То что не забыть.

«Чтобы прояснить ситуацию, иногда достаточно выключить свет.»

      ...Обито любил перенимать инициативу, Какаши будучи вечно загруженным и беря ответственность за каждого, и самые лучшие прикосновения льстящее становились в начало, кочкой под которой каждый раз отвлекался у чужих губ, и только ощущая ластящимися на чужой коже руки, охватывающими как корни мокутона, завладевая и так податливой жертвой любви. Мокутоновые ветви представлялись раз за разом кажется под действием гендзюцу его с каждым разом охватывают и он будто задыхаясь в мраке выкрикивает вырываясь из резко испарившейся преграды.       В темном коридоре мужчины вплетались во что-то сокращённое и, не опошленными жестами давали порыву и языку тела разыграться, запыхавшиеся голодные вздохи – воем, скулили и в поцелуе медленно пожирали. Они две не определившиеся частички, вечно перенимая на себя инициативу, так и спотыкаясь об выставленные стойкие, и в то же время ноги готовые прогнуться под другим, более чутким напором и повалить на теплый паркет. Стянуть лишние вещи с Какаши и втрахивать в пол, смотреть в сонные в удовольствии глаза закатывающиеся зрачки при каждом грубом рывке в задницу и как тот будет неугомонно вжиматься сильными пальцами пока не кончит сам.       И, можно было бы это отнести к бою, очень извращенному и по детской тоске дорогому, в этом смешивалась доминантность обоих мужчин.       Добравшись до комнаты.       Садятся неспешно на кровать. Сталкиваясь руками, трогая, сплетая пальцы рук до белых пятен. Языки ласкались извиваясь. Обито опускался вниз расцеловывая шею, шепча ему нежные цепляющие фразы: — Как ты одет меня возбуждает еще больше...       Ты так ласково просишь, я таю, Какаши.       Какаши лесть растормошила, что слушал на одном дыхании фразы затягивало как, самая сладкая конфета, и кажется кровать становилось чем-то приятно – липким и его покачивало каждый раз лечь на обертку и стать чем-то походящим на конфету для Обито.       Обито забирается под халат, не стягивая, лаская его белые плечи в ночи губами, осязая оба небольшой холодок чуть чувствительнее теплых прикосновений и прилегание обнаженных сильных тел, слепляясь сформированными мокрыми глинянно – пластичными скульптурами, так и скрепляясь смешиваясь в не имеющую форму. Дарящие себя той же ночной красоте.       Темным силуэтом мужчина нависал над другим, тот смотрел на него и контуры очертания лунного света падали на гладкие изгибы рельефного торса, выпуклых косых мышц, осевого пресса тянущейся светлой линией до пупка и во всей той изюминке мужчины, как он сейчас видит, более чем завораживало глаз – не стянутый, небрежно повисшим в складках на плечах шелковый халат.       Ткань была на вид тонкая как оказалась уже и на ощупь, приятно трогая, прижимает ткань ладонью выпуклые соски, ассоциировались с неспелыми гранатовые бусинки, когда вкушал их облизывая, чувствовал, так и раскусывая туже сочность и сладость на губах.       Плошмей пьяно облизывая выпуклую красноту через ткань. Обито видит спокойствие и в его мимики мастерски замечал когда тот встревожен... Брался за его умиротворённость и убеждающее ластился к распростёртым нежным объятиям. — Ты для меня самый ценный, меня завораживает твой взгляд.       Какаши остается немного невнятным как выясняется Обито, он выпил для храбрости, вот почему сегодня так необычно угодничал. Распластываясь на кухне самым желанным блюдом, которое еще не подали и Обито как совсем изголодавшийся гость пробует, и нелепо по кусочку с удовольствием берет и в этом нет правды, это все – его.       Какаши привстает и укладывает Обито на спину, и в такой момент кажется у самого трепет в душе смотреть на так открыто распластавшегося по кровати Обито. – Его, черные аметистовые зрачки – лопались коркой созревшего граната и где-то в глубине черного смолёного – ничего, пыл бушевал красным огнем и только-только зачато зарождался в фиолетовой страсти. Как его голова повернута 1/4 и угасающее с наслаждением воззрит на его действия, Какаши не спеша оглаживает руками шею, его мощный кадык выпирающие ключицы переходящие в грудные мышцы и опускаясь к вздымающейся при вздохе яремной ямки. Тот закрывает глаза, и мгновение хватает услышать от Обито довольный стон. Торс ластится под его рукой, извивается в момент нажатие подушечек пальцев у самого лобка и остановиться, вернуться к манящим губам Обито, нежно затягивая мягкую кожу губ пока не становятся пошло покусанными и слегка припухлыми, он их так же кусает когда Какаши, опускается повторно вниз, целуя, покусывая и нежно посасывая кожу щипля за темные сосочки партнера. Обито со смешанностью эмоций запускает пальцы запутываясь в белых волосах, и чувствует некую уязвленность и усмешку от своего дерзкого приятеля, как погладить по головке за успех или скорее показать как ему хорошо, направляя для большего удовольствия и это подтверждает извивания торса и замирающие вздохи.       Какаши прошиб ток до низа и неловко расслабленно посмотрел на мужчину, облизывая меж кубиков пресса и посасывая красную кожу у пупка. Для него приобрело это более возбуждающий эффект. Голос Обито, это было одно из того, что он любит. Мужской тембр прошибал раз за разом, он чувствовал себя той самой последней кеглей против профессионала, и щеки сами собой краснеют и становится жарко, челюсть так и подрагивает обходя изгибы кубиков языком, кажется он уже весь мокрый и со всем пьяный.       Рука которая его как и удерживала так и направляла, плавно опускается на плечи мужчины, кожа со стороны взгляда, – холодна как мрамор в романтизме, а прикасаясь, – в живую, ощущаешь себя импрессионистом, и что-то светлое – греющее Грабарем, ловишь жарких солнечных зайцев по коже.       Обито приобрел и для себя юкату, ткань была заметно грубее и в этом он благодарен. Уж как бы, он, не относился к вкусам Какаши, не смог бы расхаживать по дому в шёлковой накидке.       Обито чувствует как забиваются руки под его юкату и неприлично пальцы обхватывают и массирую яички, мужчина через ткань смотрит на силуэт члена и облизнувшись с влажным настроем приоткрывает рот, это через чур приобрело для мужчины в кокетство, потянуло быстрейшее замирание тела, чем к действию... Переходящее в возбуждение, как Какаши примяв ткань возле члена и тут же облизал выступающую ткань. Обито ярко реагирует на тактильности, но это поддразнивание заводит и даже нравится. Приближает ноги к тазу и дергает нижними мышцами живота, напрягая косые и со стоном зажмуривает расслабленный взгляд.       Какаши оглаживает и прижимает к своим раскрытым губам посасывая пульсирующий член все четче твердея в зажатых пальцах.       Настойчивость для Обито была порой нужна в этом была своя изюминка видеть Какаши действующим не только в работе и в сексе, и возбуждала в любом случае, ведь он любит его всего. И порой это так льстит что, хочется порой обласкать так же до воспаленной кожи.       Обито приподнимает голову и смотрит потерянно слабо на Какаши, и это для него служит как сигнал, что ему хорошо. Когда он расслабляется и ведет себя умиротворённо – пассивно, раскрепощает и радует. И Какаши увлекается, массируя в руке член и подымаясь к кубикам верхнего пресса, очерчивая языком такие соблазнительные горошинки, дразня опускается снова вниз пока не утыкаются его губы об упругую плоть. И кажется соски только едва успели отвердеть как прошибает твердость члена, пульсируя в руке партнера.       Послабленные губы замерли в поцелуе, только уже у головки члена.       И Обито пронзает такой похожий, хотящий жест от Какаши, он смотрит в его глаза и ткань магически стягивается к нежным губам которые только что ласкали его губы, соски, кубики пресса уже готовыми обхватить губами член и закрывая глаза Обито теряется в ощущениях.        Соприкасается возбужденная плоть с дыханием, и он чувствует как тот дышит и водит по мокрому члену губами и эти ощущения становятся более не сдержанными и такими просящими готовыми сорваться с Учихи, и Какаши больше не медля погружает в свой рот головку члена.       — А-ах, — Обито готов провалиться сквозь испытываемые ощущения в расслабленности как, Какаши постукивает по своей румяным щекам членом, приоткрытым влажным – распаленным губам с родинкой... и Обито привстает, тянется вытереть мокрость с нежных губ и поцеловать с таким удовольствием, какое он только что испытал. — Какаши, приподнимись ко мне.       Тот привстаем, и Какаши снова касаются руки и дрожь пробирает чувствительностью шеи, сравнимая с проходящей по месту приятной щекоткой и сам закрывает глаза в бархатном покалывание.       Меловая рука гладит большим пальцем по прикрытому глазу горизонтали шрам очерчивается светлой полосой и черные опьянённые глаза так и манят и в то же время останавливают другие. Вот только эти спокойные глаза, хотят продолжить, и довести до оргазма невесомого всей ситуации Обито.       ...По глотке проносятся стоны, вибрируя по члену, и мужчину от такого выгибает в пояснице стискивая челюсть и ахуевая от ситуации. — Не дразнись.       Какаши улыбается глазами подобной реакции, затягивая в щеки, виляя быстро головой и высовывая язык оглаживая венки, с подъемом вверх облизывая уретру и погружает медленно в горловой минет, на тонкой коже выступают движение кадыка и мужской стон партнера...       Как он старательно облизывал чей-то член, Обито хотелось смотреть и опять пялиться в спокойный взгляд переходящий в заигрывающий с ним, это подталкивает на самые пошлые стоны по дому и слова. Выкрикивая его имя и хватаясь несдержанно за халат и просить. — Какаши. Какаши М-м.       Поджимая пальцы ног, и замирая, происходящее обволакивало в такую неравную борьбу гляделок, Какаши смотрел на происходящее, как Обито закатывает черные зрачки поблескивающие блики в ночи темного дома и размыкая челюсть, сдергивается кадык между крепких мышц и мужской стон просится со вздохом и видит как оргазменно поддергиваются мышцы, и вытекает сперма раз за разом напрягая нижние мышцы пресса и косые.       Какаши улыбается, — ты, такой прекрасный.       Он это слышит прикрыть глаза и едва не смеется над таким честным признанием. Видит на губах Какаши застывшие капли спермы, подбирая с подбородка, из спокойного перешедший в манящий, за скуловой кости его румянец всегда накрывало бледное лицо розовинкой, – сравнимо, холодно красной зари.       Оба взгляда спорно встречаются и Какаши глотает. Обито хмурится. «Проглотил сперму.» Какаши улыбнулся, — не переживай, полезно.       — Ты сегодня активный, но сейчас я хочу сделать тебя приятно. — привстает, подкрадываясь за спину, сильные руки способные не только нести грезы, касаются с нежностью чужого тела, ладони спускают с плеча халат, оголяя плечи и рука Какаши прикрывает уродливый не стертый шрам. Обито с горчинкой во взгляде рассматривает плечо. — Твои плечи прекрасны. Не стоит сдирать таким болезненным способом татуировку. — Целует в плече с красным тату.       — Оно уродливо так же как и душа, — что-то непонятное – покалеченное и зажившее как попало со временем, оставляет ничего.       Обито оголяет свой поджатый торс, выпутываясь из халата. Это ничего его, так же не касается, как и чужие шрамы. – Они доставлены Войной, а не ими.       Руки мужчины оглаживают ляжки, приподнимают халат, тут же сжимают собственнически мягкие ягодицы, Какаши выгибается, сжимает постельное покрывало, и перемещает свои руки на коленку партнера, прислоняясь спиной...       Разглядывает вьющееся пластичное тело и с трепетом замирает думая о нем, впечатление всегда оставлял с чем-то: невесомых, бархатным, нежным и Обито становится больно, каким он был.       Вина и так лежит на его плечах, он хоть давно и выплатил все. Отдав себя и в то же время чувствуя таким бесполезным и не совершившим ни что, но это не значит что, должен нести всю жизнь.        Остается знать и помнить, и уже не даст прогнуться, этот мир выковал из него стойкую защиту и только Какаши знает его слабые стороны. Видел, все его этапы преодоления, был с ним и постепенно наблюдая за Обито, его начали принимать люди деревни, друзья и существовать для Какаши любящим мужем.       Кто-нибудь подумал – то что не забыть. Смешно и возможно верно, темная сторона в этом название обозначает их ней путь, – прими и затаись, вертя с изнанки к слову – Путь. – Это дорога, и может перед тобой именно сейчас и косая, страшна, неожиданных закидонов от жизни, полная ситуации требующая от тебя действий здесь и сейчас, бывало идти вниз кажется легко, но если этот спуск постепенно погружает как лягушенка в террариуме постепенно поднимающейся температуре – ты, уже и не замечаешь, пока действительно не остановишься и убедишься.       На дне.       Очень страшно находиться в темноте и не предпринимать, ни чего.       Во время увидеть просветы.       Могут и хотят проявлять себя в разных ситуациях с каждым разом вести на вверх, покорять себя старого, разогревать дремлющие и забытые чувства, ожидая в светлых дорогах пробоины ведь может ты еще идешь по дну и сорваться с обрыва, чем выше падать, тем, их ноги крепче, и каждый готов поддержать и самое главное в любви, это — доверие.