Уговор дороже денег.

Звенящая тишина натянутой струной отражается в сознании, впитывает в себя млеющую полутьму комнатного помещения, и дышится тяжело. Раз через раз. Всё внимание сомкнулось на пальцах напротив, сжимающих последнюю партию карт. Веритас знает, что уже проиграл. Знает, что кон последний. Что выигранный у Авантюрина, второй, после первого проигрыша - был лишь сладкой западнёй. Как можно было поверить в выигрыш.. у Авантюрина? Но Рацио купился. Эта фатальная ошибка сейчас стоит того, что именно у плута на руках флеш рояль, не у Веритаса. Последний готов поклясться - видит, осязает всем существом, как в омутах глаз напротив - пляшут черти. Где-то под кромкой сердечных мук, Рацио жаждет их видеть. Жаждет продолжения, но под привычной сдержанностью жмёт плечами, пока до ушей доходит довольный смешок и перетянутая за глаза, томящаяся по нарастающей, все три раунда, радость, срывающаяся с губ Авантюрина. «Ты проиграл, Док» - Стены непривычно давят. «Проиграл.» - Голос Веритаса даже не вздрагивает, когда он подтверждает сей факт, повторяет, будто признаётся в том, на всеобщее обозрение, хотя на один квадратный метр, их в комнате - всего двое. Рацио лёгким движением сгребает все сброшенные карты вместе. В глаза не смотрит. Перебирает, тянет время. Всё по мастям раскладывает, и только собрав, сейчас уже бесполезный пластик, в колоду, сдвигает её в сторону. Аккуратно поднимает взгляд на него. О, Эоны. На него. Что-то заставлят Рацио напрячься, но, что? Расслабленный вид. Привычный сладострастный ухмыл, в сопровождении с оценивающим взглядом, сейчас, через край цепким, притёртым, таким, от которого можно ёжиться в сорокоградусную жару. Оно? Да, и нет. Что действительно волнует - Авантюрин спокойный. Безобразие. Это «Ночь на чёрном море», Айвазовского, но ещё не «Девятый вал», не «Гибель помпеи», пока ещё «Лунная ночь в Босфоре», но только пока. И Рацио мурашит.  «Уговор - есть уговор, ты знаешь моё отношение к сделкам.» - Звучит язвительно, насмешливо, и только глаза Авантюрина - мутные, такие, что любят - блестят непонятной нежностью. «Не отказываюсь.» - Бросает Веритас, как на ветер. Сидит на месте, не двигается, серьёзен, и Авантюрин тем забавляется. Нравится эта гранитная маска, на которую порой стоит ему вздохнуть и та сыпется на глазах, с трудом, но тем приторнее сладость. «Знаю» - Авантюрин хмыкает, поднимается. Секунда здесь, вторая - он в другом конце комнаты. Третья, пятая, и на шестой - ладонь хлопает по спинке стула, поставленному в центр комнаты. Звучит лаконичное: «Сядь». Рацио поддаётся расслабленно, если бы не, только на половину прикрытый, своей же рубашкой, зад Авантюрина, Веритас расслабился бы лучше. Он садится, последовательно ощущает на себе тяжесть чужих бёдер. Опасная, вязкая близость, та, от которой сводит желудок. Рацио с придыханием невнятно ворчит, его челюсть обхватывают пальцами, сжимают, вздёргивают, заставляют смотреть в глаза - пьяные, без грамма алкоголя в организме, - «Сидеть смирно..» - перебивая, Веритас кивает, в связи с чем, в сею же секунду, улавливает лёгкую боль от смакующего укуса, катящуюся по скуле вверх, и в одну ноту повышенный, на деле мягкий, укор, - «..ты не умеешь.» - теперь заканчивает фразу Авантюрин. Ведёт рукой по оголенной шее Веритаса, с затылка к кадыку - большим пальцем давит, чувствует под ним движение, от чего Рацио почти давится слюной, укладывает потные ладони на бёдра Рина, аккуратно перемещает их к спине, под поясницу. Но и тут - сразу же шипит от едкого укуса подаренного чувствительной коже возле кадыка. Рацио знает. Помнит уговор: «Не трогать, слушать, сидеть смирно». Сейчас уже не имеет значения, на что спорил Веритас, но пожалеть о согласии на пункт: «Без рук», он успел. Пока Рацио об этом решает задуматься, с него смещают рубашку, обнажают широкие плечи, от вида которых, с губ слетает восхищенный вздох. Авантюрин видел это тело не раз, но зрелище вновь, и вновь, заставляет теряться в скомканных мыслях, уговаривать пульс вернуться в прежнее состояние. С бёдер Рацио сползают, отмечая в уме задетый, ощутимый стояк. Каков подлец, завёлся ещё во время партии. Веритасу остаётся уставиться в стену. Из-за тусклого света в комнате, он щурит глаза, всматривается в репродукцию - Жак Луи Давид «Гектор».. навевают воспоминания, - как выбирали композицию, подвешивали. Долго спорили, ровно, иль не столь. Из дум Рацио вытягивают, да так, что последний сдавленно выпускает из лёгких воздух. Его рубашка, скольжение которой, по торсу, спине, он мимолётно ощущал в эти недолгие минуты задумчивости, сейчас с тугой болью связывала руки у спинки стула. Этот надлом лопаток, Веритас и ощутил в первую очередь, недовольно буркнул, прикрыл веки. Из глаз, кажется, почти ощутимо летели искры и Авантюрин понимал недовольство. Рацио, ненавидел мятые рубашки, выглаживал их лихорадочно, слишком хорошо. «О, обещаю, я выглажу.» - Выпалил Авантюрин со смешком. Саркастической притиркой ответили сразу, - «Если ты, когда-нибудь, улучшишь свой отвратительный навык глаженья, нобелевскую премию буду вручать лично..» - однако, надо сказать, мятая рубашка не волновала Рацио, да и дальше ворчать попросту не дают. Руками ведут по уже напряженным плечам, ощущая на себе удовлетворительное тепло, стремительно разливающееся к паху, от филигранной картины перед глазами. Авантюрин хватает за загривок, тянет, скользит пальцами по затылку, путается в шелковистых прядях, улавливает запах его шампуня, заставляет Веритаса выгнуться и таращиться излюбленными Авантюрином, глазами, в потолок, с тлеющими выдохами на устах. Повисает тишина, помещение сужается до невыносимо скромных размеров, словно метр на метр, чувства обострены и кажется, воздух грозится закончиться, любые вдохи, выдохи, сдавливают лёгкие, приятно покалывает подушечки пальцев.  Авантюрин перегибается, щекотит шею Рацио прядками своих волос. Охватывает челюсть ладонями по обе стороны, придерживает и кусает. Мажет губами, прикусывает чувствительную точку за ухом, лижет, плавит выдержку, улавливает едва слышимые вздохи. Из под ресниц смотрит на прикрытые и подрагивающие веки Веритаса, приоткрытые, иссохшие губы. Авантюрин жмётся, пальцами бежит по виску, тянет за волосы, языком скользит по губам Рацио, каждой трещинке, там же ловит слабый стон - первый, сигнализирующий о медленном, но явном поднятии белого флага. Авантюрин кусает его губы смачно, долго тянет, пока не отпускает. Язык нагло трётся о нижнюю десну. Его принимают, со слабостью и шумом в висках. Голова кружится. Авантюрин чувствует, как кадык под пальцами дёргается, ощущает напряжение в челюсти Рацио, и тому доволен, словно кот, лакомой миске молока. У Веритаса перед глазами рассыпается фейерверк, он не смотрит, жмурится, дышит сбито, иногда не дышит вовсе, чувствуя кончик языка во рту, на дёснах, по венам катится электрический ток. Рацио мыкает и поддаётся вперёд, ему нужен поцелуй и он его получает. Чувствует руки Авантюрина, словно бы везде и сразу, от того затылок обдаёт жаром пуще. Рацио наконец целует, правда скорее, целуют его, связка на руках не даёт свободы. Зато Авантюрин всё смакует так, будто бы готовится вкусить его целиком, размашисто, жарко. Целует глубоко, проникает в полость, ведёт по ровному ряду зубов, сцепляется с языком в буйной пляске, позавидует любой ансамбль. Скорее хардкор, чем нежность. Веритас совсем скатывается, ноги передёргивает. Руки, плечи саднит и от туго затянутой рубашки и от жёсткой спинки под собой, шея упирается прямо о спинку. Рацио съезжает пониже, слабость в ногах ощущается слишком явно - витиеватые узоры жаркими вспышками бутонов, тянутся по всему телу электрошоком. Сознание плывёт. Потно, уже мокро. Мокро везде: шея в покусах, слюнях, губы измазаны тем же, пряди взмокли, лоб в испарине. По груди, Веритас чувствует, как скатываются крупные капли пота, убегая, как бы не попасться кому на глаза, впитываются в резинку свободных домашних штанов.  Рацио вздрагивает, хочет приподняться, усесться удобнее, но залитые туманной пеленой возбуждения глаза напротив, красноречивее всего сказали ему «Сидеть». Припухшие губы оставили в покое, сгладили мокрые волосы и прошлись вскользь по всем цветущим укусам, царапнули зубами ключицу с придыханием. Ущипнув Веритаса под бок, Авантюрин теперь обошёл стул и остановился у ног распаленного тела, - «Раздвинь..» - послышалось хриплое, рваное. Послушали сразу. Становясь между, Авантюрин рукой упёрся о спинку стула, склонился, да так, что его рубашка стала вязко липнуть к голому телу, кожей он ощущал всё до гроша: сердцебиение, вставшие соски возлюбленного, каждый подступивший к его гортани вздох. Ладонь Авантюрина размашисто скользнула по телу, зацепила сосок, глаза не отрывались от глаз Веритаса, последний - вновь жмурится, затаивает дыхание, и тогда, сосок перекручивают, получая желаемый томный выдох, уголки губ Авантюрина, ползут вверх. Не спуская руки со спинки, он чувствует, как его запястья касаются взъерошенные волосы Дока, Рин удобнее хватается пальцами за спинку до побелевших костяшек, языком обводит ареолу, ласкает грудь, то мягко, то совершенно напротив. От ласк, тело Рацио подпрыгивает, комната заполнена непонятным шорохом, тазом Авантюрин ощущает стояк Веритаса, успокаивает с привкусом усмешки на губах - «Шш.. спокойно, помнишь?» «Спокойно?» - Рацио хмурит брови. Если бы. Доктор до боли прикусывает губу, жуёт. Слишком мучительно, Авантюрина крайне много и через чур хорошо.. эти пальцы никогда не подводили. Они и сейчас - ловко тянутся под резинку белья, довольный смех Авантюрина рассыпается мурашками по телу Веритаса, Рацио ощущает, как к мокрому пятну белья прижимаются пальцами, потом к головке, сквозь ткань, и тут только шипеть, скрежетать зубами.   Очнуться Доктор не успевает: белья нет, штанов в первую очередь, только новый жар, и без того, раскалившийся вокруг них до предела, касается плоти, та, свободная от осточертелого белья, раз стучится об пах. Рацио ведёт затёкшими плечами, смотрит стеклянно, в такие же глаза напротив, и ловя ярый блеск, закидывает голову назад, обречённо выстанывая неясную мольбу, чёрт знает кому и чему, но о ком, известно точно. Ноги поджимаются к самым ножкам стула. Авантюрин успокаивающе целует в ключицу, лижет яремную впадину, пальцы с чем-то прохладным и обильным касаются члена. Мажут растянуто, развязно, задевают уздечку до надрывистого шумного вдоха и новой конвульсии со стороны Доктора.  Авантюрин расплывается в улыбке. Глазами сжирая драгоценность перед собой, терпеливо ведёт, размазывает смазку вместе с тем, что успело выделиться, плавно и не спеша, хотя очень хочется несдержанно, пылко. Авантюрин горит желанием, горит сердечно перед Рацио, горит им полностью и для него, от того, каков Док сейчас - поддатлив, балансирующий на грани лезвия, от того, как вверяется, как реагирует и желает не менее Рина. От сей хлеба и зрелищ, рубашка Авантюрина уж насквозь промокла, очертания торса явно проглядываются, Авантюрин знает то, видел куда, смотрит Рацио, как краснеет его шея, значит.. рубашку не снимет. Значит сейчас, усадившись на колени, пальцы один за другим проталкиваются в плотное кольцо мышц с хлюпом и гортанным стоном сверху. Свободная рука удерживает дрожащее колено Веритаса, Рацио задыхается от хлещущих по всем нервным окончаниям волн, по сердечным сосудам, куда смог проникнуть, как иглой, Авантюрин - пробегает дрожь. Веритас инстинктивно хочет сдвинуть колени, не может, в ногах он - смерть его и жизнь, порок, благодетель, ангел и сущий ад его, не даёт. Не даёт, вбирает головку истекающего члена в рот, языком надавливает, ласкает. Пальцы гладят изнутри - без остановки, обходят чувствительную точку и возвращаются к ней, задевая случайно, или с жарким намерением. Авантюрин чувствует, как стан перед ним - вибрирует, как стул поскрипывает под тяжестью тела и его нервозными конвульсиями. Рацио теряется в ощущениях, всего слишком, слишком изласкали, отвратительные животные утехи, отвратительно приятные. Хочется кончить. Вязкий комок нервов затянут в паху тугим узлом, и своими действиями Авантюрин шатко и оскорбительно умело будоражит это скопление. Веритас приоткрывает тяжёлые веки, сверлит Авантюрина взглядом, сквозь зубы стонет, запрокидывает голову назад, царапая шею о спинку. Авантюрин на корточках, вновь вбирает член по основание, пропихивает параллельно пальцы - грубо, глубоко, подушечками стимулирует простату, Веритас расплывается, цедит опошляюще удовлетворённо, - «Эоны.. блядь..» - Тихо, сдавленно. Авантюрин подхватывает ласково, дразняще, - «Не помогут». Как же тлеюще, по самому сердцу, знать, лицезреть, что кто-то столь рациональный, полагающийся сам на себя, сейчас взмаливается к Эонам из-за твоих проделок, да каких. Авантюрина всё то подстёгивает. Чувствуя натянутую напряжённость в теле Рацио, Рин давит на простату слабее. Губы оставляют половой орган, вместо этого кусают, сжимают зубами мраморные бёдра поочередно, оставляют за собой багровые следы, кровоподтёки, кое где засосы, что растекаются под губами сразу, по бледной коже, подобно акварельным чернилам на холсте. Рацио трётся - старается, пыхтит, грудь вздымается, он едва слышимо произносит на выдохе, - «Пожалуйс..», но получает только резкое, - «Нет». В глазах темнеет, Веритас смотрит сверху вниз, давится стоном, разочарован, истекает потребностью, но получает только больше мук, слишком плотоядных, дабы вынести. Авантюрин с хлюпом вытаскивает пальцы, ими же ведёт по яйцам - давит. Мягко, ласково, но настойчиво. Язык вновь теребит головку, лижет плоть и кусает, не до боли, но вполне ощутимо. До ушей доносится яркий всхлип, слишком громкий. Авантюрин продолжает: заглатывает полностью, трётся нёбом по всей длине, давится, головка упирается по горло и здесь, ощущая под собой дрожание клинового листа.. вновь отпускает, не позволяет дойти до пика. Щиплет, оставляет ощутимый шлепок на бедре, красный след ладони вырисовывается клеймом, от чего слышится повторный всхлип, Авантюрин поднимает глаза, щурится, видит промокшие насквозь пряди волос, они беспорядочно свисают на лицо Веритаса, щёки его горят, пресс покрыт каплями пота, руки напряжены и стягивают рубашку до такой степени, что никакая глажка ей не поможет, но.. глаза.. Авантюрин загорается. Веритас.. плачет. Сначала этот поворот пугает Авантюрина, однако по пунцовым щекам Рацио ясно - от удовольствия. К лицу последнего поднимаются, убирают с глаз волосы, Рина начинает и самого слабо потряхивать. Веритас смотрит томно, смотрит куда-то вскользь, сквозь Авантюрина, перед его глазами вспыхивает палитра красок о существовании которой не знают и самые искусные художники, не Сальвадор Дали, не Винсент и даже не ван Гог. По щекам сползают крупные капли слёз. Солёные. Авантюрин знает, ибо слизывает их. Лицо под языком горячее, подрагивает каждая мышца, буквально всё, и Авантюрин срывается, глубоко впивается, солёность на кончике языка смешивается со слюной Рацио. Последний кусается, в кровь, кажется не соображает, Авантюрин слишком распаленный, дабы соображать, тоже теряет голову, в какой-то момент, уже размазав по устам горячий поцелуй, кровь и слюни, слышит: «Пожалуйста.. Авантюрин.» - Звучит уже грубо, с потребностью, с угрозой. Реальной угрозой того, что если не сейчас - поплатится. Авантюрин, с почти слышимым дребезжанием сердца - на сей раз, выполняет просьбу. Тащится по телу вниз тягуче, впивается пальцами под рёбра, царапает, и как только добирается до заветного, заглатывает по основание. Темп набирает скорый, вязкость во рту подпирает, а протиснуться внутрь - теперь не составило труда, приняли с подступающим удовольствием. Ощущение горящего нутра, сжимающегося вокруг изящной длины пальцев, ещё больше разжигает огня в разбежавшемся пожарище. Авантюрин дрожит, сидя на корточках то ощущается ещё более явно, словно простоять в планке час. Рин впивается рукой в торс Доктора до боли, причмокивает губами, сверху слышит практически скулёж, чувствует, как их обоих прошибает конвульсией. Рот заполняется тёплой влажностью, что перетекает с губ, крупные капли падают на пол, всё остальное слизывают по щеньячьи, сглатывают и даже чавкают, трутся лбом о внутреннюю часть бедра, жмурятся, ощущая характерную вязкость между своих ног. Авантюрин кончил тоже. Рацио выдыхает, вздыхает, отдышаться не выходит, он ногами обвивает спину Авантюрина, тянет ближе, мычит, - «Это были не слёзы» - Запаздало оправдывается и ловит хриплое: «Для пущей твоей уверенности хочешь повторить, Док?..», - Рацио уверен, Авантюрин наверняка ответил с самодовльным оскалом, ведь в бедро сразу же укусили, Веритасу нравится обвивать его ногами, оба сейчас отходят, оба сейчас затеряны в буре. Доктор замолкает, прикрывает глаза и мир вокруг расплывается окончательно, спорить нет сил, особенно когда редкостно и нагло соврал, причём абсолютно неубедительно, Веритас прекрасно понимал своё положение, однако, надо сказать.. флеш рояль сорвали оба.