Вместе

С самого раннего детства Стайлз и Скотт были вместе. Они шли комплектом, словно то идиотское мороженное с двумя палочками, которое всегда ломалось неправильно. Они были вместе на учёбе, в жизни, даже после того, как Скотт начал встречаться с Эллисон, Стайлз маячил где-то недалеко, готовый прикрыть друга и помочь с волчьими штуками. Только вот с Эллисон у МакКолла не срослось. И тогда Стайлз тоже был рядом. Скотт, порой, та ещё скотина, особенно по отношению к младшему Стилински. И Стайлз злится, Стайлз хочет врезать другу со всей силы, хочет вылить на друга всю обиду и разочарование. Но всегда прощает. Почему-то именно он всегда прощает быстро. Скотту не было легко после укуса, но Стилински словно принимал часть удара на себя. Как бы он не хотел, чтобы всё сверхъестественное не касалось его близких, его друзей, отца.. Оно всегда настигало его. Как тогда, когда его подругу убили лишь для того, чтобы принести в жертву как какое-то животное. Он решил, что больше он этого не допустит. Никогда не допустит. Только вот Скотт сейчас стоит перед ним с этим скорбящим выражением глаз. В воздухе пахнет бензином и отчаянием, Стайлзу кажется, что он сам уже пропитался ими. Он готовит какие-то слова, фразы, пытается успокоить. Верит ли он во всё, что вырывается из его рта? Это не важно, потому что он не может иначе. Не может потерять ещё и друга, что стал уже как брат за все эти долгие годы. И если Скотт собрался так просто сдаться, уйти, не попрощавшись, таким наглым образом.. Ему придётся забрать Стайлза с собой. Кажется он сказал это вслух. Лужа горючего хлюпает под подошвой батинок, Стилински медленно приближается, нервно пытается разжать пальцы Скотта. Не выходит. Черт бы побрал эту приобретенную волчью силу в подростковом теле. Стайлз уже не скрывает слез, отчаяние поглощает, пробирается под ребра и душит, останавливая дыхание. — Ну же, Скотт, пожалуйста, — пальцы безуспешно пытаются разжать чужие, губы подрагивают, как и голос. МакКолл словно издевается. Качает головой, с которой скатывается жирные капли, улыбается вымученно: он уже всё решил. Из горла вырывается сдавленный скулёж. Обессиленно Стайлз бъет друга в грудь. — Очнись ты уже, Скотт! Прошу тебя, оставь это. Давай, Скотти, просто отдай мне чёртов факел! Ногти уже царапают черную футболку, будто от этой незначительной боли МакКолла отпустит, он пройдёт в себя и они все вместе пойдут по номерам. Словно от этого кашмар закончится. — Стайлз.. — имя звучит хрипло, надломленно. И он просто не может не отозваться. Поднимает голову, глядит в человеческие глаза Скотта, которые теперь смотрят прямо в душу. В его, Стайлза, душу. Друг выдыхает и пространство между ними заполняет другой, до жути знакомый аромат. Зрачки Стайлза сужаются от осознания. Вторая ладонь МакКолла ложится на плечо, впивается до синяков, практически до хруста. Стилински шипит, кажется ногти вошли под кожу. — Скотт! Скотт, это акотнит. Аконит. Слышишь меня? Пожалуйста, услыш меня: тебя отравили. Скотт? Неожиданно его просто.. Обнимают. Резко, порывисто, словно в самый последний раз. Прижимают крепко: боятся, что сбежит. А Стайлз знает к чему всё идёт. Знает и поджимает губы, смаргивает капельки слёз с глаз. Ему шепчут куда-то в затылок: — Уйдёшь со мной?.. Это не вопрос. Скотт полностью опьянен акконитом, Стайлз не может вырваться из цепких волчьих лап. Это финал. И больше не нужно слов, чтобы понять, что будет дальше. Они одновременно отпускают факел. Может быть Стайлз сделал это раньше. Лидия испуганно кричит, но удерживает обезумевшую Эллисон, которая уже готова прыгнуть в огонь. Слишком поздно. Пламя охватывает их с ног до головы, укрывает от мира, сплавливает вместе, слизывает горячие слёзы вместе с кожей. Лёгкие не успевают заполниться дымом. Этого не требуется, ведь две фигуры уже перестают дышать. Это не Беверли Хилз и шериф Стилински не прибудет на место, чтобы увидить два обгоревших, сцепленных намертво трупа. Милиссе не прийдется смотреть на этот ужас, сдерживая подкатывающую к горлу истерику. Они всегда были вместе. И теперь их уже не разделить как то, одно из их любимых, мороженных с двумя идиотскими палочками, одна из которых ломалась каждый раз, если неправильно потянуть обе половинки.