Cure

Тилл устал. Казалось, всё желание и весь огонь бится до конца, пропал. (Прямо как Мизи) Он поднимается по платформе вверх, одетый в черное. Как на похороны, заставляя усмехнуться - ирония не ускользнула от него. Он и правда здесь умрёт, во время шестого раунда, в этом проклятом развлечении для пришельцев. Тилл не смотрит на своего противника. Нужно ли ему? Вместе лица Ивана он видит лишь чужую тень, слишком знакомых нежных черт лица. Тилл сглатывает комок в горле, думая о пятом раунде, о Луке и его проклятых трюках, о Мизи, которую утащили со сцены непонятно куда. Неизвестно, мертва она или жива. Воспевать ей последнюю песню кажется мирной смертью. Тилл итак знает, что умрёт - Иван, черт бы его побрал, был слишком хорош. Лёгкая зависть оставляет на языке кислый привкус, но волна вины тут же заглушает её. Всё же, его близкий друг не виноват в этом. Как и в том, что он проецирует лицо своей детской любви. Вряд ли это и была любовь, если только не в самом извращеннном её понятии - детское восхищение, свет надежды в этом проклятом рабстве. Капли дождя заглушают его пение, пока гитара на фоне воспевает его чувства в мерзкой мелодии, давно не имеющей своего изначального смысла. Мизи была лекарством Тилла. И лекарство закончилось в тот момент, когда она пропала, пока мягкая игра пианино продолжала его слова. Пение Ивана было красивым. Нежное, тихое и с оттенком ностальгии - на секунду, Тилл задумывается, что песня о них. Но это было глупо - для Ивана он был лишь другом, и то вряд ли - в голове проносятся все моменты из детства, из сада Анакт, пока они дрались. Их неудавшийся побег. И всё из-за того, что Тилл был трусом. Тилл хотел бы, чтобы тот ненавидел его. Тилл хотел бы, чтобы Иван жил. С его способностями он точно победит Луку, точно сможет сбежать без него. Было глупо отрицать очевидное, но Тилл не хотел признавать, что тот остался из-за него. Поэтому он молчит. Капли дождя струятся по его лицу, пока его счёт значительно падает - он не против смерти. Какой смысл жить, если его надежды здесь нет? Его голова пуста, пока резко чужие руки не возьмут его лицо в свои. Руки Ивана. Иван целует его, грубо но всё равно нежно, с лёгкой ноткой отчаяния - Тилл боится. Он не хочет, чтобы Иван был мёртв, не хочет, чтобы того отстранили, никогда не хотел. Тилл всегда хотел, чтобы тот был в безопасности. А Иван целует его сильнее. Сильнее, сильнее, и Тилл хочет плакать. Грохочет гром, пока капли дождя смешиваются с их поцелуем, на фоне дуо гитары и пианино. Два их инструмента. Иван бросает взгляд на очки и начинает его душить и Тилл усмехается. Хватка на его шее нежная, словно оборонительная - но умереть на руках старого друга намного приятнее, чем от руки пришельцев. Раздался звук выстрела. Хватка на шее слабеет. Тилл смотрит, смотрит на кровь, льющиеся из чужих губ, на мягкую улыбку и облегчение в чужих глазах. — Спасибо, что наконец посмотрел на меня, моя звезда. «TILL WINN» Иван мертв. Тилл жив. Until these falling stars Are buried in the blur of time On your icy lips Read my soul Yes, my soul Sick of these nights to come To be engulfed in silence In your gaze, where I'm seen Consume me, yes, me, oh, oh