Любовь похожа на море

Случайных встреч не бывает — Они все для чего-то нужны. Порой они нас убивают, Но очень часто лучше чем сны.

Солнце медленно прячется за горизонт. Его яркие лучи оставляют красивый отблеск на воде. В то время с другой стороны можно увидеть небольшой круг луны. Шатен с карими глазами идёт по палубе, несколько минут назад он был на скучном празднике среди взрослых и сбежал оттуда. Ему двенадцать и все эти собрания, на которых обговариваю какие-то поставки медикаментов, оружия или ещё чего, ему уже изрядно поднадоели. Иногда парень даже жалеет, что два года назад его, тогда ещё совсем несмышленного ребёнка, забрал в мафию черноволосый мужчина-медик. В глаза бросается фигура, возможно маленького ребенка. Солнце ещё немного освещает его рыжие, на удивление, огненные волосы. Они развиваются от ветра и небольшой скорости корабля. Шатен направился в его сторону, уж очень было интересно посмотреть ближе на ещё одного ребёнка на этом корабле. Он не знал что в мафии есть ещё кто-то из детей кроме него. Парень стоит немного поотдаль и внимательно смотрит, даже с боку видно как его глаза буквально светятся при взгляде на море. Кажется, их цвет такой же. Глубокий синий, безгранный. Он не мог понять, чем его привлёк этот блеск. Из пелены мысль, его выбивает тихое, сказанное немного детским, но при этом очень красивым голосом: — Прекрати шпионить за мной. — Думал, не заметишь, — он подошёл ближе и присел рядом, — как тебя зовут? — Чуя. Накахара Чуя, а ты? — Осаму Дазай. Рад знакомству. — Хотелось бы сказать то же. Шатен проигнорировал это небольшое замечание, хотя скорее неприязнь, — Как ты здесь оказался? — Пробрался в порту, чтобы не сидеть в том маленьком посёлке всю жизнь. — А родители? — Мой отец пьёт, и мне кажется, он даже не знает про моё существование.а мать по случайному случае находится на этом корабле. Она, правда, не знает что я здесь. Но это и не нужно, ей абсолютно всегда было всё равно на меня. Она считает меня эгоистом и лицемером, пусть будет так. — И как её зовут? — Озаки Коё, если не ошибаюсь, она сейчас за большим столом на нижнем этаже. — Да, я видел её там., — в голове приносится мысль, что он не разу за два года не слышал, что у Озаки есть сын. Даже от неё самой, а ведь она занималась его опекунством. — А ты как здесь оказался? — Я под опекунством главного врача, — на этой фразе он немного запнулся, — мы едем в город ради большей практики. Правда, мне это совсем не интересно. — Ясно. — Ты, наверное, голоден. Мы на воде уже почти целый день. Хочешь что-нибудь принесу? — А тебе не влетит за это? — Никто не узнает. Они не заметят. — Буду благодарен. Осаму подрывается с места и возвращается обратно к столу. Он берёт несколько маленьких булочек, под придлогом «покормить чаек» и пока никто не видит забирает бутылку воды и две маленькие стеклянные бутылочки вишнёвого сока. Чуя ждёт его всё на том же месте. И честно, очень удивляется когда мальчик всё же возвращается, он думал, что его просто оставят здесь и дальше голодным. Что тот парень ему, возможно, вообще привиделся. Дазай вновь садиться рядом с ним, протягивая то, что смог забрать. — Больше не смог. — Ничего. И за это спасибо, мне больше и не нужно, — он легко улыбается и ест те булочки, которые оказались очень даже вкусными. Воду он спрячет на потом, чтобы самому не воровать. Вишнёвый сок яркого красного цвета. Он немного кислый и одновременно сладкий. В его маленьком городке было несколько магазинчиков, где Чуя иногда видел такие же бутылочки. Но он никогда их не пробовал. Родители денег не давали, они в принципе не особо заботились о собственном сыне. Он ходил не голодным, конечно, но и каких-то конфет и напитков не пробовал никогда. — Чуя, хочешь конфетку? — А можно?.. — Да, конечно, держи, — он достаёт несколько конфет из кармана тёплой толстовки. Они все разных вкусов, — можешь забрать все. Я не люблю сладкое, но взрослые постоянно дают мне конфеты чтобы я им как-то помог. Чуя смотрит на конфетки в руке шатена с какой-то совсем детской радостью. Он аккуратно берёт несколько конфеток в свои руки и открывает одну из них, пробуя на вкус, — Клубника с вишней.вкусно. Солнце зашло и теперь только луна освещала палубу. Она оставляла лунную дорожку на воде, переходя на борт. Осаму замечает, как парень рядом пытается сильнее спрятаться в свою футболку. — Замёрз? — Немного. — Давай, я тебе толстовку отдам? Я всё равно в футболке ещё и не мерзну почти. — Не нужно. Ты потом замерзнешь. — Не замерзну. Я должен вернуться в комнату через пятнадцать минут, — он аккуратно стягивает с себя толстовку и немного поправляет футболку. Кожа покрывается мурашками от резкого холода, — Вот, возьми, там ещё несколько конфет осталось в кармашке. Можешь их тоже себе забрать, — парень мягко улыбается. — Спасибо. — Я приду завтра утром, сюда же, как только смогу. Спрячься на ночь, чтобы тебе никто не заметил. Накахара кивает и Осаму уходит, оставляя его самого на ночной палубе. Взгляд голубых омутов вновь устремляется на водную гладь, в то время как шатен ещё несколько раз оборачивается, пока не уходит совсем. В каюте тепло, намного теплее чем на улице. Парень оставляет обувь где-то на полу и ложиться на большую кровать. Лунный свет немного пробивается сквозь небольшое окошко, но он будто не замечает его. Он слышит стук в дверь и та сразу же открывается. На пороге стоят Коё с Мори — пришли проверить, вернулся ли он во время. — Ты сегодня очень некорректно ушёл, Осаму, — говорит слегка грубый голос мужчины. — Да, Мори прав, ты должен уже сейчас привыкать ко всему, — добавляет женский голос чуть тише. — Мне надоело, вы говорите об одном и том же, вот я и ушёл. Чайки намного интереснее. Взрослые только вздыхают и закрывают дверь, уходя. Парень слышит что-то про то что он безнадёжен в их работе и при этом, что достаточно смышленный для своих лет. Надоело. Голоса отдаются будто сквозь пелену, а он вспоминает о рыжем парне с палубы. Они чем-то похожи, но только немного. Чуя весь светится от радости и счастья, несмотря на своих родителей. Его глаза блестять при одном только взгляде на море. А шатен не способен всё это почувствовать. Его никогда ни к чему не тянуло. Не хотелось не читать, не рисовать, никогда не хотелось смотреть часами на море или кормить тех самых птичек. Это всё осталось где-то в возрасте пяти лет, если вообще когда-то было в его жизни.