Люби меня, люби

— Ох, Гию-сана так жаль!.. И его ведь совсем никто не навещает… — Мицури всхлипнула. Ее грудь сочувственно колыхнулась, в который раз пытаясь выпрыгнуть из полураспахнутого кимоно. Шинобу, до этого старавшаяся не отвлекаться от истории болезни очередного новоприбывшего в лазарет охотника, устало поморщилась. Обход сегодня предстоял тяжелый — сама Мицури Канроджи решилась ведь помочь. В свободное время она часто заглядывала в поместье Бабочки — и вовсе не только потому, что там работала ее «лучшая и самая-самая близкая подруга», Шинобу-сан. Мицури нравилось делать вместе с ней обходы, нравилось отвлекать бедных израненных охотников от их стенаний и мучений — получалось у нее это лучше любого обезболивающего. Один ее полный любви взгляд, одно ее полное ласки прикосновение для любого раненого имели самый что ни на есть чудодейственный воскрешающий эффект. Лазарет буквально перевозбуждался от прилива сил, млел в благоговейном трепете перед Столпом Любви. Шинобу после подобных визитов приходилось выписывать успокоительных двойную дозу. Себе — тройную. — Я, наверное, навещу его… — пробормотала Мицури, опуская горящий в предвкушении взгляд. Она очень уж быстро успела уверовать в то, что Гию-сан поправится намного быстрее с ее помощью. — Не стоит, — Шинобу покачала головой. Мицури насупилась в искреннем непонимании. — Ему сейчас покой нужен. А ты мне обычно все поместье на ноги ставишь. Нет-нет, отступать Мицури явно не хотела. Но не драться же ей за Гию-сана, в самом деле. — А я и не собиралась тревожить Гию-сана. Я только навестить, Шинобу-сан. Ну пожа-а-алуйста… Ты же знаешь, как ему, наверное, там плохо, одиноко… — Хочешь сказать, у меня в лазарете больным плохо, холодно и одиноко? Мицури стушевалась под пристальным колючим взглядом «подруги». Уголки губ Шинобу дрогнули. А затем растянулись в самой фальшивой снисходительной улыбке, на которую она только была способна. — Можешь навестить его, но только вместо общего обхода. Я сама тут справлюсь. — Согласна! Спасибо, Шинобу-сан! — Мицури просияла. Она никак не могла упустить шанса наконец сблизиться с Гию-саном — самым загадочным и недосягаемым из ее товарищей. Гию-сан всегда будто намеренно ее сторонился, избегал. Мицури это не нравилось. Мицури видела — Гию-сану не хватало тепла, общения, поддержки. Гию-сану не хватало любви — ее Любви. Она уже не первый год тщетно добивалась его внимания — Гию-сан все игрался в недотрогу. Но Мицури не сдавалась. Рано или поздно он должен был проиграть — поддаться наконец ее чарам Любви. Все ведь сдавались. Гию-сан — не исключение. Мицури очень хотелось доказать ему — он тоже нуждался в ней. Как и все остальные в штабе, что грезили ее безотказной Любовью.

***

— Не спите?.. В ответ — тяжелый вздох. Гию Томиока попытался привстать с постели, но не смог — только поморщился от прострелившей грудину боли. Рана все еще не до конца затянулась. В лазарете ему оставалось лежать еще как минимум недели две, а Гию уже считал минуты, часы, дни до выписки. Тихо сходил с ума в своих самокопаниях. Он снова облажался, снова оказался слишком слаб. Снова чуть не умер на одной из миссий — глупо, жалко. Жалкий Столп. — Зачем ты здесь? — Гию нахмурился. Меньше всего он ждал увидеть у себя Мицури. — Зашла проведать, — ответила она, улыбнувшись. — Мы все очень скучаем по вам, Гию-сан. Я — особенно… Гию перевел отрешенный взгляд на потолок. Приторно-сладкий запах данго смешался с въедливым запахом медикаментов. По телу стало растекаться неприятное саднящее чувство. Мицури не должно было быть здесь. Мицури напрягала. Мицури… пугала. Но бросить это вслух, сказать прямо в лицо Гию не мог. Не потому, что не хотел ее обидеть. Мицури бы просто-напросто его не поняла. Не поняла, что ее здесь совсем не рады видеть. Мицури тем временем прошла в палату, прикрыв за собой дверь. — Скажите, что я могу для вас сделать? — она скрестила руки на призывно напрягшейся груди. Алые губы растянулись в выжидающей улыбке. Гию лишь на мгновение почудился в ней хищный оскал. — Я хочу побыть один, — выдавил из себя он и тут же почувствовал, как кровать прогнулась под чужим весом. Мицури осторожно присела на самый край. — Вы всегда один, Гию-сан. Это страшно грустно. Я не хочу, чтобы вы грустили, Гию-сан. Я хочу… помочь. По телу Гию прошлась дрожь, что тут же отдалась в грудине. Сейчас он от Мицури так просто не отвяжется: загнан в угол, застан врасплох. — Не надо. Мне… помощь не нужна. Мицури в умилении мотнула головой. — Гию-сан, а вы краснеете, когда врете. Я же вижу, как вам плохо. Сейчас Гию и правда было очень плохо. Настолько плохо, что тупая беспомощность растеклась по каждой клеточке его обессиленного тела. Мицури придвинулась ближе, уперлась локтем в его колено. На лбу выступила испарина. Горящие зеленые глаза наконец встретились с потухшими синими. — Сейчас вам станет лучше, Гию-сан. Обещаю. Гию успел только свести брови у переносицы — Мицури стянула его одеяло к ногам, сама же потянулась к резинке больничных штанов. Гию вздрогнул. Он попытался перехватить руку Мицури, но та только крепко сжала ее в ответ, отвела в сторону. Снова широко, безумно улыбнулась. Гию не смог выдавить из себя ни слова: он не верил, что все это происходило с ним в реальности. Мицури… и правда хотела над ним надругаться? Бред, безумие. Он должен был ее остановить, оттолкнуть, прогнать — он должен был сделать хоть что-то. Но вместо всякого сопротивления он продолжал бездвижно лежать, чувствуя, как Мицури заходила все дальше и дальше. Она явно торопилась. Хотела сделать «приятно» Гию-сану как можно скорее. Мицури всегда мечтала сблизиться с нелюдимым тихим Столпом Воды, но тот почему-то всегда умудрялся от нее утекать. Сейчас Мицури страшно повезло — она наконец-то могла показать и доказать Гию-сану, что бежать от нее совсем не нужно было. Мицури нужно любить — всегда, везде, по-всякому. — Гию-сан, а я, кажется, поняла, почему вы всегда были таким стеснительным… — Мицури медленно провела рукой по члену, сжав его у основания — кажется, это был первый мужской половой орган, который никак не реагировал на ее шаловливые нежные касания. Мицури опечаленно вздохнула, но даже не подумала раньше времени отчаяться. Ей уже доводилось иметь с подобным дело. — У вас проблемы по мужской части, да? Ничего, Гию-сан, это лечится. Я вас вылечу. Гию оторопело смотрел, как Мицури еще ниже приспускала его штаны, уже не выпуская из рук его освободившийся от одежды член. Внутри Гию что-то оборвалось — он продолжал молчать, топясь в удушливом стыде и унижении. В сознании резко все смешалось: он не знал, не понимал, что должен был сделать, чтобы это все наконец прекратилось. По душной комнате прокатился тяжелый мертвый вздох. Мицури опустилась на пол, привстала на колени. Облизнулась. Сейчас… Сейчас она поможет Гию-сану. Сейчас он поймет, почувствует, как долго, как сильно она ждала их близости. Мицури обхватила губами горячий член и начала медленно посасывать головку. — Гию-сан, вам нравится? — шумно дыша, блеснула кошачьим похотливым взглядом Мицури. Она чувствовала: плоть в ее рту начала твердеть, а сам Гию-сан — оттаивать. Мицури вобрала член почти полностью — упрямой старательности и мастерства Любви ей было не занимать. С каждым ее движением член становился все крепче, а дыхание совсем затихшего Гию-сана — прерывистей. Мицури была довольна собой. Она понимала, почему Гию-сан не спешил проявлять инициативу: все-таки он был ранен, все-таки ему нельзя было напрягаться. Мицури должна была сделать все сама. Она уже давно прознала: многим мужчинам нравилось полностью отдаваться в руки умелой женщины. Гию-сан был таким. Тихим, робким, застенчивым — о нем нужно было особенно «позаботиться». — Может, вы хотите по-другому? Я знаю много способов… Вы только скажите, как вам нравится, Гию-сан. Гию перевел стеклянный взгляд в потолок. Он старался не думать, не чувствовать, не видеть, что именно сейчас происходило с нижней частью его тела. Гию Томиока оглох, ослеп, онемел. Мицури этого будто совсем не замечала. Мицури сама ответила на все свои вопросы. Гию-сана сейчас не нужно было удивлять — он уже сражен и поражен. Мицури еще никогда так не старалась, ублажая очередного своего любовника. Гию-сан и правда был для нее особенным — чем-то новым. Она для него — тоже. Мицури убеждалась в этом все сильнее — с каждым новым рваным вздохом, с каждой новой волной мелкой дрожи. Скоро Гию-сану станет совсем хорошо. Мицури провела рукой по напряженному бедру, накрыла ладонью пах. Гию-сан горел — совсем не от горячки. Мицури заглотила еще глубже, задержала дыхание — член во рту словно пульсировал, доводя саму Мицури до блаженной дрожи. Гию-сан был на пределе, Гию-сан едва держался. Вверх-вниз, вверх-вниз — Мицури, затаив дыхание, приоткрыла рот. Руки уже давно были испачканы в смазке, в собственной слюне, но она совсем не обращала на это внимание, продолжая сжимать и без того напряженный, готовый к разрядке член. По телу Гию снова прокатилась липкая дрожь — в последний раз. Кончено. Гию больше не дышал, не двигался. Он лишь неотрывно смотрел на покрасневшие губы, которые довольно облизывала Мицури. Она будто продолжала издеваться над ним — все продолжало издеваться над ним: Гию даже на мгновение почудился глухой грязный смешок откуда-то со стороны. Над ним смеялась сейчас вовсе не Мицури — его ненавидела, над ним надругалась сама Судьба. — Вам стало легче, Гию-сан? Понравилось? Мицури заботливо снова накинула на него одеяло. Улыбнулась. Гию затошнило. Он повернул голову на бок, закрыл глаза. Молчание затягивалось. Мицури на удивление лишь понимающе кивнула и тут же поднялась с колен. Она знала: Гию-сану все понравилось — она же слышала его сбивчивое дыхание; видела, как расширялись его зрачки, когда она аккуратно задевала зубами нежную кожу головки, как напрягался каждый его мускул, когда она массировала в свободной руке его яички. Мицури была нежной — тело Гию-сана отзывалось трепетом на каждое ее касание. Нет, Гию-сан просто стеснялся, просто продолжал упрямо отрицать очевидное: он тоже нуждался в ее Любви. Но Мицури совсем не хотела давить на Гию-сана — она будет ждать столько, сколько нужно. Когда-нибудь он сам придет к ней, когда-нибудь он сам возьмет ее — так, как хочет он. Она позволит ему все. В следующий раз они достигнут пика оба, вместе. Много-много-много раз. Мицури постарается, Гию-сан наконец ей откроется, перестанет противиться чувствам. Ее Любовь поглотит и его — с концами. Сейчас же Мицури нужно было немного подождать — они уже сделали друг к другу первые шаги. Мицури сделала, Мицури молодец. Теперь — очередь Гию-сана. Мицури подошла к двери, не думая больше задерживаться — сегодня у нее еще были тренировки; сегодня ее еще ждали Санеми-сан и Тенген-сан. Здесь она больше была не нужна — сейчас Гию-сан явно хотел побыть один. Мицури это совсем не обижало: она уже привыкла, что после близости с ней сразу же прощались. Некоторые — особенно настойчиво. — Знаете, а я ведь раньше и не замечала, что вы с Санеми-саном так похожи… По крайней мере, в этом деле. Гию ничего не ответил. В голове стучало, в ушах стоял белый шум. Она уйдет. Скоро она уйдет. Эта пытка закончится быстрее, чем он найдет в себе силы выдавить из себя хоть что-нибудь. Мицури будто намеренно тянула время, с наивной надеждой ожидая хоть чего-то — на прощание. Она знала, что этот вечер Гию-сан не забудет никогда — не забудет ее. Не забудет их короткий акт Любви. Первый, но явно не последний. В следующий раз Гию-сан сам попросит, в следующий раз они точно зайдут дальше. Ему нужно только поправиться — сейчас Мицури совсем не хотела его случайно покалечить. — Если вы не против, я к вам еще загляну, Гию-сан. Отдыхайте, восстанавливайте силы. Как только захлопнулась дверь в палату, а удаляющиеся шаги стихли, Гию издал едва слышный полувздох-полустон. По палате прокатился мертвый немой вскрик. Первый и последний. Гию сжал в руках одеяло — сейчас он не мог даже встать и убраться из этого места, не мог убраться, удавиться от собственных мыслей. Беспомощное жалкое ничтожество, потерявшее сегодня последнее — честь и достоинство. От этой мысли Гию не почувствовал совершенно ничего. Грязь, бессилие, унижение — все это разом разбилось о пустоту в застывшем сознании. С тем, что произошло, уже ничего не сделать — ни принять, ни отпустить, ни забыть. Этот вечер останется в его памяти навсегда — выжгется позорным клеймом на его же грязном слабом теле. Это повторится — обязательно повторится. Гию будет вспоминать об этом каждый день: сегодня, завтра, всегда — пока живо его тело. — Скоро к вам подойдут какуши, Гию-сан. Подготовьтесь. Гию повернул пустой взгляд в сторону двери — в проеме показалась миниатюрная фигурка Шинобу. Она даже не взглянула на него — Гию был безмерно благодарен уже только за это. Только сейчас он заметил, что за окном уже потемнело. Сколько он так пролежал: полдня? День? Видимо, одной Шинобу Кочо то было известно. — Вам нужно подмыться, Гию-сан. У вас режим, расписание, помните? После я сделаю вам новую перевязку. Гию вздрогнул. Шинобу все не двигалась с места, будто и не собиралась переступать порог палаты — не собиралась переходить черту. Она лишь многозначительно хмыкнула, засмотревшись на трещинки в стенах. Гию Томиоке сегодня очень не везло с посетителями. — Гию-сан, я уже говорила, что меня вам бояться не нужно. Может, я больше всех здесь хочу, чтобы вы перестали занимать тут палату. Хватит с вас, правда? Гию приоткрыл рот. В комнате стало нестерпимо душно, жарко. Шинобу Кочо как всегда ставила верные диагнозы — хватит с него. — Вы очень живучий, Гию-сан. Эту рану — тоже переживете. Давайте, собирайтесь, скоро к вам подойдет Казума. Шинобу ушла, не задержавшись и пяти минут. В ее шаги Гию уже не вслушивался. Гию продолжил ставить самому себе диагнозы. Нет, не живучий. Нет, не переживет. Не отмоется. Снова проиграет.