The heart wants what it wants

…Испортить этот вечер сильнее было уже невозможно. Чу Ваньнин всё ждал от Ши Мэя вопросов, но тот так и не заговорил с ним, так что оставалось только догадываться, как он воспринял слова Мо Жаня, и действительно ли поверил, что Ваньнин пытался мстить своему студенту, используя его. Так они шли молча до самого кафе, где условились посидеть после работы. Разумеется, это было не свидание — просто очередная дружеская встреча. Ши Мэй ни словом, ни делом не показывал, что хотел бы чего-то большего, с ним было легко и просто — совсем не так, как с Мо Жанем, в присутствии которого даже воздух начинал искрить. Расслабленная атмосфера небольшой чайной наводила на мысли о традиционном на Востоке искусстве приготовления напитков. Шёлковые ширмы ограждали каждый столик, создавая камерность, а в приглушённом свете шёлковых фонарей было так легко отпустить события уходящего дня. Ши Мэй расположился напротив, и, сделав заказ, впервые за весь вечер улыбнулся. Миндалевидные глаза его сделались похожими на лисьи. — Я хотел поделиться с уважаемым учителем небольшой радостью: в этом месяце я получил повышение, и теперь возглавляю пресс-службу полиции. Только теперь Чу Ваньнин обратил внимание, что Ши Минцзин и одет как-то совсем иначе: вместо обыкновенного свитера теперь на нём под пальто был форменный китель. Тёмный цвет ткани приятно контрастировал со светлой кожей шеи. Белоснежная рубашка, застёгнутая на все пуговицы, подчёркивала аккуратные черты и приятную собранность. — Поздравляю. За полгода ты действительно добился многого, — Чу Ваньнин всегда радовался, когда узнавал, что его бывшие студенты достигали новых высот. Ши Мэй был одним из немногих, с кем он общался даже после выпуска группы, а потому осознавать, что его позвали на чай, чтобы поделиться такой радостью, было вдвойне приятно. — Спасибо, — Ши Минцзин склонил голову, и в этот момент как раз официант поставил перед ними всё для чаепития. Фигурка на доске была подходящей — змея олицетворяла благополучие и процветание, приносила удачу. — Дальше мы сами. Чу Ваньнин вскинул брови, но спорить не стал. Раз уж Ши Мэй собирался самостоятельно заваривать и разливать чай, он готов был выступать благодарным наблюдателем и дегустатором. — Благодарю, — ответил теперь уже Ваньнину Ши Мэй. — Однако часть этой заслуги принадлежит вам. Иногда я вспоминаю первую пару, и то, как вы назвали меня графоманом… чего бы я достиг, если бы не прислушался к вам? — Иногда я говорю, не подумав, — смутился Ваньнин. — Ты писал хорошо уже тогда, но мог лучше. Я пытался сказать об этом, но вышло, как всегда, слишком грубо. — Ничего страшного, — Ши Мэй слил первую порцию чая, и теперь позволял напитку в гайвани настояться. Вокруг разливался мягкий цветочно-фруктовый аромат, словно в сезон цветения медовых слив. — Ваши слова мотивировали меня, а я был слишком самоуверен. К тому же, я и сам порой говорю совсем не то, что думаю. Мне тоже трудно выражать свои мысли и чувства, а писать о чувствах других куда легче. Чу Ваньнин облегчённо выдохнул, кивая. Некстати вспомнились сгоряча брошенные Мо Жаню слова о том, что тот не подлежит исправлению… с педагогический точки зрения, это был полный провал. Не стоило быть таким резким — но иначе Чу Ваньнин просто не умел. Ши Мэй смог прочитать его мысли между строк — возможно, и Мо Жаню будет это под силу. Его необходимо было осадить, он зашёл слишком далеко. — Ваньнин, — прервал череду не самых приятных размышлений Ши Мэй, — я хотел у тебя кое о чём спросить. Переход на “ты” в общении наконец привлёк внимание Чу Ваньнина, потому что он давно просил Ши Минцзина обращаться к нему, используя его домашнее имя и простые формы. Они больше не были преподавателем и студентом, и не было необходимости в субординации. — Зачем спрашиваешь разрешения? Просто задавай вопрос, — он нахмурился, замечая нерешительный взгляд Ши Мэя. — Что такого ты хотел бы спросить, что так переживаешь? — Ваньнин, у тебя стабильная работа, хорошая репутация. Ты ни в чём не нуждаешься, производишь впечатление состоявшегося человека. Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы завести семью? Чу Ваньнин ожидал чего угодно, но не этого. Растерявшись, он понятия не имел, как сказать своему бывшему студенту, что до сих пор сам не знает, чего бы ему хотелось. Декан Сюэ тоже недавно заводил разговоры, что хорошо бы молодому преподавателю остепениться, да вот только единственная попытка знакомства с девушкой оказалась провальной. Чу Ваньнин никогда не был в отношениях — казалось, у него напрочь отсутствовал интерес к противоположному полу… Он отвёл взгляд, понимая, что не до конца честен даже с собой. Разумеется, в мире существовали люди, которые его привлекали. Мо Жань, например… Думать о нём было подобно нескончаемой пытке: слишком больно, и слишком разрушительно для самооценки. — Я никогда не стремился жениться, — признался он, но это была полуправда. Как всякий мужчина, он хотел бы когда-нибудь завести жену и детей… гипотетически. В необозримом будущем. В реальности, стоило давно признать, что ему нравились мужчины — по крайней мере, один точно. К несчастью, с этим человеком у него не могло быть ничего общего. Если бы Ши Мэй прочёл его мысли, он наверняка бы ужаснулся, потому что сам Чу Ваньнин давно уже понял, в какой дрянной ситуации оказался. Как ему мог вообще нравиться кто-то вроде Мо Жаня — кто-то, кто банально не следил за тем, чтобы держать свой член при себе?.. — Но ведь должен быть кто-то, кто бы нравился Чу Ваньнину? — допытывался Ши Минцзин, разливая чай. — Особенный человек, который бы вдохновлял и заставлял сердце биться чаще… Чу Ваньнин пожал плечами: — Женщина. Живая… что ещё может быть нужно? — он запоздало вдруг осознал, что возможно Ши Мэй пытался ему на что-то намекнуть, а потому поинтересовался, — А какие у тебя планы? После повышения ты сможешь позволить себе ипотеку в хорошем районе. Не настало ли время задуматься о жене? — О, — Ши Мэй грустно улыбнулся. — Не думаю, что это возможно. Мне нравится кое-кто, кому я не очень интересен. К тому же, мои отец и мать — не лучший пример любящей семьи. — Понимаю, — Чу Ваньнин осознал, что Ши Мэй ему уже рассказывал о своих неудачных отношениях с Мо Жанем, а потому не стал расспрашивать. Он на собственном опыте знал, насколько привлекательным мог быть Мо Жань для окружающих. То, что Ши Мэй вышел из ситуации, сохранив достоинство, было заслугой Ши Мэя. К тому же, его могли не интересовать женщины вовсе. — Конечно, я мечтаю, что однажды человек, которого я люблю, ответит мне взаимностью, и мы сможем быть вместе. Купим дом за городом с красивым садом, будем устраивать чаепития по выходным, ходить по магазинам, и делать всё то, чем обычно заняты любящие семьи… — продолжил Ши Мэй уже увереннее. Всё это звучало подозрительно похоже на то, что Ваньнин и Ши Мэй делали вне отношений, будучи друзьями, и Ваньнин улыбнулся, размышляя, каким деликатным был его бывший ученик, и как, должно быть, повезёт его будущему возлюбленному. Было невозможно представить, чтобы подобные ожидания от отношений озвучил кто-то вроде Мо Жаня, но Ши Мэй… он был умён, обладал изысканным вкусом, чувством такта. Он казался порядочным. — Твой возлюбленный наверняка будет счастлив, — Чу Ваньнин решил поддержать Ши Мэя, как умел. Он даже протянул руку, чтобы коснуться его ладони, хоть сам и был совершенно не тактильным человеком. В этот момент подобный жест казался уместным, и всё же… он застыл в нескольких сантиметрах над столом, не решаясь прикоснуться. Не будет ли это нарушением границ? — Ваньнин, — Ши Мэй, всё это время увлечённо разглядывавший фигурку на чайной доске, неожиданно поднял на Ваньнина взгляд. Зрачки сузились до крошечных точек несмотря на полумрак, а в свете шелковой лампы черты его как будто заострились. Он не попытался перехватить ладонь Чу Ваньнина — просто проигнорировал её, словно ничего не замечал. — Этот человек не похож ни на кого, с кем я имел дело. Иногда я боюсь, что он рассыпется на осколки, едва осознает, кто я на самом деле. И я не смогу его больше собрать… понимаешь? — Но он всего лишь человек, а не нефритовая чаша, — Чу Ваньнин поспешно убрал руку, ощущая неловкость. — Что такого в тебе есть отталкивающего, что ты так переживаешь? — Что такого во мне… — Ши Мэй грустно улыбнулся, качая головой. — Не думай об этом, дорогой учитель. Сегодня мы празднуем моё повышение по службе, и я угощаю тебя своим любимым чаем… …Позже, вернувшись к себе домой, Чу Ваньнин долго не мог заснуть, размышляя, почему Ши Мэй так неохотно говорил о своих переживаниях. В последнее время они сблизились, но в то же время после таких встреч всегда оставался странный осадок — казалось, Ши Минцзин ни с кем и никогда не позволял себе раскрыться по-настоящему. Чу Ваньнин был первым человеком, с кем он захотел поделиться хорошими новостями сегодня, но, несмотря на это, Ши Мэй всё равно резко отсёк любые разговоры о личной жизни. Ваньнину следовало бы многому поучиться у своего бывшего ученика. Он не умел и не привык так же хладнокровно отстаивать свои границы. Он снова задумался, как легко Мо Жаню удалось вывести его из равновесия всего несколькими фразами. Всё бы ничего, но, чем активнее и враждебней Чу Ваньнин реагировал, тем сильнее Мо Жань нападал — словно дворовой пёс, учуявший слабину домашнего кота и решивший лаять громче, чтоб запугать того сильней. Со всем этим следовало заканчивать. Чу Ваньнин вдруг вспомнил, что так и не выбросил чашку с хаски, которую купил для Мо Жаня, и, раскрыв ящик с посудой, минут десять глядел на забавный рисунок пса, вспоминая, как Мо Жань радовался, когда впервые его увидел. Тем вечером они условились, что Мо Жань сможет приходить к Ваньнину, когда пожелает, и эта чашка будет принадлежать только ему… вероятно, ее в самом деле стоило отправить в мусор, но у Чу Ваньнина почему-то не поднималась рука это сделать. Возможно, он всё ещё хотел верить, что ничего не кончено, хоть и понимал, что Мо Жань не чувствовал к нему и половины того, что чувствовал сам Чу Ваньнин к Мо Жаню. Кем он был для Мо Жаня: развлечением? Целью, которую хотелось достичь, чтобы доказать себе что-то? Наивным дураком, увидевшим в нём человека, которым Мо Жань никогда не был?.. Чу Ваньнин действительно был наивным — он позволил себе поверить Мо Жаню, и даже чуть с ним не переспал. Он даже не знал, что было хуже: то, что он был готов так рисковать, и лишь по случайности дело не дошло до постели, или всё-таки его беспроглядная наивность и доверчивость. К счастью, ему удалось понять, каким Мо Жань был на самом деле. Пусть и запоздало, но Ваньнин сделал нужные выводы. *** …На следующий день Мо Жань решил прийти на работу пораньше — хорошо, что корпус находился недалеко от общежития, так что теперь, чтобы оказаться на кафедре за час до начала пар, следовало просто проснуться немногим раньше и меньше залипать в соцсетях, распивая кофе. Не то, чтобы Мо Жаню так не терпелось начать работать — скорее, ему не хотелось, чтобы кто-то увидел, как он роется в столе Чу Ваньнина. Мысль о том, чтобы узнать, чем живёт преподаватель в последнее время, пришла ему в голову ещё прошлым вечером, вместе с осознанием, что, похоже, у Ваньнина с Ши Мэем было всё серьёзно. Притом, Мо Жань не исключал, что это “серьёзно” не имело никакого отношения к мести и началось задолго до того, как Мо Жань впервые положил глаз на Ваньнина. Возможно, они были хорошими друзьями… до недавних пор. Он никогда не видел в Ши Минцзине серьёзного соперника — но теперь, после вчерашнего столкновения, готов был поверить во что угодно. На кафедре было тихо. Солнечные лучи пробивались сквозь полузакрытые жалюзи, отбрасывая косые полосы света на старомодную лаковую мебель и мягкие рабочие кресла. Мо Жань снова уверился, что в помещении нет камер наблюдения, и, собравшись с духом, выдвинул первый ящик. На столе покачнулся стакан с письменными принадлежностями, а в воздухе разлился аромат старой типографской краски. Несколько папок и стопок бумаг с ведомостями за прошлый год скрывали под собой допотопный калькулятор — кто вообще такими пользовался в эру смартфонов — и копии чьих-то дипломных работ. Чуть дальше, практически выпадая за стенку стола, лежала подшивка пожелтевших газет четырёхлетней давности — ничего особенного. Мо Жань разочарованно продолжил пересматривать бумаги. Он не обнаружил среди них ни порножурналов, ни чего-нибудь личного. Даже ежедневник Чу Ваньнина пустовал — похоже, он его не вёл, только первые две страницы были заполнены. На что ещё стоило обратить внимание?.. Мо Жань вдруг ощутил, словно упускает что-то важное. Он пересмотрел каждый ящик стола, и даже заглянул за заднюю стенку, чтобы убедиться, что ничего не выпало — без толку. Пришлось закрыть стол и обратить внимание на то, что лежало на виду. Конспекты и студенческие работы образовывали на столе Ваньнина настоящий стоунхэндж, окружая расчищенное для ноутбука место. Ничего особенного среди тетрадей и распечаток, ожидаемо, тоже не обнаружилось — даже открыток и подарков от студентов не было. Если Ши Мэй и ухаживал за Ваньнином всерьёз, делал он это вне стен университета, потому что даже обёрток от шоколада не лежало в мусорном ведре. “Какие унылые у тебя поклонники, учитель Чу, — возмутился Мо Жань. — Мои подарки тебя не впечатлили, но при этом никто другой тобой не интересуется. Да что с тобой не так?” Разумеется, он кривил душой — было сложно не заметить, как Ши Мэй заботливо поправлял Ваньнину шарф вчера вечером. Мо Жань на собственном опыте знал, каким умеет быть Ши Мэй: когда-то давно он готовил ему суп с лапшой и овощами, обхаживал его, когда он болел, и выгораживал на парах, переписывая за него конспекты. Ши Минцзин умел очаровывать и влюблять в себя — и, вероятно, всё его обаяние сейчас было направлено на Чу Ваньнина… Разумеется, он казался более достойным и интересным партнёром, чем Мо Жань. Но признавать это было слишком тяжело. Как мог Чу Ваньнин променять всё, что было между ними? Как мог так скоро забыть Мо Жаня?.. Мо Жань раздражённо стукнул по столу, потому что один из ящиков всё никак не получалось закрыть, и на пол слетела металлическая флешка, прежде скрытая между журналами. Ящик наконец вернулся в пазы и закрылся, и Мо Жань, осознавая, что времени у него в обрез, решил, что уделит внимание содержимому носителя чуть позже — всё равно Чу Ваньнин даже если и хватится флешки, едва ли заподозрит пропажу. Скорее, решит, что носитель просто затерялся в беспорядке. Убедившись, что оставляет после себя точно такой же хаос, какой был с самого начала, Мо Жань пересел за свой стол, включил ноутбук, открыл первую попавшуюся таблицу и, насвистывая, отправился в коридор, чтобы сделать себе кофе. У него сегодня было всего несколько пар, а всё остальное время ему предстояло отработать на кафедре. Чу Ваньнин, разумеется, пришёл впритык к началу занятий — пронёсся мимо Мо Жаня, словно тот был пустым местом, швырнул вещи прямо на стол поверх бумаг и метнулся в аудиторию. Мо Жань даже не успел поздороваться с ним, хотя им нужно было в одну сторону. Допив кофе, Мо Жань выбросил бумажный стаканчик в урну, захватил конспект и учебник, и неторопливо направился в нужный кабинет. Сюэ Мэн держал свободным место за первой партой, так что, несмотря на заполненность, Мо Жаню было где сесть. Он разместился как раз вовремя, потому что Чу Ваньнин просматривал журнал и вызывал по очереди каждого, чтобы понять, кто отсутствует. — Мо Вэйюй? — зачитал он, и Мо Жань ощутил абсурдное волнение от того, как необычно мягко и нерешительно его имя соскользнуло с губ Ваньнина. Действительно ли Чу Ваньнин выделял его среди студентов, зачитывая список группы?.. — Мо Вэйюй есть? — снова повторил Ваньнин уже громче и резче, и Мо Жань осознал, что так ничего и не ответил, заслушавшись. — Есть! — он смущённо улыбнулся, но Чу Ваньнин не оценил его хорошее настроение. — Прошу выйти вперёд и раздать студентам необходимые материалы. Сегодня у нас самостоятельная работа, — он прищурился, глядя прямо на Мо Жаня. — Также мне потребуется твоя помощь, чтобы проверить тесты. — Моя?.. — У нас только один ассистент на кафедре, — Чу Ваньнин продолжал сверлить Мо Жаня тяжёлым взглядом. — К тому же, твои знания я могу проверить и позже. — Хорошо, — Мо Жань склонил голову, чувствуя себя полным идиотом. Конечно, Чу Ваньнин выделил его из группы — он наверняка всё это задумал с самого начала, чтобы поставить Мо Жаня в неловкое положение. Вероятно, это была месть за вчерашний вечер. До самого конца пары Мо Жань только тем и занимался, что выполнял поручения Чу Ваньнина: забирал шпаргалки у рисковавших списывать, собирал работы и терпеливо проверял их, сверяя ответы и делая пометки на полях карандашом, пока доцент Чу проводил пару. Под конец он так устал, что едва понимал, о чём говорит преподаватель: кажется, они разбирали какое-то античное произведение европейской литературы. Когда пара закончилась, он осознал, что конспекта по ней у него нет — всё, о чём говорил Ваньнин, оказалось каким-то белым шумом. — Мо Жань? — подозвал его Чу Ваньнин снова, и на этот раз в его обращении не чувствовалось агрессии. — Да, учитель? — Спасибо, — Ваньнин сухо кивнул Мо Жаню, а затем передал ему какую-то стопку бумаг. — Это конспект занятия. Ты можешь переписать его, или просто сфотографировать и распечатать. Делай с ним всё, что пожелаешь. Можешь не возвращать. Мо Жань приподнял брови, чувствуя жар, распространяющийся под кожей: — Вот так… просто? — Ты думал, я собираюсь спрашивать тебя по теме сегодняшнего занятия? Я же знаю, что ты работаешь и учишься. Моё мнение о тебе не стало лучше, но я не собираюсь тебя “валить”. Тёмные глаза Ваньнина превратились в прорези, словно видели Мо Жаня насквозь. В воздухе снова зазвенело от напряжения, а непрошенное возбуждение сменилось ледяным холодом. — Спасибо, — Мо Жань взял конспект, хоть и поначалу не хотел. То, как Чу Ваньнин обращался с ним, как его самого бросало в жар и холод, задевало гордость, но при этом он понимал, что, если не возьмёт материал, преподаватель попросту сотрёт его в порошок на следующем занятии. Он больше не питал иллюзий относительно того, каким был Чу Ваньнин человеком — то, что казалось в нём мягкостью, на деле было маской. К сожалению, в маске или без, Чу Ваньнин всё ещё привлекал его — но влечение это теперь вызывало в Мо Жане отвращение к себе. Как мог его всерьёз заводить человек вроде Чу Ваньнина? Как у него вообще на него могло стоять?.. Последняя мысль вызвала в Мо Жане беспомощную злость, которую он быстро скрыл за вежливой улыбкой. — Что-нибудь ещё? — Нет, всё в порядке. Можешь идти, — Чу Ваньнин выглядел таким невозмутимым, что руки чесались схватить его и трясти до тех пор, пока он не проявит хоть какие-нибудь человеческие чувства. Куда делось его прежнее стеснение? Существовали ли где-либо помимо воображения Мо Жаня его смущённо опущенные ресницы и раскрасневшиеся от поцелуев губы? Когда лицо его превратилось в равнодушный пустой лист? А, может, оно всегда таким и было... — Хорошо, — Мо Жань собрал вещи и вернулся на кафедру, понимая, что, как бы ему ни хотелось отрицать, а Чу Ваньнин всё ещё вызывал в нём жар влюблённого первогодки. И, чем равнодушней Чу Ваньнин себя вёл, тем сильнее это выводило из себя.