Вопросы чувственности

— Что это? Входить без стука — невежливо, Натали знала. Тем более их отношения с графом находились в довольно… странной фазе. Ему, прожившему тысячу лет, было трудно принять собственную смерть, тем более от её рук губ. Ей отпустить свои обиды на мелкий шрифт в конце договора и слишком страстные чувства — ничуть не легче. Им обоим было нужно время. Неловкость в их общении можно было резать ножом, и не хотела бы Натали разрубить тонкую нить их взаимопонимания. Но что было делать со страстью, которая куда сильнее всяких мелочных обид, и которая подчиняла существо вечно молодой женщины днём и властвовала над её телом ночью. Что было делать с любовью, которой всё равно на раны души, которая хотела вновь — кожа к коже, душа к душе, звезды в глазах, цветы в волосах и одно на двоих дыхание. Эти чувства разрывали душу на части, становясь снами, где они были счастливы. После них графиня просыпалась в слезах. С каждым днём всё труднее дышать, с каждым днём всё сильнее бьёт чужое молчание. Им нужно было поговорить. Ей нужно было с ним поговорить. Чтобы понять, что это не навсегда, что время — в е ч н о с т ь — в силах залечить эти раны. Что когда-нибудь улыбка воспылает на её губах звездой, что когда-нибудь льдины боли уйдут из его глаз. Что для них ещё возможно счастье. … Входить без стука невежливо, да и подглядывать тоже не хорошо, но то, что предстало перед лицом графини, слишком будоражит. Золотистый столб пыли, в котором, словно овощи в бульоне, плавали серебряные рыбки и красные лягушки, бултыхались разноцветные светлячки, камнем на дно падали чернильные разводы. Иногда кто-то вдруг лопался, растекаясь радужным пятном, поднимаясь к вершинам мироздания. Сен-Жермен сидел перед этим на коленях. В его глазах всё отражалось искажённой, чёрной версией. Кажется приход Натали посреди ночи его не тронул, не удивил. Возможно разум мужчины вообще был где-то в другом мире, среди болов и хрустящих юбок, среди полей и чистых небес. Среди живых, среди счастливых. Среди тех, у кого ещё есть… — Время, — хоть присутствие женщины он никак не комментирует, на вопрос всё же отвечает, — время, что течёт в мире живых. Первородных хаос, мерило всех грехов и добродетелей, главная ценность человека. Нектар жизнь. То, чего у нас с вами уже нет. — Или, если посмотреть с другой стороны, то, чего у нас теперь целая Бездна, — холодно — зачаровано обронила графиня. — Пуст или полон? — прошептал граф куда-то в пустоту. — Что? — удивилась женщина, успевшая сесть рядом с мужчиной. — Ничего. Не обращайте внимание, Натали. Так они и сидели в девственной тишине, словно грешники, преклонившие колени перед образом Бога. Взявшись за руки где-то между падением песчинок, чтобы никто не смог узнать, когда это произошло. — Зачем вы приходили? — возможно прошла секунда или пару веков, какая им разница. Натали, кажется, потерялась межну золотой крошкой и цепкой памятью, потому посмотрела на графа изумленно. А потом улыбнулась самой светлой своей улыбкой и тихо произнесла. — Не поверите, хотела спросить. Нам нужно время? В ответном взгляде чёрные светлячки медленно собирали песчинки. В ответном взгляде в муках умирали Великие Империи. В ответном взгляде распускались лилии. В ответном взгляде была вечность. — Но, кажется, я уже поняла, — бледная тень улыбки скользнула по женскому лицу, когда большой палец осторожно погладил её ладонь. Нужно. Время нужно всем: и живым и мёртвым. Чтобы творить чудеса и сращивать раны, чтобы семена вырастали в могучие деревья, а дети обращались старикам. Чтобы робкое прикосновение рук когда-то снова стало горечью поцелуев и блаженством слияния. А пока хватит надежды. И золота обещания, что отпечаталось под ресницами.