Утопая в омуте. // drowning in the mud.

Натаниэль. Суд еще не состоялся, а Натаниэль уже сидел в камере. Мрачные и темные стены навевали чувство дискомфорта, создавали жуткое ощущение, словно Натаниэль попал в фильм ужасов: вот-вот стены сдвинуться с места и с отвратительным, тяжелым, заставляя маленькую комнатку сотрясаться, грохотом заключат его в своеобразную клетку, а после вовсе сжимая и оставляя лишь кровавое месиво. Сырой и жесткий пол заставлял изредка вздрагивать от пробегающего по телу ледяного ветра, сжиматься сильнее в калач. Видимо где-то нашлось маленькое отверстие (а может даже немаленькое и не одно), откуда холодный ветер проникал в комнату. Будем честны, парню нравились темные цвета,что радовало, ведь хоть чем-то они были с Эндрю схожи. Одежда, аксессуары, предметы в его квартире и кабинете, что стал вторым домом — все было в мрачных оттенках. Черный цвет заставлял чувствовать себя важно, это помогало Натаниэлю держать голову выше и не сдаваться, а данное поведение служило наипрекраснейшим примером для остальных работников — как его, так и работников Ичиро. Серый же служил более комфортным и успокаивающим, домашним и теплым, как бы странно это не звучало. Порядком Нат уставал от этих пугающе-мрачных цветов, хотелось чего-то яркого и необычного, особенного, чтобы все ахали, глядя на него. «Неужели!» — Шепталось окружение, всплескивая руками и косо поглядывая на Нейта. — «Это что, Веснински? Бо-оже мой. На нем надеты светлые вещи, как же так? Небось заболел? Надо будет позже занести ему бодрящего лечебного чая с лимоном…» «Да ну вам, это точно не он.» — Неверя говорили другие. — «Веснински только в темном и ходит, а этот… Весь светится, сияет, ну весь! Не может быть.» А Натаниэль проходил бы мимо так самодовольно… Но сейчас на нем черный костюм, почти сливающийся с пустотой ночи. Он закрыт в комнате с уже ненавистными стенами, слева от него — повидавшая многое, ужасно скрипучая и пахнущая сырьем, гнилью, чем-то еще неприятным, койка с пожелтевшим матрасом. Справа — такая же. Даже эти две кровати, если их можно было так назвать, казались черными в кромешной тьме. Пусть из окошка на двери проникал свет тусклой лампы из коридора, которая частенько моргала, погружая помещение в пугающую деловитую тьму, пусть охранник часто заглядывал в это окошко, освещая фонариком помещение и ослепляя парня, Нату все равно казалось, что здесь ужасно мрачно. Но в один момент прибыл он. Парень, чьи волосы буквально светились, независимо от обстоятельств. Чьи глаза скучающе блестели в самой тьме. Эндрю. Тусклый свет режет глаза, не смотря на то, что он не особо яркий, да и лампочка то тухнет, то вновь озаряет слабым светом узкий коридор. Здесь пусто, потому тяжелые шаги от ботинок Эндрю на высокой платформе и шаги идущего чуть поодаль растолстевшего полицейского звучали глухо, но достаточно, что человек на другом конце коридора мог бы услышать их, словно шагающие рядом. Прохладно, но челка, пропитанная мерзким и липким потом, неприятно спадала на глаза и прилипала ко лбу, как и черная свободная рубашка, прилипшая к спине и к груди. Она стала на несколько размеров меньше и немного тяжелее, словно Эндрю облили водой. Его запястья были сцеплены наручниками, и при каждой попытке снять их, они больно натирали и давили, оставляя красные отпечатки. Провожающий его полицейский резко остановился и, схватив его тяжелыми руками за плечи, что заставило Эндрю сжать кулаки до побеления костяшек, развернул к стене грубо и быстро. Лоб уткнулся в жесткую стену, в то время как карие глаза глядели за действиями мужчины. Тот достал ключи и как только подобрал нужный, вставил его в замочную скважину и прокрутил: раздался щелчок, скрип и грохот тяжеленной двери. Сильные руки вновь обхватили его плечи и толкнули в темное сырое помещение. А после дверь захлопнулась. Миньярд смог развидеть пухлое лицо полицейского через маленькое окошко, которое после скрылось. — Ого, какие люди. — Протянул знакомый голос позади, что заставил табун мурашек пробежаться по потной спине. — Давно не виделись, так ведь? Нил поднялся с пола и подошел ближе, щурясь и улыбаясь. Миньярд пробежался по нему скучающим взглядом и хмыкнул, его уголок губ дернулся в придательской улыбке. — М-да, я-то думал, ты еще до-олго будешь возиться с этим делом. Неожиданно. — Нил пожал плечами, казалось, что его улыбка стала больше и самодовольнее. — Буду честен, ты хорошо скрывался, Нил. — Натаниэль. — Его улыбка мигом спала. — Зови меня Натаниэль. — Хорошо, зову тебя Натаниэль. — Полу-улыбка Эндрю тоже спала. Их взгляды — чистые, но мрачные и серьезные в темноте комнаты, встретились друг с другом в непрерывной борьбе. Натаниэль отмер первый, с трудом отвел взгляд от ореховых глаз напротив, которые словно сияли в свете коридорной лампы. — Та-ак. Может расскажешь, какова причина твоего нахождения здесь? — Ты действительно хочешь продолжить нашу игру? — Натаниэль закатил глаза, цокнув и скрестив руки на груди. Эндрю тоже цокнул и скрестил руки на груди, следуя примеру Натаниэля. — Вообще-то это был просто вопрос, но если ты так хочешь, мы можем продолжить ее. — Дьявол, зачем я это упомянул? — Эндрю громко усмехнулся, ловя на себе раздраженный взгляд Натаниэля. — Ладно, я расскажу тебе, но не все сразу. Я не могу открыться тебе так быстро, уяснил? — Да давай уже, не тяни кота за яйца, боюсь не выдержит — ни мое терпение, ни кот. Натаниэль, прокашлявшись, начал: — Я попытался убить человека, но мне не удалось: полиция поймала меня и доставила сюда. И повисло молчание. Не напряженное, но и не такое, чтобы Миньярд мог чувствовать себя «в своей тарелке»: оно было неловкое, оба парня не знали, что сказать. — Окей, — протянул Эндрю, — кто же знал, что детектив является убийцей? Неожиданно.