Обещание

На улице было холодно. Мороз пробивал до мурашек и медленно превращал разбитые, поджатые губы в синеватый оттенок. На домах появлялся слабый иней, а Рим скоропостижно заполнялся тонким слоем белых хлопьев. Кожа вокруг вырванных ещё вчера длинных ногтей до сих пор пульсировала, пусть и не так больно, как в первые мгновенья. Крупные бальзальтово-серые камни впивались в закругленные колени, не давая ранам возможности затянуться. Тело ныло от повреждений и ожогов, оставленных Церковными тварями. По оголенным плечам мелкими, но теперь навсегда заметными шрамами стояли метки Магистериума, а ей казалось, будто раскаленное железо до сих пор прижигалось к телу, ошметками вырывая моментально омертвевшие участки кожи с ещё живой части. Больно. Оникс сидела на коленях, закованная цепями. Со всех сторон слышались крики других анимаморфов и фамильяров, что находились в разных тесных клетках, которые означали одно: свободы больше не существует. Над ними измывались, их уничтожали. Прах надолго залез в ноздри, и Оникс металась в агонии, желая избавиться от запаха останков, но не получалось. Теперь он преследовал её везде. Животные. Животные — вот, кем они являлись для Магистериума и других. Шавки жалких пород, которые забыли свое место. Люди Церкви повторяли ей это часто. Проходя мимо камеры, не забывали бросить пару едких слов. Те, кто молчал, были не лучше — их глаза выдавали каждую мысль. Каждое движение, при котором Оникс нервно елозила на месте, боясь пошевелиться, потому что взгляд обжигал сильнее огня. Он был ссальным. Её раздевали глазами, брали со всех сторон и разных ракурсов, а потом оставляли гнить на сырой земле с побоями и обнаженными участками уже не невинного тела. Анимаморфикс прикусила нижнюю губу и снова вздрогнула от боли. Каждая клеточка кожи отдавалась громким перебоем агонии в теле, равняясь с болью в душе. Она почувствовала знакомое Присутствие, пытаясь нахмуриться, но была невыносима даже мысль о том, что ловчая смогла бы лицезреть хотя бы одну её эмоцию. Вместо этого кошка совершенно отстранённо подняла свой взгляд на вошедшую в камеру фигуру, облаченную в тёмную рясу. Мысленно усмехнулась: Нове шло. — Ты снова не поела. — И тебе привет, мышка. — прохрипела девушка, полностью потеряв свой голос из-за криков. — Аппетита нет, знаешь ли. После такого только сдохнуть хочется. На секунду ей показалось, что Нова скривилась, но, вероятно, то было воображение. И тому подтверждение вновь безразличное лицо. — Я не буду кормить тебя из ложки, Оникс. Если не поешь — они тебя заставят. Анимаморфикс прекрасно знала, про кого шла речь. От этого ухмыльнулась, двинувшись назад. Удобно села, скрипя зубами от боли. Надолго замолчала, заталкивая слезы обратно, и, рвано выдохнув, продолжила: — Выполнишь одну мою просьбу, Нова? Ловчая потерялась от обращения, ведь кошка давно не звала её по имени. Всё то время, что она тут находилась, в адрес летело привычное «мышка», выцарапывая на ней клеймо предателя ещё сильнее. Теперь это было не просто милое прозвище от Оникс, а настоящая правда. Ловчая времени оказалась крысой, не доросшей до главного звания. А потому оставалась просто мышью. Нова почувствовала, как сильно сжалось сердце. Но она повторяла себе из раза в раз — на всё воля Божья. Отец знает, что делает. — Какую? Оникс улыбнулась. Нервно дернула губой, боясь озвучить просьбу. А затем вдруг поменяла тему: — Что с Веспер? — хрипела анимаморфикс, глядя на неё исподлобья. Чувствовала на языке металлический привкус. Ведьма отвернулась. На секунду кошке показалось, будто лицо её дрогнуло в сожалении и сочувствии, но лишь на секунду, ибо голос её после этого звучал сталью и металлом: — На площади. Мертва. Голова опустилась вниз. Оникс вздрагивала, сжимая веки до появления белых мушек в уголках глаз. Чувствовала, как её потряхивало. Она пыталась держаться, честно. Но слёзы мелким градом катались по щекам, и анимаморфикс даже не пыталась сдержать всхлипов. Зачем, если скоро наступит конец? В голове звучал голос Веспер. Появлялись воспоминания: «Ей было 17, когда она вступила в Союз Сожжения. В тот летний день, седьмого августа 1993 года, Саппо нашёл её около больницы. Мама до сих пор не оправилась… Сокол сел на плечо кошки, клюнувшись носом в её затылок, отчего подросток нахмурилась, поворачивая на него голову. Птица взмахнула крылом, созывая идти за собой. Оникс пошла. Будучи подростком, оказалась в заложниках той игры, но приняла все правила. И, несмотря на сталь в голосе Верховной, поняла, что уходить от неё не собирается. Через три года Веспер официально признала её членом Союза Сожжения, пообещав, что они со всем справятся и выйдут победителями…» — Не получилось… — Что? — Нова шагнула вперёд, не расслышав, но тут же вернулась назад. — Сдержать обещание не получилось. — повторяла Оникс, теряя голос всё больше и больше. — Остальные? — Шена и Хорхе ищут. Люсьен…пойман. — ловчая вновь вернулась к первоначальной теме: — Какая просьба, Оникс? — Поцелуй меня в последний раз. Нова вздрогнула и не скрыла это. Она ожидала всё: просьбу отпустить, передать что-то, убить. Но не поцелуя… Заметив её лицо, анимаморфикс криво усмехнулась. Повернула голову в сторону, не желая встречаться с ней взглядами. — Забудь. Но ведьма решила все сама. Подвинувшись к ней, опустилась на колени напротив, потянув свои руки к шее девушки. Знала, что Оникс очень любила, когда она касалась её нежной кожи именно тут. Кошка смотрела на неё через боль, и Нова видела всю ненависть и презрение к себе. А ещё любовь… — Ты не сдержала обещание, Оникс. Я просила тебя ненавидеть меня, но… — Как и ты. — устало прервала её кошка. — Ведь обещала, что мы справимся со всем вместе. — Обещала… Она коснулась её сухих, разбитых губ своими, прикрывая глаза. Поцелуй выходил опасным, слишком тяжёлым. Они обе нуждались друг в друге, но ненависть кошки была выше. Буквально протолкнувшись в рот ловчей, анимаморфикс грубо прикусила губу. Через боль, но прижала к себе голову девушки, рыча в поцелуй о том, какая же Нова отвратительная. Ловчая отвечала. Позволила Оникс в последний раз завладеть её мыслями и движениями. Чтобы она делала все то, что хотела сейчас, потому что имела на это полное и последнее право. Чужая кровь отдавалась во рту сильным металлом, но Нова не отстранялась. Она исполняла просьбу Оникс до последнего. Потому что сама тоже хотела этого. Кардинал был прав — Другим нет места среди Обычных. И даже любовь Оникс не смогла её переубедить. Анимаморфикс оторвалась от губ, до сих пор прижимая к себе лицо, и, тяжело вздохнув, прохрипела: — У нас всё могло быть по-другому, Нова. Мы могли бы… — Не могли. Никогда. Нова прижалась к губам сама, затыкая Оникс. И та отвечала уже с меньшим рвением от усталости и боли. Однако не забыла то, ради чего была заточена сюда. Обвив плечи ладонями, Оникс прижала её к себе, будто для объятий, и, склонив голову для более глубокого поцелуя, метнула решительный взгляд на человека за решёткой, который незаметно телепортировался сюда. Обняв ещё раз, она убрала руки от спины девушки, оторвавшись от губ. Улыбнувшись слишком нежно, убрала прядь её волос за ухо, не обращая внимание на боль в пальцах, и ласково проговорила: — Свое обещание я всё-таки сдержала, мышка. Ловчая успела только обернуться назад, как тут же поток мощной энергии чернокнижника пробил её насквозь, заставляя вскрикнуть, но крик потерялся среди таких же — среди боли Других. И Нова утонула в ней, падая замертво. Оттолкнув от себя тело, Оникс поморщилась, поднимаясь на ноги. Шен уже вскрыл решётку и был рядом, глядя на безобразный внешний вид девушки. — Твою мать, как ты тут вообще продержалась? — Месть иногда слаще, чем ты думаешь. — ухмыльнулась Оникс, в отвращение смахивая с губ поцелуй некогда любимого человека. Шен накинул на её плечи пальто, скрывая им все раны, ожоги и травмы. Отводил взгляд с порванной одежды, и Оникс только сейчас заметила, в каком состоянии был чернокнижник. Теперь он потерял действительно всех близких… — Эй, — она коснулась его плеча, шипя от боли в теле. — Веспер бы гордилась нами. — Оставь свои сопли, Никс. Идём. Нам нужно ещё других спасать. — он устало-яростно шепнул: — Где там Люсьен, мать вашу? Кошка поджала губы и отрицательно качнула головой. — Спасаем соседние камеры и уходим отсюда. Люсьена больше нет. Шен дрогнул. Оникс показалось, будто он едва сдержался от того, чтобы не выбежать из этой камеры, желая проверить слова. Однако вместо этого маг молча прошел дальше, больше не проронив ни слова. Ушли через порталы, помогая другим.

***

Вечером Оникс первый раз увидела слёзы чернокнижника, стоящего над небрежными могилами Других. Только одинокая фигура шахматного ферзя стояла среди множества цветов единственной адекватно собранной могилы Веспер, напоминая о том, что Шен не справился. Погоня началась на следующее утро. Через неделю поймали Хорхе. Ещё через два дня в небрежно скрученной петле колыхалось пальто чернокнижника, пока тело слегка раскачивалось от ветра. В свои последние мгновенья Оникс смотрела на небо, не проронив ни одной слезы. Вены болели от количества уколов, но тело не чувствовало больше ничего, постепенно коченея. Перед смертью Оникс думала только об одном: она ненавидела Нову. Как и обещала.