I Like The Way You Kiss Me (I Can Tell You Miss Me)

Йена никто так не целовал. Никогда. Никто не мог поцеловать его так, как это делал Микки.  Микки знал все слабые места Йена: последнему было трудно сдерживаться, он постоянно лез за ещё одним поцелуем, вот Микки и отстранялся, когда видел, как Йен льнул снова и снова. Специально дразнил, когда желал, чтобы Йен взял инициативу на себя, а сам проводил пальцами по его шее, заставлял дрожать под собой, хотеть большего. И ведь каждый раз получалось. Получалось настолько хорошо, что Йен злился на себя, злился на Микки за всё то, что сейчас происходит. И всё равно прямо сейчас он расстёгивал ремень, скидывал с себя кофту, наблюдал, как падают чужие джинсы, и крепко вцеплялся в чужие руки и бесстыдно целовал шею перед собой, утыкался в неё… всё ради того, чтобы почувствовать запах.  Запах. По нему Йен скучал больше всего. Иногда ему казалось, что он всё ещё рядом, здесь, остался на каких-то старых вещах, и как бы Йен ни пытался забыть эти года, превратить их в своей голове во что-то ужасное и маргинальное, он всё равно не мог. Просто потому что знал, что это не так. Этот запах, этот чёртов запах. Если бы плохие эмоции не были подавлены таблетками, Йен бы прямо сейчас расплакался вот так, уткнувшись в воротник кофты Микки, которая когда-то принадлежала ему самому, вот и была великоватой.  Йен чувствовал тепло чужого тела. Не просто тепло, а настоящий жар. Он был здесь с их самых первых дней, и Йену всегда было мало. Он двигался внутри, старался войти так глубоко, как мог. У него всё равно бы не вышло. Никогда не выходило. Когда-то давно они смеялись над этим, хотелось смеяться и сейчас, но просто не получилось бы.  Стоны, такие приятные и мелодичные. Казалось бы, они везде и у всех должны звучать одинаково, но голоса Микки ему не хватало больше всего. Йен был зависим от Микки. Так же, как и Микки был зависим от Йена. Микки чувствовал на себе крепкую хватку, ощущал холодные пальцы на разгорячённой под кофтой коже, чужой вес на своей спине, и всего этого было мало, слишком мало. Ему хотелось увидеть Йена сейчас, посмотреть ему в глаза, уловить его тяжёлое дыхание, которое он мог только слышать позади себя, но всё, что Микки мог — повернуться так, как было возможно, и прижаться к чужим губам в наполовину открытом поцелуе, но этого никогда не будет достаточно. Микки всегда было мало.  Ему было мало даже тогда, когда Йен заломил руку ему за спину и заставил ткнуться головой в лодку, за которую Микки держался. Всё так же, как и на стадионе несколько лет назад. Это будто бы было так давно, в далеком-далеком прошлом, а на самом деле прошло всего 4 года. Время слишком быстро шло, Микки за ним не успевал. Как бы ему этого ни хотелось, но это, возможно, будет их последняя ночь вместе. Завтра они попрощаются и больше никогда не увидятся. Совсем. Микки не был тем человеком, который мог плакать по-настоящему, как это делал Йен в своём первом эпизоде, но сейчас ему очень хотелось так сделать. Каждое движение приближало всё к концу, и Микки не хотел, чтобы это самое «всё» заканчивалось. Тогда просто было плохое время. Плохие обстоятельства. Микки хотел вернуться в то время, на год и несколько месяцев назад, не творить глупостей и подарить себе и Йену такой важный и нужный им разговор.  Чем дольше Микки видел Йена сегодня, тем сильнее понимал, что они никогда и не расставались. Йен хотел его. Не желал отпускать. Микки был уверен, что этого непонятного нового парня, который промелькнул в разговоре, Йен никогда так не держал. Никогда так не любил, да и не полюбит.  Йен тоже думал о любви. А любил ли? Если да, то почему тогда был здесь? Ответ был прост — после расставания внутри осталась чёрная дыра, которую никто не мог заполнить. Ни с кем Йена не связывало столько же воспоминаний, сколько и с Микки. Ни один из его партнёров не гонялся за ним в юности, не приглашал к себе случайным намёком, не устраивал ночные летние прогулки перед надвигавшимися школьными буднями или не звал на ночёвку.  Не был рядом, когда Йену было плохо, не пытался ему помочь изо всех сил, и Йен часто задавался вопросом, а хватило бы у них на него терпения? Нет, конечно нет. Они не знали Йена до того, как всё случилось. Знают только эту оболочку. А Микки знал. И не оставлял Йена даже в те моменты, когда любой на его месте оставил бы. Прощал всё. Может быть, даже прощал слишком много. Йен ещё не был готов поставить точку. Только запятую. До точки его отделяли два дня. Совместная кульминация. Всё, как они любили. Йен ненадолго остался внутри, чтобы точно ничего не упустить. Чтобы дать абсолютно всё, что у него было. — …так дышишь, будто марафон пробежал, - Микки тихо посмеялся и обернулся, наслаждаясь чувством заполненности. — У тебя точно мужик есть? Или ты мне пиздишь? — …всё сложно, - Йен ткнулся в чужую шею и попытался восстановить дыхание, а ещё — убрать к чёрту мысли о том, что с ним там вытворяет Тревор. И как Йен вообще на такое согласился? — Может, поможешь мне прийти в форму? — Если я когда-нибудь вернусь и… «Когда-нибудь».  — …и увижу, что ты опять ведёшь себя, как девственник, то всё дерьмо из тебя выбью. Давай, вся ночь впереди.