Чемпионат мира

21 февраля.

– Марк, твою мать, у тебя нога где сейчас? На Марсе? В Твери? Где угодно, но точно не на льду. На этой тренировке всё не ладилось. С самого утра, приехав на ледовую арену все пошло не так, как обычно — ботинки его коньков стали ему как будто не родными. «Нет, только не это…» – Покажи как ты умеешь, не стесняйся! — Светлана Владимировна начиначала сверепеть. Кондратюк набирал скорость, выезд, толчок от внутреннего ребра, поворотов 180, мах, прыжок и присед. — Ну можешь же, можешь, — он был явно недоволен собой, несмотря на получившийся прыжок, — Иди сюда, Маркуш! Соколовская подозвала своего подопечного. – Зайдёшь ко мне после тренировки, нужно поговорить. Когда Светлана Владимировна так говорила, это означало две вещи: Она недовольна и даёт свободу Марку, чтобы он сейчас сам тренировался и отрабатывал прыжки; а второе это то, что она что-то чувствует. Иногда казалось, что она экстрасенс. Он всё понял и начал отрабатывать программы. Обычно, нужно время, чтобы привыкнуть, обкатать, но с этими такого не было. Обе программы Марка были очень запоминающимися и интересными, как и для судей, так и для зрителя. Его короткая приковывала не только техническими элементами, но и тем, как органично и музыкально делал все Марк. Произвольная же не оставляла шансов — здесь Кондратюку даже играть не приходилось, он был самим собой. Давал волю эмоциями, безусловно, насколько это было возможно.

***

— Могу зайти? Кондратюк постучал по двери номера его тренера. — Заходи. Наверное впервые между ними была настолько напряжённая тишина. — Что у тебя с коньками? Во взгляде Соколовский была видна материнская забота, смешанная с тренерской строгостью. — Не знаю, что-то с ботинками. Придётся менять. Она вопросительно посмотрела на него. — Почему ты говоришь об этом только сейчас, что так рано? Сказал бы за пять минут до выхода на произвольную! Ты прекрасно понимаешь, насколько это серьезно?! — Я все решу. Не переживайте, — спокойно ответил он. Марк всегда говорил так, и действительно, проблема решалась — непонятно каким образом, но решалась. — Как знаешь, — сказала она, вскинув брови и подняв руки вверх, в знак того, что сдается. Он кивнул ей, вероятнее, говоря о том, что согласен. — Что с Сашей? Они не обсуждали отношения Марка и Трусовой с момента их «перерыва». — Также, — она хотела что-то сказать, но Марк опередил её, — Я со всем разберусь сам, Вы же знаете. Буду ставить в известность. — Я все понимаю и все знаю, но и ты помни, она тоже живая, но до удушья гордая. Те, кто не рискуют, — Не пьют шампанское. Помню. Из номера Светланы Владимировны он вышел загруженным.

***

Новая произвольная программа Саши была для нее интимной. То, что раскрывалось там, её темы, музыка, все содействовало тому, чтобы она была честна на льду, от ног до пят. Короткая оставляла за собой недосказанность. Недосказанность эта и раскрывалась в произвольной программе, давая возможность увидеть Сашу с другой, несвойственной ей стороне. Разминка перед тренировкой прошла неплохо. Честнее будет сказать обычно. Аня и Камила сегодня были какими-то очень весёлыми и смеялись буквально с каждой мелочи, в то время как Трусова наоборот, была собранной. — До короткой у нас осталось 2 дня, сегодня мы на льду уделяем особое внимание технике, — Этери Георгиевна сегодня также была не в настроении для шуток. Девочки начали. У всех был стандартный набор — три вращения, три прыжковых элемента, дорожка шагов. Аня в этот раз решила прыгать тройной аксель, на Олимпиаде почувствовала, что может и решила заявить его в программу. Короткая Камилы по технической части не понесла потерь, то есть осталось неизменной, как и программа Саши. Упорная борьба с трикселем, продолжающаяся уже слишком долго, порядком надоела Трусовой. Игры научили её важному правилу — спорт может быть непредсказуемым. Это значит, что быть технически верной и давать эмоции недостаточно. Даже прыгать каждый раз выше головы было недостаточно. Нужно было прыгать ещё выше, ещё больше, ещё честнее, и отдавать себя без остатка. — Трусова, ты меня слышишь? Хватит крутить флипы, — Сашу вытянул из своей же головы Даниил Маркович, — Подойди к Этери Георгиевне. — Ты думала над тем, как тебе его прыгнуть? Тутберидзе смотрела в глаза своей фигуристке. — Думала. — Что надумала? — Прыгну. — Столько не получился аксель, а тут ты просто подумала и получится? — Я говорю Вам, он получится. Я знаю, увидите, — она смотрела на подопечную, и, кажется, чувствовала, что что-то изменилось, — Этери Георгиевна, время скоро закончится. Я пошла дальше тренироваться. Когда Саша отъехала, тренер обратилась к Дудакову — — Прыгнет? — Она сейчас готова не то, что триксель прыгать, она после всего может и флип в пять оборотов сделать. Я видел, она пыталась его сделать. Этери удивлённо посмотрела на мужчину. — И он получился. Пятерной. — Упаси Боже. Тренер показательно перекрестилась и посмотрела на потолок, будто на небо. — Саша, больше эмоций, больше! — Глейхенгауз контролировал прокаты девочек, — Нет, нет, нет! Когда ты заходишь на дорожку, рука вверх идёт, гармонично, нежно, а ты её срываешь! Ещё раз с начала дорожки. Она вновь начала заходить, он пристально смотрит. — Да, вот так, правильно, Саша, молодец. Теперь с флипа и вместе! Аня, а у тебя что с ногами, ты летаешь, где лёгкость? Когда тренер переключился на Щербакову, Трусова выдохнула. У нее не было натянутых отношений с ним, ни в коей мере, но тем не менее, порой мнение о том, как они видят постановку, расходились. В короткой программе она была демоном, который запутался, и в надежде стать ангелом решил отрезать себе крылья, но как итог — отрезал себе не просто возможность летать, но и по сути, нормально существовать. Постановщик говорил о нежности, о том, что в этом номере она должна быть уязвимой, а ей казалось, что демон должен быть будто острым, очень неудобным, колючим, как бы закрываться, защищаться от других.

***

— Сергей Викторович! Сергей Викторович! Подождите! Как только Дудаков услышал голос Саши, он остановился и повернулся к ней. — У меня вопрос по программе, по постановке. — Саш, если так, то лучше спроси у Даниила Марковича. — Как Вы видите эту программу? Я должна быть там нежной или колючей? Дудаков задумался. Потому что сказать противоположное Глейху будет неким предательством тренерского штаба, но с другой стороны, его мнение не изменит проката Саши. Решил выбрать нейтральный вариант. — Я вижу программу так, как её видишь ты. Я не могу ничего тебе посоветовать, Саша. Катай так, как ты чувствуешь, но не забывай о том, что говорим тебе мы. Если сомневаешься, поговори с девочками. Не бойся, тебе нечего терять. Звучит обнадеживающе.

***

Вечерняя тренировка фигуристок и фигуристов штаба Этери закончилась, кажется, около часа назад, но одна из них все ещё была на льду. Рыжая макушка отрабатывала тройной аксель. Он стал получаться значительно чаще, но стабильностью или закономерностью Саша это не считала. Ледовая арена закрывалась через полчаса, значит уже в течение десяти минут ей нужно покинуть лёд, чтобы успеть переодеться. С трудом остановишь в выполнении прыжков и надев защиту на лезвия, она вышла со льда и пошла в сторону раздевалок. На её шкафчике красовалась надпись: «Russia, Alexandra Trusova» Открыв его, она увидела на дверце приклеенный стикер, с надписью:

«Аксель прекрасный, Рыжик. Я горжусь тобой».

***

« — Рыжик, рыжик! Саша оторвалась от теста и обернулась на парня. — Ты единственный человек, который так меня называет, — девушка смотрела Марку в глаза, — И я рада, что никто больше так не говорит. Это знаешь, наши семейные тайные имена. Позывные! — Трусова, я тебя люблю, ты знаешь? — Кондратюк, я тебя тоже люблю. А ещё люблю, когда ты помогаешь мне готовить булочки! Девушка кинула горстью муки в парня. Тот посмотрел на нее убийственным, её фирменным взглядом. — Беги». Сердце сжалось. Больно.