Душа моя

хрюканье - чавканье маленького товарища, который секунду назад получил свою полную миску сухого корма; звон его брелочка с кличкой «Викк» - только под такие звуки Эзоп позволяет самому себе присесть и перекусить. Резинки медицинской маски забавно отпрыгивают от ушей, когда Эзоп снимает её и отставляет в сторону, садясь перед уже заранее подготовленной горячей тарелкой супа, сразу взявшись одной рукой за мягкий хлеб, как тут.. - почему мне не налил? - разочаровано спрашивает Виктор, сидя напротив. Эзоп устало вздыхает, опуская ложку обратно в тарелку, мельком взглянув на блондина, так и не успев приступить к трапезе. - не хотел лишний раз посуду пачкать. -ровно отвечает он, и снова наклоняется, что бы, наконец, сербнуть из ложки.  А Виктор только хмурится.  Лишний раз посуду пачкать? Неужели ему настолько трудно позаботиться о своем партнере и помыть на одну тарелку больше? Конечно, Эзоп замечает этот взгляд. Эта обида и недоверие, его цепляет каждое слово, ранимая душа. Карл ненадолго закрывает глаза и вновь полностью оставляет ложку в тарелке, потирая больные виски. Делать ему нечего.  Бальзамировщик встает со стола и медленно, совсем тихо проходит к полкам с посудой. Керамика бьется об друг-друга, создавая приятный шум и атмосферу, в доме так и пахнет домашним уютом и совместными, теплыми ужинами, наполненные любовью, теплом и привязанностью к друг другу. Эзоп насыпает лишь один половник и слегка наплевательски оставляет прямо внутри тарелке кусочек хлеба, напитывая его юшкой от супа. Карл ставит тарелку напротив своей - ровно там, где еще секунду назад сидел Виктор, а после, наконец, возвращается к своему ужину, усаживаясь поудобнее.  Но Почтальон снова не дает даже хлеба надкусить.  Эти маскулинные и в тоже время такие нежные, родные руки скользят по плечам Эзопа, слегка разминая их и приятно расслабляя напряженные мышцы, а после скользят вниз по груди, приятно поглаживая. Карл прекрасно чувствует его легкое дыхание у своего уха, когда Виктор слегка нагибается, что бы оставить теплый, мягкий поцелуй на открытой шее возлюбленного. Эзоп не может сдержаться и полностью сдается в этой битве между здравым разумом и слабостью перед Виктором, поднимая белый флаг . Он снова,снова оставляет ложку, и вместо этого берет руку любимого, крепко сжимая и подставляя к своей щеке, что бы ощутить приятную, слегка затертую кожу, уступающая ожогам, оставшиеся шрамом прошлого. - Душа моя,-начинает Эзоп, слегка причмокивая костяшки дорогих пальцев - ты ведь знаешь…мертвые не должны мешать живым. Карл чувствует на себе этот взгляд. Угрюмый и разбитый взгляд блондина, явно недовольного этими словами. Младший и при жизни его с самого начала часто расстраивал Виктора, не совсем понимая, какие вещи можно говорить прямо, а какие нет. Так и сейчас. Тепло рук мигом испаряется, словно его никогда здесь и не было, раздирая на сердце рану тоски. -вернись, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть.- просит бальзамировщик, зная, что вряд ли его услышат и послушают. С его смерти Эзоп всегда должен был заслужить прощения, и обычных слов не хватало. Наверняка, Виктор порадуется, если Карл уберется на его могиле, и заменит завявший букет цветов на свежие, золотые бутоны, а потом снова придет к нему в спальню, утешающе повторяя «прощаю, прощаю».