Фетиши

      Вечер пятницы. Что может быть лучше этого прекрасного времени, когда можно откинуть все свои заботы по учебе, работе? Когда можно просто забить на все, прекрасно зная, что впереди у тебя есть ещё два блаженных дня выходных. Когда можно просто валятся, смотреть фильмы и сериалы. Когда можно просто ничего не делать.       В своей любви к этому времени, Баш не был исключением из многих других людей. В вечер пятницы, у него был строгий ритуал. В вечер пятницы он вообще никак не напрягался и ничего не делал. Вот и сейчас, Цвингли, закинув рюкзак с учебниками и тетрадками куда подальше, просто тупил в телефон, наслаждаясь бездельем. Казалось, он может хоть всю жизнь провести так. — Баш! — где-то в глубине квартиры раздался требовательный крик матери. Юноша тяжело вздохнул, лениво вставая с кровати и проклиная все и вся про себя, за то, что ему испортили такой момент. Миновав небольшой коридор, швейцарец попал прямиком в родительскую спальню. — Да, мам.— отозвался он, уже с интересом наблюдая за тем, как собственная мать надевала на себя лучшее колье и дорогие сережки. Сама же женщина была облачена в шикарное бархатное платье. В голове невольно закрутился вопрос: «И куда же она собралась?» — Баш, мы с твоим папой… — Отчимом! — резко перебил ее Цвингли, шипя, как разъярённая кошка. Ему дико не нравилось, когда мама называла своего нового мужа отцом для Баша. У Цвингли был только один, настоящий отец. Который, к несчастью, умер. — Мы с твоим отчимом отправимся в театр с нашими старыми друзьями, а после театра поедем в гости с ночёвкой к ним, — вздохнула женщина, в последний раз придирчиво осматривая себя в большое зеркало. У швейцара от такой новости аж дух сперло. Ох, ну наконец-то он хотя бы на вечерок избавится от извечного и ужасно надоедливого контроля родителей, и сможет заняться чем захочет. — Да, хорошо! — возбуждённо улыбнулся юноша, следуя за матерью в прихожую.— Не переживай! Я посижу с Эрикой, присмотрю за ней. У нас все будет просто отлично! Поэтому можете ехать и даже не думать о нас, — женщина странновато посмотрела на сына, натягивая на себя куртку. — Нет, Баш, — вздохнув, покачала головой она.— Я не оставлю вас одних. За вами присмотрят. — Что?! — взревел парень. На его лице отобразилась целая гамма эмоций. Злость, непонимание, раздражение, обида.— Мама! Мне уже шестнадцать лет! Я не ребёнок и мне давно уже не нужна нянька! Почему ты до сих пор этого не можешь понять?! — Баш! — рявкнула в ответ разозлённая женщина.— Как ты смеешь повышать голос на мать! Я хочу только как лучше для вас! Поэтому позвала Людвига, что бы он посидел с вами! — Людвига? Дядю? — Да, вашего нового дядю. Он только сегодня вернулся из своей командировки и с радостью согласился с вами посидеть. Он сказал что и подарочков вам прикупил, — улыбнулась женщина. — Ну все, все, мне пора бежать! — улыбнулась она, кратко чмокая сына в макушку и упархивая за дверь. С тяжелым вздохом парень провернул замок и поплёлся в гостиную.       Хотя, с одной стороны, компания Людвига вполне устраивала и даже в какой-то мере радовала Баша, ведь мужчина был прекрасным собеседником, понимал парня с полуслова, да и взгляды у них были похожие, и в целом, проводить время с ним было очень приятно, но все же. Но все же Крауц был консервативен во многих вещах и поэтому, идеальный вечер, который планировал Баш, не мог осуществиться. Заказать пиццу и целый вечер валяться, на диване смотря фильмы, точно не получится. Людвиг определённо не согласиться заказать пиццу, сказав, что это очень вредная еда и что Башу, если он хочет стать солдатом в будущем, нужно правильно питаться. А фильмы он назовёт глупыми и предложит смотреть всякие научные, развивающие шоу или мультики для Эрики.       Не успел Цвингли, завитавшись в своих размышлениях, дойти до дивана. Как раздался звонок в дверь. «Мама что ли вернулась? Забыла чего?» — хмуро подумал парень и поспешил открыть дверь. На пороге стоял ни кто иной, как человек, о котором и размышлял швейцарец.       Мужчина лет сорока. Людвиг выглядел как всегда безукоризненно. Идеально заглаженные назад блондинистые волосы, отглаженная, чистая, что просто казалось блестела, парадная военная форма и белозубая, чуть хищноватая, и даже надменная, типичная улыбка в тридцать два зуба. — Баш, как я рад тебя видеть! — немец порывисто прижался к парню, чмокая того в щеку. Пожалуй, Баша всегда смущали такие телячьи нежности со стороны нового родственника, но мама лишь всегда говорила, что Людвиг относится к нему именно так из-за того, что не имеет своих детей, а ласку и любовь все же хочет кому-нибудь дарить. Цвингли просто всегда мирился с этим. — Дядя! — с радостным визгом бросилась Эрика на шею мужчины. — Ох, как ты подросла, за время, пока меня не было! — потрепал по волосам девочку Крауц. — О-о-о, я столько всего хочу тебе рассказать! — закружилась в прихожей малышка. — Пойдёмте в гостиную, — вздохнул Людвиг, снимая с себя китель. — Ой! А это что?! — воскликнула Эрика, глядя на красивые пакеты, что принёс с собой немец. — Это вам подарочки! — улыбнулся мужчина, отдавая девочке розовый пакет. Довольно взвизгнув, малышка понеслась в гостиную, что бы распаковать подарки. — Ну, как ты? — спросил Крауц, незаинтересованно глядя вслед убежавшей племяшке, подхватывая Баша под руку. — Все нормально, — пожал плечами Цвингли.— А ты как съездил в Мюнхен? — Да и рассказывать особо нечего, — рассмеялся Крауц, заводя племянника в гостиную, где Эрика уже по всю рвала обертку от подарков.— В основном только по работе и ездил. Даже посмотреть ничего толком не успел. — Уже поздновато, — вздохнул швейцарец.— Надо Эрику покормить, да спать укладывать. — Да, ты прав. Нужно тогда что-то приготовить. Пойдём? — вообще Баш думал поваляться на диване, но дядя не оставил ему ни шанса. Пришлось соглашаться. Было решено приготовить на ужин пасту. Как раз, все необходимые продукты нашлись. — Не переваришь? — прямо на ухо, чуть насмешливо спрашивает Крауц, вплотную прижавшись к швейцару со спины. Баш вздрогнул и смутился такой близости. Он прекрасно чувствовал, как мужское достоинство упирается ему прямо в поясницу, немного трется об неё. — Н-нет! — сдавлено пищит Цвингли, чувствуя как беспощадно краснеет. Надо было выбираться из объятий Крауца, да поскорее. — Можешь подать мне масло! — немного громче, чем следует, и намного нервознее, просит швейцарец. Людвиг как-то недовольно вздыхает и отстраняется от племянника.       Масло было совершенно не нужно парню, но для вида, пришлось добавить немного в макароны.

***

      Баш лениво развалился на диване. Эрика была накормлена, помыта, и сейчас немец укладывал ее спать. Можно было наконец расслабится. Ведь вечные поглаживания Людвига не хило так трепали нервы. Раньше такого не было или, может, он не замечал. В дверном проёме замаячил Крауц. Мужчина, пройдя, лениво плюхнулся на диван рядом с племянником, обнимая его за плечи и притягивая к себе. — Эрика спит? — чуть подрагивающим голосом спросил швейцар. Дядя лишь кивнул, зарываясь носом в растрёпанные, пшеничные волосы парня. — Ты так приятно пахнешь! — горячие дыхание опаляет раковину уха швейцарца. Мускулистые руки уверенно зашарили по телу, щупая проступающие сквозь кожу рёбра, худую талию. — Ты такой красивый!— Цвингли дёрнулся, как от удара. Ему хотелось, что бы эти слова оказались всего навсего невинной, глупой шуткой. Неожиданно он почувствовал на своей шее шершавый язык, что вычерчивал одному лишь Людвигу понятные узоры. Цвингли тот час же забился в крепких руках родственничка, но что ему, хилому пареньку, ещё даже не до конца сформированному, было препоставить ему— военному генералу. Да одни его бицепсы были размером с голову бедного швейцарца.       Тем временем, крепкие руки немца бесстыдно забрались под тонкую маечку племянника, любовно оглаживая соски.             Мерзко… Как же мерзко! — П-прекрати! — сдавлено пискнул Цвингли. Крауц ничего не ответил, но парень явственно почувствовал, как тот ухмыляется. Одна из рук, до этого нежно оглажившая грудь, теперь принялась за розоватый сосок, начиная сжимать, чуть выкручивать его. Баш вскрикнул, начиная дико извиваться в попытке выбраться.— О-отпусти меня! — но как будто мужчина его вообще слушал.— Я расскажу все родителям! — по щекам от страха побежали крупные и блестящие, словно бриллианты, слёзы. Людвиг хрипло рассмеялся. — Да ну? И ты вправду думаешь, что они тебе поверят?! — развеселено хмыкает дядя, грубо хватая швейцарца за плечи и подминая под себя, отрезая тому все пути к отступлению. Плечи Баша крупно задрожали, слёзы застлали глаза и тот судорожно всхлипнул, дрожащими руками пытаясь оттолкнуть от себя Людвига. Руки Крауца стали резво стягивать футболку. — Н-не надо! Прошу! — немец любовно огладил лицо, большим пальцем смахивая слёзы. — Ну, ну, ну, — утешительно зашептал мужчина.— Тебе понравится! Я обещаю, — дядя жадно впился поцелуем, проскальзывая языком сквозь губы племянника, истязая их в поцелуе. Баш замычал и завертел головой, в попытке высвободится. Дрожащими, ослабевшими от ужаса руками он стал бить немца по груди, плечам, в глубине души прекрасно осознавая, что его действия не возымеют абсолютно никакого эффекта.             Надежда умирает последней.       Людвиг стал со остервенением стягивать с парня майку, в то же время припадая губами к одному из уже оголившихся сосков, вбирая его в рот. Цвингли захныкал. Ноги его стали лихорадочно трястись. Руки Крауца заскользили ниже, добираясь до шорт и нагло забираясь в них, нежно поглаживая бёдра швейцарца. Баш громко всхлипнул, уже совсем не сдерживая начинающейся истерики. Дядя оторвался от соска и принялся старательно массировать член племянника. Цвингли было до ужаса мерзко, хотелось вырваться, убежать, спрятаться, да хоть просто растворится или провалится под землю! Но так же, к своему шоку, парень начал чувствовать…возбуждение? Медленно, но уверено, низ живота скручивала сладостная истома. Разум затуманивался и хотелось большего! Хотелось, что бы Крауц действовал более уверенно, грубо.       Из уст швейцарца вырвался истеричный смешок. Черт. Он уже начинает сходить с ума.       Людвиг наконец стянул шорты, откинув их куда-то на пол. Племянник предстал перед ним во всей своей юной и нетронутой красе. — Зачем тебе твои ровесники, эти глупые и ничего не имеющие за душой парни, когда есть я?! — с долей обиды и непонимания в голосе прошептал немец, склоняясь к достоинству Баша, аккуратно вбирая его в рот и начиная умело ласкать языком. Руки Цвингли судорожно сжали обивку дивана. Это было слишком хорошо. Сколько раз он мечтал об этом? И теперь, когда это наконец произошло, он счастлив?..       Язык Крауца скользил по всей длине, задевал уздечка, проходился по каждой венке, слизывал подступающую смазку. Швейцарц, зажмурив глаза, прикусил собственную ладонь, что бы не стонать в голос. Если Эрика, не дай бог, проснётся и увидит все это… — Ахх, я.! Я сейчас! — вскрикнул парень, чувствуя неумолимо приближающийся оргазм. Крауц мгновенно оторвался от члена племянника, с диким удовольствием разглядывая его покрасневшее лица, слёзы, что собрались в уголках глаз, приоткрытый рот. Хрипло рассмеявшись, мужчина, пользуясь беспомощностью Цвингли, резво перевернул того на живот. Почувствовав на своём анусе горячее дыхание, парень испуганно дёрнулся, в жалкой попытке вырваться, но его бёдра вновь удержали две крепкие руки. — Расслабься! — послышался чуть насмешливые голос дяди.— Все ведь не так уж и плохо, верно? Баш бурно задышал. Конечно, ужасно не хотелось это признавать, но немец был прав. Ему нравилось. И сейчас, парень, даже с каким-то немым восторгом и желанием, ждал действий Крауца. Но впрочем, долго ждать и не пришлось. Язык скользнул внутрь ануса, приходясь по стенкам. Цвингли сдавлено застонал, нетерпеливо дергая задницей, в попытке намекнуть дяде, что жаждет чего-то большего. Людвиг усиленно заработал языком, заставляя племянниками извиваться в сладостных муках. Швейцарц чувствовал, что горит. Тело лихорадило, изо рта так и рвались крики наслаждения. Он не мог более терпеть этой пытки. — Ах! П-пожалуйста! Трахни меня уже! — требовательно вскрикнул Цвингли. Мысли беспощадно путались, светлый разум, то улетучивался куда-то, то вновь возвращался к владельцу. Парень чувствовал, что он скоро перестанет держаться. — Не смею отказать! — одними губами выдыхает уже порядком возбужденный Людвиг, наспех стягивая с себя рубашку и штаны, в желании, поскорее высвободить, уже колом стоящее, достоинство. Баш почувствовал, как к его пульсирующему, раскрасневшемуся анусу приставили твёрдую, сочащуюся смазкой, головку крупного члена. Цвингли в нетерпении заерзал. — Будет больно. Терпи, — кратко оповестил его Крауц. Парень хотел было что-то ответить, но не успел. Швейцарц задохнулся от собственных чувств и эмоций. Член вошёл лишь на малую часть, но и это уже заставило Баша сходить с ума. Достоинство распирало кишку, было до слез больно, но, закусив губу и тихо поскуливая, парень послушно терпел. Аккуратно Крауц стал вводить член глубже, потихоньку разрабатывая девственный анус племянника. Движения с каждой секундой становились более уверенными, грубыми, ненасытными. Цвингли вертел задницей, стараясь подобрать нужный угол. Член уже вполне себе спокойно скользил внутри, вызывая лишь легкий дискомфорт, который, впрочем, полностью перебивало наслаждение. Баш уже совсем не стесняясь стонал и кричал в голос, моля Людвига о более грубых действиях. Немец послушно ускорялся, грубо сжимал бёдра и буквально втрахивал племянника в диван. — Твою мать, — тяжело шипит Крауц.— Я кончаю. — Ах, стоп! Только не в ме.! — чуть испуганно вскрикнул Баш, но было поздно. Вязкая, густая сперма заполнила весь задний проход. Швейцарц обессилено рухнул на диван, когда почувствовал, что сильные руки больше не придерживают его. Пару минут родственники провели в молчании, тяжело дыша. — Повторим? — облизнув пересохшие губы, спросил Людвиг. Цвингли лишь пожмурился и отвернул от мужчины лицо, утыкаясь в подушку дивана и тот час же, вымотавшийся и уставший, проваливаясь в блаженное царство Морфея.