Somnium

Прохладный солёный воздух бьёт ему в лицо, и в глазах начинает щипать. Мелкие брызги, разбившись о каменную плиту, покрывают тёмно-синие джинсы крохотными пятнышками и лижут носки кроссовок. Под ногами плещутся о набережную мрачные зеленоватые волны, отражающие яркими бликами свет города. Хан закрывает глаза и глубже вдыхает резкий запах морской воды. Ночное небо покрыто тонким слоем желтоватых драных облаков, светящихся, словно ватный диск, в том месте, где виднеется луна. Снова резко дует – только теперь со спины; ветер на заливе часто меняет своё направление. — Свалишься в воду. — Рука Минхо легко ложится на его локоть. — Мне тебя потом доставать? Джисон улыбается уголком губ, не оборачиваясь в его сторону, но чувствуя знакомое присутствие позади. Разбившаяся о камень волна снова покрывает его моросью капель, доставая даже до носа. — А ты оставишь меня погибать? Минхо делает пару шагов вперед, становясь вровень с его плечом, и без особого интереса смотрит вниз. — Там глубины дай бог метра полтора. Не утонешь. Джисон хмыкает, убирая руки в карманы лёгкой полиэстеровой куртки, и беглым взглядом очерчивает контур фигуры Минхо в его тёмно-синем пальто, так явно выделяющейся чёрным пятном на фоне бледно-жёлтых облаков. — А вдруг я замёрзну и подхвачу воспаление? Минхо с сомнением поворачивает в его сторону лицо: — Двадцать градусов температура воды. Джисон беспечно жмёт плечами. — Я-то горячий парень. Проходит несколько секунд, прежде чем Минхо начинает жалобно ржать и прикрывает лицо руками. Джисон рассматривает его длинные тонкие пальцы и россыпь металлических колец на них, рассматривает бледные запястья, обхваченные свободными плетёными фенечками из разноцветных ниток, и на его лице сама собой появляется лёгкая, едва заметная улыбка. — Кто ты, и что ты сделал с моим Ханом? — сквозь смех стонет Минхо. Джисон тут же закатывает глаза и несильно толкает его локтем в бок, не вынимая из карманов руки. — Прекрати так меня называть, — в сотый раз повторяет он без должного, впрочем, недовольства. Минхо смотрит на него через щель между раздвинутых пальцев, словно пытаясь удостовериться, с тем ли человеком он имеет дело, а затем, наконец, отнимает руки от лица и привычным жестом зачёсывает волосы назад. — Что с тобой? Ты случайно принял двойную дозу антидепрессантов? — с мягкой улыбкой уточняет он. Джисон упирается невозмутимым взглядом в горизонт. — Антидепрессанты нельзя принимать свыше нормы. Ровно как и пропускать их приём или резко отказываться от курса, – авторитетно замечает он голосом человека, вынужденного в очередной раз читать один и тот же доклад и порядком от этого уставшего. — А я, по-твоему, обязательно должен быть под таблетками? Минхо снова немного посмеивается, качая головой. — Нет. Конечно нет. Просто я давно не видел тебя в таком хорошем расположении духа. Мне нравится, продолжай. Джисон едва удерживает за зубами сексуальную шутку, моментально возникшую в его сознании, но решает, что такое действительно уже будет чересчур для одного, совершенно не предполагавшего пошлости, вечера. Он забирается на край каменной плиты, служащей ограждением и обрывающейся ровно в том месте, где начинается спуск к воде. Отсюда он кажется чуть выше всего мира, и расстелившаяся перед ним водная гладь выглядит почти как испещрённый складками и катышками ковёр. — Мне просто нравится залив, — честно отвечает Джисон. Вновь оказавшийся позади него Минхо подходит к ограждению и опирается на него предплечьями. — Хочешь, будем приезжать сюда чаще? Джисон задумчиво прикусывает изнутри щёку. Солоноватый бриз доносит до него звуки веселья из раскинувшегося в нескольких километрах от них общественного пространства, ярко освещенного разноцветными лампочками и фонарями. — М-м-м. Нет. Если мы будем приезжать сюда часто, вся магия пропадёт. — Я не сказал – часто. Просто чаще. Джисон всё равно отрицательно мотает головой. Они молча смотрят на залив и на то, как волны бьются о каменные плиты, рассыпаясь сотнями крохотных жемчужин, сверкающих в тусклых отблесках луны. Минхо, склонившись, укладывается подбородком на сложенные вместе предплечья и смотрит на вид, который сам Джисон успел изучить в мельчайших подробностях. — Знаешь, мне ведь не залив нравится, — внезапно произносит Джисон. — Мне нравятся ощущения, которые ассоциируются с заливом. Минхо заинтересованно поворачивает в его сторону лицо, молча ожидая продолжения. — Тут всегда было безопасно. Мы впервые приехали сюда лет пятнадцать назад, с родителями. Отец тогда ещё не начал пить и не набрал долгов. Хёну с нами не особенно хотелось, у него в это время появилась какая-то новая девчонка с занятий по физике, и он старался как можно быстрее слинять обратно в город. Но мы погуляли вдоль берега, попытались сыграть в «блинчики» и поужинали все вместе в ресторанчике недалеко отсюда. Мне тогда было что-то лет семь или восемь, и казалось, что вся жизнь может пройти вот так – в семейных выездах и играх на природе. Он замолкает на несколько секунд, погружённый в воспоминания о детстве, и смотрит, как мягкий свет бликами играет на ткани его ветровки. — Потом я начал выезжать сюда один. Раз в месяц или два, когда у отца были особенно тяжёлые запои. Было ощущение, что электричка – как Хогвартс-экспресс: двери закрываются, и больше никто из внешнего мира не может тебя обидеть. А здесь ты далеко, на другой планете, на которой никогда не происходит ничего плохого, а худшее, что может случиться – ты рухнешь в воду, и придётся ехать домой в мокрых шмотках. Только сосны, прохладный морской воздух и ощущение полной безопасности. Шелест волн, бесформенными пальцами пытающихся зацепиться за ограждение или забраться на ступеньки спуска, шепчет у Джисона в ушах, и он прикрывает глаза, наслаждаясь мягким ритмичным звуком. Лёгкий плеск и повторяющиеся перекаты воды таинственным образом создают иллюзию иной вселенной, в которую можно попасть, только запрыгнув летней ночью на каменный бортик. Джисон знает, что Минхо рядом, и что он всё слышал. Минхо молчит, и, честно говоря, Джисон ему благодарен. Он сам не знает, какой реакции хочет; ему претит излишняя к себе жалость и отвратительно снисхождение. Он не хочет чувствовать себя жертвой, потому что точно знает, что как только согласится с этим клеймом, больше никогда не сможет бороться как раньше. — Ты упадёшь, — наконец произносит Минхо, и голос у него чуть тише прежнего, но всё такой же тёплый и спокойный. Джисон смотрит на него сверху вниз, как до этого смотрел на раскинувшийся перед ним залив, и думает, что Минхо, вообще-то, очень на этот залив похож. Он такой же твёрдый, как плотная водная масса, такой же внезапный и своевольный, не признающий чьей-то власти. Есть в нём и что-то от недвижимого морского спокойствия, способного зачаровать случайного зрителя не только красотой, но и едва уловимой грацией. В нём плещутся постоянство и порывистость, прочность и резкость; а вспыльчивость смешивается с надёжностью. Минхо протягивает к нему руку, смотря внимательным прямым взглядом. Джисон касается пальцами его ладони, ощущает холодную, влажную от мокрого камня кожу под подушечками. Минхо уверенно перехватывает его запястье и тянет Джисона на себя, аккуратно ловя за талию. Джисон чувствует себя так, словно падает в солёную воду, окружающую его со всех сторон и утягивающую на самое дно. Джисон и раньше не спешил подниматься, когда невольно падал с края ограждения. Его руки обхватывают шею Минхо, мягко обнимают. У Минхо холодные ладони, но очень тёплое лицо, и Джисон чувствует этот жар, когда даёт прижать себя ближе. Минхо смотрит ему в глаза – без ненужного сочувствия – и искренне интересуется: — Ты в порядке? Джисон позволяет себе улыбнуться. Ну разве можно в таком положении чувствовать себя плохо? — Да. Всё окей. Минхо аккуратно, лёгкими прикосновениями костяшек стирает со щеки Джисона мелкие брызги и вдумчиво разглядывает черты. Джисон хотел бы тоже – но под этим взглядом сам невольно теряется и забывает, как чувствовать себя уверенным. Кончики носов слегка сталкиваются; Минхо забавно, чуть-чуть прикрыв глаза потирается своим носом о Джисонов. Это глупо и немного по-детски, но Джисон чувствует себя от такого невероятно счастливым. Словно ребёнок, отчётливо ощущающий, что мама его любит. Он сам делает первое движение и прижимается губами к губам Минхо. Тот не то чтобы совсем не ожидает – но немного удивлённо приподнимает брови. Джисон и сам знает, что редко первый проявляет инициативу, но этот странный давящий клубок внутри, под самыми рёбрами, вынуждает его хотеть жаться ближе и обнимать крепче. Минхо забирается пальцами в его волосы, щекоча кожу головы, отчего по спине идут мурашки. Джисон пытается сделать вид, что во всём виноват прохладный морской бриз, забирающийся под футболку, но вообще-то во всём виновата прохладная ладонь Минхо там же. И ощущение его тёплой груди напротив. И глубокое дыхание. И мягкие губы, и нежный ловкий язык, и тихие удары его сердца, едва различимые за шумом волн. Джисон не уверен, чьё сердце бьётся громче – его собственное или Минхо. Ему кажется, что его чувства сейчас грохочут сильнее колокола. Минхо правда почти как солёный залив – тому подтверждением восхитительная влажность его рта и уверенные прикосновения зубов, сладко оттягивающих Джисонову нижнюю губу. Он улыбается в поцелуй, снова прижимается ближе и позволяет волнам чужой заботы накрыть его с головой. Они целуются минуты три, может даже пять – самозабвенно и искренне, как будто ничего в мире больше не существует. Джисон всё никак не может оторваться, щекоча прикосновениями шею и плечи Минхо, тянется за новыми и новыми поцелуями, целиком погружаясь в эту пучину. Такие моменты нельзя торопить или растягивать – их нужно проживать, по-настоящему, душой, проживать как единственное значимое на свете, как будто только ради этого и стоит существовать. Джисон ощущает это, и наслаждается столько, сколько хочет, отдавая столько же в ответ; а когда чувствует, что пора – отстраняется. Они чуть тяжело дышат, смотрят друг на друга близко-близко, и в глазах у Минхо – целый бездонный океан. — Пошли, — хриплым полушёпотом говорит Минхо. — Простудимся. Джисон отвечает не сразу, ещё несколько мгновений позволяет себе насладиться этим зрелищем: светлая кожа Минхо и его алые, раскрасневшиеся щёки, взъерошенные морским ветром волосы, влажные мягкие губы и такой же блуждающий, как у самого Джисона, взгляд. Он кивает и крадёт ещё одно короткое прикосновение к губам. — Да. Пошли. Минхо перехватывает его ладонь и сплетает их пальцы, засовывая в карман своего пальто. Джисон чувствует там нежность шёлковой подкладки, холодные металлические ключи от квартиры и зажигалку, которой Минхо не пользовался последние лет пять. Они какое-то время идут вдоль берега; Джисон разглядывает тёмную гладь залива, барашки ленивых волн и – чего уж скрывать – профиль Минхо на этом фоне. Его чёткую, ровную линию носа, очертания подбородка и скул, резкую кривую адамова яблока. Джисон не уверен, какой вид нравится ему больше, и он рад, что не должен выбирать. Когда они добираются до машины, луну совсем перестаёт быть видно за плотной стеной облаков. Минхо нажимает на кнопку, автомобиль издаёт короткий писк и загорается красными лампочками фар. — Сядешь на заднее? — предлагает Минхо. — Там плед. Джисон согласно кивает, потому что да, ему правда хочется укутаться во что-то тёплое и пахнущее Минхо. Ещё ему хочется спать – они загулялись сильно за полночь, часы на приборной панели высвечивают 2:30. Он дёргает за ручку и открывает дверь; салон моментально наполняется светом мягкой жёлтой лампы на потолке салона, и Джисон, прежде чем забраться внутрь, предусмотрительно вытаскивает из-за сидения плед, чтобы сразу его развернуть. Минхо обходит автомобиль спереди и садится на водительское сидение, автоматическим движением вставляя ключ и пристёгиваясь ремнём. Джисон залезает назад, растягивается вдоль всего заднего и сгибает в коленях ноги, прикладываясь виском к стеклу. Минхо кидает на него короткий взгляд спереди, настраивая навигатор. — Подушку дать? — А у тебя есть? Минхо тянется к бардачку, щёлкает дверцей и достает оттуда непонятный сморщенный кусок ткани. — Надувная, — поясняет он. Джисон протягивает руку. — Пойдёт. Спасибо. Минхо ещё раз для верности хлопает дверью, чтобы быть наверняка уверенным, что она закрыта, и блокирует салон изнутри на случай, если Джисон будет облокачиваться на окно. Джисон устраивается позади, обматывая пледом ноги и устраивая надутую подушку под шеей. — Поставь какой-нибудь джаз, — просит Джисон, и Минхо сразу же лезет в телефон, включая в колонках случайный джазовый плейлист из подборок в Apple Music. Они выезжают с набережной, автомобиль немного потряхивает, когда Минхо аккуратно выруливает по выложенной булыжниками дороге. Джисон смотрит в противоположное окно на вершины длинных крепких сосен, рваными мазками чернеющих на фоне ночного неба. Машина выворачивает на магистраль и начинает постепенно набирать скорость. Говорить не хочется – Джисон устал, надышался кислорода и хочет спать. Глаза закрываются сами собой, хотя он упорно сопротивляется, разглядывая, как быстро мелькает за стеклом монохромный пейзаж в тёмных оттенках. Жаль, что не видно звёзд – они всегда приклеиваются к одному месту, и как бы быстро ни исчезали проносящиеся деревья, остаются там, где их ищешь. Джисон переводит взгляд на переднее сидение – его главная звезда сидит ровно там, где он ожидает её увидеть. Он хочет сказать, как сильно любит Минхо, но чувствует себя таким уставшим, что не произносит ничего. Такую атмосферу, пропитанную запахом ночи и звуками саксофона из динамиков, не хочется портить словами. Джисон знает, что Минхо и сам прекрасно осведомлён. Он ещё успеет сказать ему это приблизительно тысячу или две раз. Джисон устраивается поудобнее на заднем сидении и прикрывает глаза. *** Когда он открывает их в следующий раз – над ним бело-жёлтый потолок с обсыпающейся штукатуркой и старая люстра владельца квартиры. Звуков никаких нет; Феликс, видимо, ещё спит у себя в комнате. За окном уже светло: на небе редкие белые облака и очень много яркого солнечного света. Джисон приподнимается на локтях и силится вспомнить, что снилось ему прошлой ночью. В голове всплывает только какая-то джазовая композиция, которую он включил в наушниках перед сном, и странный солоноватый запах. От приятного ощущения в груди, которое растворялось в нём перед пробуждением, как сахар в тёплом чае, почти ничего не остаётся. Ничего, кроме имени. — Минхо, — тихо произносит Джисон в попытке понять, почему это имя вызывает в нём такое странное щемящее чувство. Растерянность вместе с неожиданной нежностью расцветает где-то очень глубоко, чуть выше желудка. В соседней комнате что-то грохочет. — Джисон? — зовёт его Феликс; его и без того глубокий голос спросонья звучит совсем низко. — Чувак, подойди сюда. Кажется, нас соседи топят. Джисон стонет, скидывает с себя одеяло и подрывается к Феликсу. У него и правда капает с потолка – слава богу, что у них не подвесной – и Джисон уже мысленно долбится в квартиру сверху с кухонным ножом в одной руке и мокрым Феликсом в качестве доказательства – в другой. Остаток дня они проводят, улаживая споры с соседями и ликвидируя последствия катастрофы. Когда Джисон в следующий раз пытается вспомнить, как звучало имя из его сна, в голову уже ничего не приходит. Он не испытывает от этого особенного разочарования и отправляется во двор, кормить бездомных котов. Один из них, чёрный с тёмными глазами, ластится к нему особенно бойко, слизывая с тонких пальцев мягкий рыбный паштет.