Цикл Книг "Эйриния". Книга первая: "Пик из Эхтера"

Второй рабочий день для Пика начался совсем незаурядно. С обычной профилактики оборудования и небольшой уборки. - Вижу на тебе новая рубаха, – заметили его обновку Тания. За место прошлой поношенной на парне красовалась совсем еще новая, без пятен грязи и масла рубашка темно-синего цвета из грубого тканого материала, с длинными, засученными сейчас до уровня локтей рукавами и сшитая явно со всей любовью и заботой. - Да. Мама сшила! - коротко ответил Пик, не отвлекаясь от разбирания букв по кеглям и шрифтам. - Синий цвет тебе идет, – улыбнулась Печатница. - Спасибо… Скажи Тания, а у нас в городе еще типографии есть или издательства?! - вдруг ни с того ни с сего завел сей разговор Пик, которого с самого прихода в цех, явно что-то волновало и беспокоило. Он то и дело опускал руку в карман штанов, убеждаясь снова и снова, что Оно там. - А что?! Уже решил свалить? – усмехнулась девушка. - Нет, я… - Да ладно тебе, я же шучу! Если мне не изменяет память, вроде больше нет, – закатила глазки девушка, почесав затылок. - А может быть есть те, кто сами печатают себе продукцию дома, кустарным методом, на похожем станке? - Точно сказать не могу… А в чем собственно дело? - спросила Тания, делая наивный вид, хотя сердцем почувствовала - с Пиком что-то не так. - Да вот посмотри, что по пути сюда я обнаружил на всех стенах и на воротах фабрик и заводов! - протянул мышонок Наставнице свернутую небольшую листовку. Развернув которую, Тания нисколько не удивилась. - И что тут такого?! Ты же сам, небось, видел тех странных типов, что собирают подписи против действующей Власти. Это явно их рук дело! – быстро ответила она, но Пик всё не успокаивался. - Я тоже так вначале подумал, а потом прочитал, как следует. Тут написано: «Долой виновника всех наших бед - Советника графа Де Гри! Скажем нет, обману и лжи! Он и его министры лишь кучка…» Начал читать с интонацией Пик, но Тания остановила его: - Потише Пик, ты же не желаешь нажить на свою голову неприятности!? - Вот именно, Тания! Те другие, винят во всем Короля. Их никто не гонит, и даже стражники к ним не цепляются! А эти объявления при мне тут же срывали, да с таким рвением и страхом, что я сам еле успел прихватить одну, - зашептал паренек. - Пик спрячь её и постарайся никому больше не показывать! Я понимаю, тебе хочется поскорее во всем, что здесь твориться разобраться, но не всё сразу, - шепотом отвечала Печатница, отдавая листовку мышонку, сама про себя приметив пытливость Пика. - Как говорят – меньше знаешь, крепче спишь! И если у тебя «бессонница», то хочу тебя предупредить, что здесь действуют Силы, нам неподвластные и очень опасные, - с некой тревогой в голосе проскрипела девушка. - Ты про этого - графа Де Гри? - Всем известно, что он правит нашим городом из-за спины больного Короля. Если он вовсе болен? И это не очередная ложь, которую нам навязывают в различном виде! Ведь под всеми Законами и Указами, попирающими права простых горожан, стоит именно подпись этого крыса! – сжимая кулаки горячо шептала Тания, чьи глаза вспыхнули огнем борьбы за справедливость. - И что - все это знают?! - Да, но попросту бояться об этом говорить и ему всё сходит с рук… - Почему? - И у стен есть уши! Достаточно лишь сказать что-то не так, как тебя сразу забирают! - Куда и кто?! - Ответа на этот вопрос никто не знает, ведь оттуда еще не возвращались… При этих словах в цех с громким стуком вваливается сам начальник производства – Николир. Тот самый мышь, что рассматривал вчера анкету Пика, уже здесь в здании. Мышонок тут же испуганно отвернулся к ящикам. А Тания, как ни в чем не бывало, поприветствовала его: - Здравствуйте! - Здравствуйте, – повторил за ней Пик, пряча бумажку обратно в карманы штанишек. - ОВКТ № 22 - протягивает Мастер конверт печатнице, защищенный сургучом с королевской печатью и подписью главного публициста. - Очень срочный! - молвил напоследок Николир и поспешно удалился. - Что там?! – подскочил к Тании Пик, сгорая от любопытства. - Особо Важный Королевский Тираж, - расшифровала аббревиатуру Наставница. - Ого! – удивился Пик, принимая из её рук конверт. - Смотри-ка, тут стоит подпись твоей подружки, – усмехнулась Тания, направляясь к дверям. - Да уж, – почесал затылок мышонок, и вправду приметив подпись Сиберии под печатью. - А ты куда? - Раскрывай письмо и готовь форму! Я за расходными материалами, – слишком поспешно удалилась Тания, гремя тележкой. Не придав этому особого внимания, Пик осторожно раскрыл конверт. При этом ухитрился сохранить печать, которую на память решил сохранить, положив в карман. Быстро пробежав взглядом по Макету, Пик тут же покачал головою и прошептал: - Ах, Сиберия, ну уж в этом… Надо было умудриться, – мило улыбнулся мышонок. Не задумываясь, Пик стал набирать форму, живо представляя в уме, как обрадуется девушка, узнав, что он исправил столько ошибок в столь важном Тираже… В маленькой, замкнутой со всех сторон комнатушке, напоминавшей больше каземат или темницу, без окон и естественных источников света, царила полная темнота. Воздух был сырым и спертым, а стены холодными словно сама смерть и источали смрад и отчаяние. Царила гробовая тишина, помещение казалось совершенно пустым и брошенным. Но, спустя песчинку становится ясно, что темница не только обитаема, но и в этой кромешной темноте, могут существовать истинные Чувства и Любовь. - Зажги свет, – посреди тишины, раздался тихий нежный девичий голос. - Нет! – отвечал мужской, охрипший и слабый голос во тьме. - Я боюсь. - Чего папа? - Того, дочка, что ты исчезнешь, как только вспыхнет огонек… - Нет, папа, я не исчезну! Вот она - Я, - девушка стала зажигать единственную оставшуюся здесь свечу, что покоилась на столе, если остатки воска, собранного по всему полу, можно было назвать свечой. Слабый, дрожащий огонек вмиг осветил всю комнату, которая была сплошь обвешана различными чертежами. На столе лежали письменные принадлежности: линейки, карандаши, угольники и многое другое. Возле него покоился покосившийся на бок стул, а рядом вся в заусенцах небольшая деревянная доска, прибитая к стене. Которая и служила местом отдыха и сна, для пленника подобного «рабочего кабинета». Огонек осветил морщинистое лицо поседевшей мыши, худой словно щепка. Облаченный в изорванную одежу, напоминающую мешковину каторжника, взору девушки, предстал седой от кончика ушей до хвоста, постаревший прежде положенного срока средних лет мужчина с дрожащими руками и с красными от постоянной работы в темноте глазами. В них читалось столько боли, усталости и печали, что молодая девушка, стоявшая напротив отца, не смогла сдержаться и по её щекам потекли горькие слезы боли и отчаяния. - О-о-о, папа! – крепко обняла она отца, опустившись перед ним на колени. - Дочка, как же ты выросла, похорошела… - не находил подходящих слов отец. - Папенька, до чего же они довели тебя… Прости меня, прости… - крайне жалобно сдавленным голоском проскрипела мышка. - Не вини себя, дочка! - обнял её пленник и сам бы рад пустить слезу, но глаза совсем пересохли. - Но я… - Верь доча, всё еще у нас будет хорошо, – не выпуская девушку из своих объятий, успокаивал её отец, сам слабо веря в то, что говорил, как, впрочем, и раньше. - Ты единственная моя Надежда и Смысл Жизни! Если бы не ты, я давно помер в этой темнице! – обреченно хрипел мужчина, чувствуя, что больше не проживет в заточении и пары месяцев. - Не говори так, папа… Я всё перепробовала, но у меня ничего не получается! Он слишком силен, никого не боится, ни Короля, ни Принцессы, – не в силах оторвать от папы своей заплаканного личика, шептала бедняжка, захлебываясь в слезах. - Ох, дочка, тебе ли не знать, что на богатых нельзя положиться ни в чем! Каждый день я слышу лишь обещания, и еще ни разу Он не выполнил ни одного… - Что? Что, он снова хочет от тебя?! - На этот раз, он желает, чтобы я сконструировал ему такое сильное, доселе невиданное оружие, которое способно будет изменить ход любого сражения. - Что!? Отец ты не должен этого делать! Даже ради меня - не надо! – подняла на него красные и мокрые голубенькие глазки мышка. - Я сделаю всё, что он скажет, иначе…- тяжело вздохнул отец, погладив девушку по головке. - Ты сама знаешь, на что он способен в гневе… - Но, но… - перехватило дыхание у бедняжки, от одной только мысли о наказании. - Не волнуйся дочка, я не в силах помешать его планам, но могу задержать процесс! Вот держи! – протянул он дочке свечу. Она приняла её и прижала к сердцу, как самый дорогой подарок от любимого папы. В этот самый момент снаружи послышались тяжелые шаги, позвякивание ключей в замочной скважине и чьи-то голоса. - Прячься, уходи! – шепнул ей мышь и силой отстранил от себя. Девушка кинулась в небольшой лаз в стене, прямо над «кроватью» отца. Как только она быстро скрылась в нем, мышь заложил отверстие большим кирпичом, размерами не больше локтя, служившим потайной дверью в темницу. Она вела в узкий проход, в котором даже хрупкая на вид девушка еле умещалась, а отец и вовсе был не в состоянии головы просунуть. Свеча потухла и здесь снова воцарилась тишина. Спустя мгновение увесистая металлическая дверь со скрипом отворилась, и в комнату держа светильник с тремя свечами вошел, сам граф Де Гри. - Проснись, Мастер! – громовым голосом прохрипел он. - Я и не думал отдыхать, просто свечи закончились, - отвечал пленник. - Принесите ему еще свечей! – прокричал Граф тем, кто был снаружи и сторожили двери. Тут же послышались торопливые шаги по лестнице. - Ты сделал то, о чем я тебя просил?! - Вы хотели сказать то, что вы приказали? – поправил его Мастер. - Не зли меня! – прорычал Граф. - Чертеж спускового механизма и самого ружья, что вы вчера мне предоставили, готов. Но у меня было слишком мало времени, чтобы… - Где он!? - закричал от нетерпения Де Гри, перебив пленника. - На столе, Ваша Милость. - Где?! На каком столе!? - захрипел крыс, не найдя взглядом ничего кроме подсвечника и карандашей. - Наверное, упал, – рухнул на колени мужчина и стал рыскать по полу руками на ощупь. Граф не мог терпеть и как закричит: - Стража, обыскать его! В темницу тут же ввалились двое матерых крыс и принялись со всей возможной «деликатностью обыскивать» мышь. Его глухие стоны отдались невыносимым эхом в ушах бедняжки, притаившейся за потайной «дверью». - Довольно! – спустя минуту сжал ладонь в кулак Граф и его мордовороты покинули темницу. - Ну как, Мастер, не вспомнили, где чертеж?! - Я… я… - еле слышно прохрипел мышь, не в силах подняться с пола, держась за живот и бока, которые ему хорошенько отбили, и уже не в первый раз. - Возможно впотьмах, я использовал его как лучину, - предположил он самый верный исход судьбы чертежа. - Ты что?! – завопил диким криком крыс. Сгорая от приступа лютой ненависти, Граф подскочил к Мастеру и положив свою ногу ему на горло, принялся с силой давить на него всем своим весом. - В последнее время ты стал слишком дерзок и безответственен! Это моя вина. Я был слишком мягок с твоей дочуркой! Но ничего - теперь она узнает, каков я в гневе! – хрипел крыс, чьи глаза вспыхнули пламенем, не предвещая ничего хорошего тому, кто первым попадется ему под горячую руку. - Нет, нет! Прошу Господин, не трогайте её! Я… Я сделаю чертеж снова, по памяти! - сквозь боль и ломоту во всем теле простонал Мастер. - А почему, я должен тебе поверить?! - Я… Я… Знаю, как увеличить его дальнобойность, без потери скорострельности и огневой мощи… - Уже лучше, – высвободил ему горло Де Гри. - Ты восстановишь чертеж, и мы приступим к изготовлению прототипа! Если всё пойдет как надо, возможно я сжалюсь над твоей дочерью! - стал расхаживать по темнице крыс. - Но, до той поры, ты должен запомнить - от твоего успеха зависит её Жизнь! Если не хочешь, чтобы она присоединилась к тебе, ты сделаешь всё, как я скажу! Тебе ясно!? - склонившись над Мастером прорычал Граф. - Предельно, мой Господин! Я немедленно приступлю к работе, - поднявшись на ноги, сел за стол мужчина, на котором живого места не было. После, он взял в руку карандаш, листок и принялся чертить. - Я еще приду! - прохрипел на прощание Граф и вышел. Следом за ним покинул сею обидеть горя и несчастий запыхавшийся стражник, который принес узнику свечи. Дверь захлопнулась. Голова Мастера повисла на плечах. По щекам пленника потекли горькие слезы боли и раскаяния, что прорезались сквозь сухие глаза мыши. Дрожащие руки совершенно не слушались его. В глазах стоял непроглядный туман, а в ушах нестерпимо гудело. Любое, даже самое незначительное движение, приносило нестерпимую боль и мучения. - Па-па! – послышался тихий голос позади сидевшего на стуле без движения отца. - Дочка ты еще здесь?! - Папа, бежим со мной, сейчас же! Хватит уже терпеть всё издевательства и побои! Я отыщу ключ, спою стражников и мы сбежим отсюда далеко-далеко… - Ты прекрасно знаешь дочка, что это невозможно. Я слишком велик для этих узких лазеек... Мы уже пробовали… Я чуть не застрял и не выдал всех нас! И даже если мы покинем эту комнату, из замка нам не скрыться. Но ты, дочка… Ты - беги! Спасайся! Пока еще не стало слишком поздно! – прохрипел отец, готовый пойти на всё ради счастья дочери, даже расстаться со своей никчемной жизнью. - Нет, папа, нет! Я не брошу тебя! Ведь я… - заплакала горькими слезами бедняжка, чье глухое сопение чуть слышно доносилось из-за кирпича. - Знаю дочка, я тоже люблю тебя! Но послушай - пришло время… Принцессу сосватают одному из Принцев и когда это произойдет, Графа уже никому не остановить… - Принцесса София сильная мышка - она сможет постоять за себя. - Король - её слабое место! А твоё – Я! Только исключив одно из двух, у нас появиться шанс. - Если это сделать, то зачем тогда жить?! - Затем, чтобы бороться! - Нет, я найду Третий Путь! Обещаю папа, ты увидишь голубое небо, вздохнешь чистым воздухом, прикоснешься к земле, и мы снова будем жить вместе! Долго и счастливо… - Как в сказке!? - Да, папа, как в сказке! – скрипела мышка. - Ах, моя милая дочка, как же все-таки я рад, что у Принцессы есть такая верная, храбрая служанка, ведь вы с ней так схожи… - Верно… Нас обоих лишили отцовской любви, и используют как разменное Зерно! Но ничего папа, скоро этому придет конец! Скоро! - повторила мышка, и её голос стих за стеной. Мастер, поднял голову, взял карандаш и лишь тихо прошептал: - Прости, но я не вижу иного пути! С этими словами он приступил к работе над чертежом. - Она так похожа на свою мать, - сквозь щемящую боль в груди прошептал мышь, снова оставшись наедине со своим горем.