду, не хочется рассказывать, не хочется произносить: "Динечка, я.." Я не могу? Я не имею право? Мне страшно, и я не могу тебя забрать? Всё сразу. Улыбка кажется ещё печальнее, тускнет, и вовсе не Светина. – Куда же мне тебя забирать, родная? Ты здесь нужна, всем, – жалкие попытки утешить, совсем не помогают. – К себе забирать. Пожалуйста, не оставляй меня больше, – Дину бьёт дрожь, и явно выигрывает. – Тебе рано, Динь. У тебя вон сколько не написанных песен, сколько стихов, альбомы, а людей сколько рядом? Друзья, знаменитости, – начинает перечислять Сурганова, – вот напишешь всё, и заберу. Совершенно холодные, как погода в родном городе Дины, руки обвивают талию. Арбениной кажется, что она абсолютно голая, нагая стоит прямо здесь и светит чем попало. Никогда от её Светки не было такого холода. – Помнишь что я сказала на нашем последнем концерте? Что бы ты обязательно жила, писала и любила, а я всегда буду где-то рядом, – хватка становится крепче. Прощаться всегда было трудно. Они всегда прощались болезненно. Особенно тогда, в 2002 году, за бутылкой. Люди говорят, что встреча пролетела быстро, всё обговорили, обнялись, попрощались. Никто из всего мира не знал, кроме них, как было на самом деле. Что одной бутылкой не обошлось, что объятия были до хруста костей, что кто-то смотрел на такие желанные губы, но не мог поцеловать. Что больно было. Всë это – не они. Говорят не в своей привычной манере, смотрят не так, обнимаются по-иному. Не здесь должна быть Дина, не тут место Светы. Одна должна быть со всеми, а другая уже не может. – Я тебя люблю. – Я знаю. С днём рождения, Динечка.