Песни осеннего плеса

«Оставляя прочь все мои несерьёзные — я же надеюсь то было понятно: это шутки — угрозы, что по случаю неявки на мою свадьбу я отхлестаю вас своим новоиспечённым кнутом, подаренным моим женихом в честь помолвки, я не могу перестать беспокоиться о вашей пропаже. Во мне нет слепой веры в ваш клан, и я его презираю столько, сколько себя помню, потому и теории о ваших похождениях у меня в голове не самые радужные. Я…»

— Корреспонденция между Хань Туньчоу и Юй Цзыюань, полученная Лань Цижэнем.

***

      — До меня дошло письмо от главы Вэнь. Его младшая дочь, Вэнь Гуанин, пропала.       Ханши Лань Люцина выглядело непривычно мрачно. Были ли тому причиной зашторенные окна, или настроения обоих юнош — Лань Цижэня, сгорбившегося над письменным столиком, занятый документами с утра, и его брата, рассеянно перебирающего струны гуцина — сложно было сказать наверняка. Так или иначе, попытка прервать тишину звучала не легче, чем если бы грянул гром.       — И почему мне должно быть не всё равно? — Сухо поинтересовался Лань Цижэнь, нечаянно задевая локтём остывшую чашку чая; благо та лишь покачнулась, а не пролилась на отчёты. — Пропала и пропала. На одного члена ублюдской семьи меньше. Прелесть.       Лань Люцин поморщился от таких вульгарных выражений, но в кое-то веки решил воздержаться от причитаний. Оказывается, тебе прощали многое, когда ты по кому-то скорбел.       — Я нахожу это странным, — продолжил он. — Сначала наш клан покидает Хань Туньчоу, а через некоторое время пропадает и юная госпожа Вэнь. Мне не верится в совпадения.       Стоило имени возлюбленного разнестись по комнате, как Лань Цижэнь напрягся пуще прежнего.       Месяц. Ровно месяц назад Хань Туньчоу убежал, оставив за собой совсем ничего — ни следа, ни прощальной записки. Заражённый невесть чем, ослабленный многочисленными ранениями, он просто… Ушёл.       Куда? Зачем? Что замышлял? Как вообще нашёл в себе силы на такой поступок?       Лань Цижэнь не знал. Не находились ни ответы, ни сам пропавший — и он, кажется, сходил от этого с ума.       Он отправлял десятки адептов на его поиски, пока сам проводил дни и ночи выискивая способ спасти Хань Туньчоу от неизвестной болезни, поселившейся в его ядре. Отчаянно надеялся, что найдутся оба.       Смиряться с тем, что оба были безнадёжно потерянными не хотелось.       — А знаешь, что я нахожу странным? Твой брак, — ядовито выплеснул давно накопившееся недовольство Лань Цижэнь, раздражённо откидывая каллиграфическую кисть в сторону.       Ведь как если бы проблем ему не хватало, Лань Люцин решил внезапно пренебречь своим титулом ходящего идеала, и наломать дров на тридцать поколений вперёд! Спасти девушку, за которой наблюдал со стороны годами от смертельной казни! Девушку, которая внезапно оказалась осуждённой, потому что убила старейшину!       Чем больше абсурдностей наваливалось на заклинательский мир, тем больше Лань Цижэнь начинал верить, что клан их придерживался мира только благодаря присутствию Хань Туньчоу. Что покинув их, клан заполнился хаосом, и Лань Цижэнь отныне должен был учиться им овладевать.       — Лань Цижэнь!       — Лань Люцин! — Передразнил он, поворачиваясь к нему лицом. — Неделю назад ты убеждал меня, что Хань Туньчоу пора перестать искать, потому что тот, скорее всего, уже наложил на себя руки. А что теперь? Теперь ты думаешь, что он выкрал младшую Вэнь?!       «Хань Туньчоу как умирающий питомец,» — сказал ему брат в попытке успокоить. «Убежал, чтобы умереть в спокойствии. Не тревожить хозяинов.»       Он тогда едва не набросился на брата с голыми руками. Все эти метафоры с животными да хозяинами… Как было можно?! Хань Туньчоу не был слугой! Не был!       И он уж точно не стал бы убивать себя.       Он… Он не мог.       — Верно. Но я недооценил ранее возможность того, что человек, знающий, что время его подошло к концу, способен на рискованные поступки, — выдохнув, объяснился Лань Люцин, временно прекращая музицирование. — Месть — не самое достойное занятие, но Хани умерли незаслуженно, и он, вероятно, мог бы пойти на такие крайности в сложившейся ситуации.       Хани умерли незаслуженно, и то был факт.       Однако как смел брат его так спокойно размышлять обо всём произошедшем, он попросту не понимал. Словно Хани не провели с ними всю жизнь, словно он не таскался под руку с ещё маленькой Хань Цзуньюн, словно Хань Туньчоу не был лучшим учеником клана, помогающим ему по любому зову, словно—       — Он не стал бы вмешивать неповинных людей, если бы решился мстить, — холодно отрезал Лань Цижэнь, прикрывая глаза. — В особенности, женщин и детей.       Да и откуда бы он нашёл силы на такие проступки? Если и впервые дни после заражения он чувствовал себя так отвратительно, то насколько хуже ему должно было быть сейчас?       Лань Люцин вздохнул. Промолчал.       — Что о ситуации говорят сами Вэни?       — Что ж… Здесь мнения разделились, — Лань Люцин вновь ущипнул одну из струн. — На удивление, юная госпожа не испытывала особой привязанности к своим родственникам, и вопреки уведомлению её отца о достойном награждении для того, кто отыщет его дочь, он вместе со старшими наследниками придерживается мнения, что та попросту сбежала. Но…       — Но?       — Но Вэнь Жохань категорически не согласен. Он настаивает, что может привязанности к Цишаню как таковой у неё и не имелось, но его она любила непомерно — и ни за что бы не оставила без достойной весточки.       Лань Цижэнь закатил глаза.       На месте этой девочки он бы сбежал из этой семьи при первой же возможности, так что версию главы клана он охотно поддерживал.       — Вэнь Жохань — тварь, неспособная на проявления человеческих эмоций, — выплюнул он, не церемонясь с выбором слов. — Его показания и теории необязательно правдивы. Скорее всего, девочка сбежала куда глаза глядят, как поняла, что её семья творит с остальными кланами.       — Цижэнь. Сплетничать на территории Гусу запрещено. Оскорблять остальных — тоже.       — Это не сплетня, а обсуждение последних новостей. И это не оскорбление, а чистый факт, — сложив руки на груди, парировал Лань Цижэнь, игнорируя косой взгляд брата.       — Лань Цижэнь, ради небожителей! — Лань Люцин вдарил ладонью по низкому столику, расположенному по правую сторону от него. — Ты не помогаешь.       А он должен был?       Он итак делал больше, чем должен был. Больше, чем кто-либо!       Посещал сошедшую с ума невестку, подпихивая ей еду, и пытаясь вытянуть из неё хоть два слова. Разбирался с делами главы клана, пока его брат растерянно оглядывал старейшин, и запирался в ханши, горюя по неудавшейся истории любви.       Он даже не покидал Гусу Лань из-за всех этих обязанностей — не мог отправиться на поиски Хань Туньчоу лично. А всё потому что его брат решил развести сопли на пустом месте, в самое неподходящее время!       Просто невероятно.       — Я устал, Цижэнь.       Ты ничего не делаешь, захотелось противно прошипеть ему.       Он не знал откуда в нём находилось столько пренебрежения и ненависти к старшему брату. Не понимал, в какой момент меланхолия по слишком незамысловатым их отношениям, тоска по его любви, превратилась в отвращение, грозящееся разрушить и без того хрупкий песочный замок.       Повлияло ли на это уход Хань Туньчоу? Или смерть его семьи?       Может, всё же, брак на госпоже Лань?       Вне зависимости от ответа… Если кто здесь и устал в действительности, так это был он. Ему вовсе не хотелось разбираться со случайно навалившимимся на него ответственностями. Ему всего лишь хотелось снова свернуться калачиком подле Хань Туньчоу, пожаловаться на прошедший день, и почувствовать чужие объятия на сгорбленном скелете.       — Цижэнь, я хочу уйти в уединение.       Он вздрогнул.       — Что? На как долго?       — Я… Я не знаю, — Лань Люцин провёл ладонями по лицу. — Год. Может… Может, чуть больше.       — Год?!       — Я не могу. Цижэнь, всё произошедшее с… Лань Ляодин… Это слишком.       — Происходящее с твоей женой — последствия твоих выборов, — беспощадно процедил Лань Цижэнь, нависая над усталым братом. — У тебя под командованием целый клан. Ты не имеешь право уходить в уединение на год!       В ответ на него уставилась пара пустых, совсем ничего не выражающих глаз.       — Ты хорошо справляешься и без меня.       Да кто сказал, что оно ему это всё сдалось?!       — Не вини меня, брат, — Лань Люцин медленно покачал головой. — Ты и сам знаешь как тяжело и беспощадно наше семейное проклятие. Оно… Оно действительно всегда было и будет нашей погибелью. Так же как и отец не смог прожить долго после смерти мамы, так и я…       — Да нет никакого проклятия! Нет и никогда не было! — Окончательно растеряв терпение, завопил Лань Цижэнь, вцепляясь в плечи брата. — Прекрати искать оправдание своему безответственному поведению и ошибкам!       Ах, проклятие! Люди только и могли говорить о нём на каждом шагу, бросая взгляды полные сожаления. Разве не понимали они, что это было сплошным бредом? Не могла любовь убивать, не могли они умирать при потере возлюбленного, тухнуть как упавшие звёзды!       — …Ты поймёшь меня, когда осознаешь свою потерю.       Это стало последней каплей.       Лань Цижэнь поднял руку, и не задумываясь, вмазал Лань Люцину такой звонкой пощёчины, что тот невольно пошатнулся, моментально вцепившись в раскрасневшую щёку. То, должно быть, являлось первым румянцем на лице его брата после неудачной свадьбы.       — Даже не смей говорить такое. Если я потеряю когда-нибудь Хань Туньчоу, то это будет твоей виной! Твоей и ничьей больше!       Но Лань Цижэнь его не потеряет.       Не потеряет, потому что Хань Туньчоу — безумно сильный. Потому что у них впереди ещё три месяца, на поиски и лекарства. А возлюбленный у него гений, в конце концов. Если Лань Цижэнь не сумеет что-нибудь придумать, то уникальный мозг Хань Туньчоу уж точно отыщет какой-нибудь ответ, или малейшую подсказку!       Хань Туньчоу будет в порядке. Всё будет хорошо и никак иначе.       — Я не отрицаю этого.       Повисла тишина.       Лань Цижэнь чётко ощутил капризное желание разрыдаться. Усесться на колени к Хань Туньчоу, обнять руками и ногами, и ткнувшись носом в крепкое плечо, выслушать успокоения, сказанные родным, бархатным голосом.       Но и этого он был лишён.       Он проклинал своего старшего брата, неспособного защитить семью, защищавшую годами их. Ругал немощных адептов, возвращающимися с поисков ни с чем. Злился на Хань Туньчоу, задумавшего сбегать в таком состоянии, и не взявшего его с собой.       Но думая о потерянном Хань Туньчоу, умирающем где-то в полном одиночестве, думающем о смерти своей семьи, помнящий каждую деталь произошедшего, находящегося на грани отчаяния, он понимал, что в конечном итоге, он всего лишь ненавидел себя.       За то, что не оказался рядом когда должен был. За то, что был бесполезным сейчас.       За то, что не мог рискнуть кланом и отправиться на его поиски самостоятельно.       — Если ты уйдёшь в уединение, то можешь считать, что у тебя больше нет брата, — взяв себя в руки, сказал Лань Цижэнь. Голос его — поразительно — не дрогнул, и с спрятнными за спиной руками, болезненно царапающими запястья, он выглядел даже угрожающе. — Потому что мой брат, Люцин, поднялся бы на ноги. Занялся бы кланом, взял бы ответственность за свои ошибки, и начал их исправлять. Столкнулся бы с реальностью, а не убегал в уединение. Ты меня слышишь?       Лань Люцин полноценно проигнорировал его монолог, и вместо этого повторно склонился над гуцином, возвращаясь к игре неизвестной ему мелодии.       Лань Цижэнь неверяще моргнул.       И не сказав ничего, Лань Люцин дал ему понять: старшего брата у него больше нет.       Поэтому когда следующим утром Лань Цижэню сообщили, что Цинхэн-цзюнь заявил о своём уходе в уединение на неопределённый срок, он не удивился. Только повёл плечами, веля остальным возвращаться к завтраку.       Не так уж многое он и потерял.       Совсем ничего, если быть предельно честным.

***

      — …И минуло полтора месяца, а официальные заявления по-прежнему отсутствуют. Это, признаться, беспокоит уже и не одну мою сестрицу.       Лань Цижэнь едва слышно скрипнул зубами, наигранно задумчиво проводя указательным пальцем по поверхности рабочего стола.       Молодой господин Юй, носивший имя Юньцин, был крайне надоедливым юношей с резкими чертами характера, вечно прищуренными глазами, и терпением совершенно отсутствующим. Ненавидел он в этом мире почти всё да всех, и сестру свою особенно — свадьбы её он ждал с нетерпением, дабы поскорее отвязаться от её истерик, сравнимых лишь со скандалами, учинёнными им же, коль его что-то не устраивало — но почему-то всё равно стремился проделать всю дорогу до Гусу Лань, чтобы передать её слова.       Поразительная высота отношений. Ничего не скажешь.       Впрочем, не Лань Цижэню судить. Чужие братья, по крайней мере, что-то да делали.       — Ни для кого ведь не секрет, что Цзыюань и ваш господин Хань близки к званию старых друзей, хоть дружить моя сестрица и не умеет, — продолжил увещивать тот, постукивая нетерпеливо ногой по деревянным доскам. — И мы-то с вами уж точно знаем, что письма её по-прежнему доставляются именно сюда. Так где же он? Где молодой господин Хань?       Ну само собой, письма её доставлялись сюда! Их сложно было не заметить. Стопки корреспонденции от Юй Цзыюань неустанно ложились на стол в старой комнате Лань Цижэня и Хань Туньчоу нескончаемым потоком.       Лань Цижэнь изначально не планировал рыться в чужом грязном белье, но одолеваемый самыми разными эмоциями, всё же, решил в них заглянуть.       Юй Цзыюань писала о своей жизни. Жаловалась на приближающийся брак, хоть и старалась отыскать какие-нибудь плюсы в грядущей церемонии; по крайней мере, Пристань Лотоса ей нравилась. А чуть позже, когда Лань Люцин объявил о смерти Хань Цзуньюн и Гу Юнлэ в ходе случайной охоты, приносила соболезнования. Последние её записки были короткими, несколько обеспокоенными.       Это было почти очаровательно, да только Лань Цижэнь плевать хотел на это. Ему было достаточно проблем. И он не знал что делать.       Благо, Цансэ Саньжэнь и Вэй Чанцзэ ушли в длинное свадебное путешествие — вот от кого он бы не избавился, даже если бы очень сильно захотел.       — Вы сами слышали последние новости касательно его семьи, — примирительно заметил Лань Цижэнь на усталом выдохе. — Кто после такого сможет спокойно вести разговоры с товарищами? Ему нужно время.       Лань Люцин изначально хотел объявить мёртвым и его. Сделать жертвой несуществующей охоты, как его родственников — это лишило бы их проблем.       Но Лань Цижэнь тогда страшно раскричался, и Лань Люцин так и не решился этого сделать.       Лань Цижэнь не сомневался: Хань Туньчоу вернётся. Обязательно вернётся. А когда они воссоединятся вновь, то вместе решат остаток проблем — и с его здоровьем, и с слухами, ползающими по кланам гадюками.       …Объявлять Хань Туньчоу мёртвым заранее, когда он мог попасться кому-то на глаза, всё равно казалось неразумным.       — Ба-ах, — Юй Юньцин закатил глаза. — Заклинатели дохнут на охотах как мухи. В жизни не поверю, что именно это заставило его избегать общества заклинателей как огня целых два месяца! Более того, когда я учился в Гусу Лань, то правила я ваши переписывал еженедельно — излишняя скорбь в стенах этого клана запрещена. Вот что странно вдвойне.       Лань Цижэню подумалось, что вот кого действительно из здешних временных учеников не помешало бы отхлестать дисциплинарным кнутом. Греха подальше.       — Это не акт излишней скорби. Хань Туньчоу медитирует в горах, — не особо задумываясь, ляпнул Лань Цижэнь, начиная ощущать закипающее в нём раздражение. — Если заклинательский мир столь обеспокоен его состоянием, то пускай же даст ему время оправиться. Или они желают его поторопить, да довести до искажения ци?       Юй Юньцин насмешливо дёрнул уголком губ.       — Это очень забавно, знаете? Два заклинателя из высших кланов неожиданно пропадают, — он прищурился, и по-лисьи склонил голову набок. — И отмазка одного главы клана лучше другого. Ведь мне, конечно, очень верится, что избалованная дама, незнающая существования без своры прислуг, сбежала из дома отчего. И что Хань Туньчоу спрятался в горах без вас под своим боком. Этого мальчишку от вас, господин Лань, и мечами не отогнать. Вы о чём, в конце концов?       Да уж. Неожиданный побег Вэнь Гуанин действительно не помогал делу.       Пока Лань Люцин спекулировал, что Вэнь Гуанин могла стать жертвой сошедшего с ума Хань Туньчоу — что, само собой, звучало так бредово, что тошнило — остальные заклинатели мыслили иначе. В их понимании, складывались мерзкие сказки о возлюбленных, решивших покинуть кланы ради счастливого будущего. И ничего, что Вэнь Гуанин Хань Туньчоу годилась в младшие сёстры.       — Вы на что-то намекаете?       — Ни на что конкретное. Мы с сестрицей уверены, что никаких романтических отношений между этими двумя быть и не могло. Но это ведь только делает ситуацию хуже! — Юй Юньцин пренебрежительно дёрнул носом. — Кто-то убивает заклинателей? Над нашими головами — опасность, о существовании которой мы не подозреваем? Вот что непонятно.       О, Боги. Сколько же этот засранец разговаривал!       — Ничего нигде не происходит, — холодно отрезал Лань Цижэнь. — Всё в полном порядке. Все теории — выдумки. Именно из-за подобных игрищ с воображением, клан Лань и придерживается золотого правила: не говорить за спинами остальных.       — Ах да. Благодарные Лани, — с отвращением передразнил тот.       — Прощу прощение?       Юй Юньцин покачал головой. Холодный взгляд аметистов полоснул Лань Цижэня почти задумчивым взглядом.       — Уж позвольте мне некоторую фриволность… — Как если бы все его прошлые слова не были чистой монетой неуважением и грубостью! — …Но мы с вами обучались некоторое время вместе. И я наблюдал за вами двоими.       Лань Цижэнь едва припоминал Юй Юньцина с тех лет.       Каким бы бестактным он не являлся, друзей у него не имелось, потому он всегда таскался где-то позади блеклой массой.       С другой стороны, Лань Цижэнь и не особо пытался обращать внимание на остальных. Хорошо ему помнился только Вэй Чанцзэ, постоянно занимающий мысли Хань Туньчоу и бесящий тем самым Лань Цижэня, и Цзян Фэнмянь, потому что тот своим существованием портил настроение им обоим, Хань Туньчоу и ему.       Остальные… Он даже не мог сказать, учился ли в то лето с ними наследник клана Оуян.       — Интересное занятие, — сухо прокомментировал Лань Цижэнь.       — Потому я могу наверняка утверждать две вещи, — проигнорировав его выпад, продолжил Юй Юньцин. — Первая — господин Хань скорее умрёт, чем добровольно покинет вашу сторону. И неважно, что творится в его личной жизни — он вас не оставит, что бы не произошло. Особенно, когда вы в столь тяжёлом положении из-за последних событий, связанных с вашим братом.       От того насколько правдиво было это заявление, хотелось нервно улыбнуться.       Хань Туньчоу действительно не оставил бы его, имей он на то волю.       И чем отплатил Лань Цижэнь?       — Вторая вещь… Когда Хань Туньчоу не с вами, вы становитесь совершенно невозможным. В своей тоске, вы не больше, чем самый истинный Лань.       Забавно, но и это замечание было верным.       Лань Цижэнь не сразу заметил, но без Хань Туньчоу по его плечо… Ему больше не надо было прикладывать дополнительных усилий, чтобы соответствовать ожиданиям старейшин. Ему не хотелось улыбаться, и он ничего не чувствовал, кроме бесконечной усталости, и частых вспышек раздражения.       Может, в самом деле, ответ всегда находился на поверхности — не был он ненастоящим Ланем, худшим в своём поколении. Он просто полюбил раньше, чем остальные его предшественники. А полюбивший… Разве мог полюбивший думать о правилах, когда перед глазами маячил тот, что был его подлинным спутником по жизни? Казалось, нет.       — И потому я более чем уверен, что Хань Туньчоу совсем уж не в уединении. Не знаю пробежала ли между вами гроза, или случилось, что-то непоправимое, но… Хань Туньчоу не здесь — ни в Гусу, ни в горах.       — Я не понимаю о чём…       — Не утруждайтесь, — Юй Юньцин выставил перед ним ладонь. — Честно говоря, ваши судьбы мне безразличны. Но уж будьте добры, передайте ему, если когда-нибудь увидите, что Юй Цзыюань ждёт его ответов… А если же и увидеть его никогда больше не сможете, то поторопитесь с публичными объявлениями. Я вас уверяю, заклинатели отнюдь не такие глупые какими кажутся.       И не дожидаясь ответа, или разрешения завершить встречу, Юй Юньцин равнодушно кивнул, проследовав к выходу. Лань Цижэнь простоял напряжённым изваянием ещё некоторое время, прежде чем устало выдохнул, прижавшись лбом к столу.       Он устал, он устал, он устал, он устал, он—       В какой-то момент, его собственная ладонь упала к нему на макушку, и в неловкой попытке имитировать ласки Хань Туньчоу, погладила.       — Вернись, — пробормотал он едва слышно. — Пожалуйста, вернись поскорее.       И на минуту, перебирая пряди волос, Лань Цижэнь в самом деле мог представить, что то была рука Хань Туньчоу. Что это он, сидя на противоположном краю стола, заботливо игрался с его волосами, едва заметно улыбаясь его тихим вздохам. Что вот-вот норовил ласково его отчитать.       Вот только когда Лань Цижэнь открывал глаза, то рядом никого не оказывалось, а по ночам ему приходилось обнимать подушку, в попытке притвориться, что ничего толком не изменилось.       Прошло некоторое время, прежде чем к письмам Юй Цзыюань начали добавляться и его собственные.