Падение на доверие. Яблоки в карамели

Хочется. Хочется Диму больше, ближе, хочется узнать его целиком. Но страшно: а вдруг рано? Вдруг он ещё не… или вообще не… Здравый смысл, конечно, подсказывает Сергею, что он загоняется и делает это совершенно зря, но как об этом заговорить, понятнее не становится. Первые отношения у него были ещё в универе, на первом же курсе, и тогда всё случилось как-то само, потому что гормоны играли, хотелось ужасно, и даже некоторая неловкость партнёра Сергея не смутила. Вторые… об этом вообще лучше не вспоминать. Лучше всего были третьи, пусть и оказались они всего лишь курортным романом, но его американский хост был внимательным и чутким любовником, и вот тогда Сергей наконец по-настоящему почувствовал, в чём кайф. Впрочем, он был уверен, что Дима будет ещё лучше, просто потому что это Дима. Вот только как же ему сказать? Намекнуть? Почему-то ему хочется торжественности, кажется, что это важный шаг, хотя здравый смысл опять подаёт голос и ехидничает, мол, что ты как девственник, он тебе нравится, ты ему нравишься, целоваться вам хорошо, значит и всё остальное будет отлично. Кажется, его здравый смысл разговаривает голосом Олега. Сергей вспоминает, как встречался с пафосной дамой из Министерства связи, и решает, что тот ресторан подойдёт. Обстановка там вполне себе, сдержанная, но не без изящества, и меню — он надеется — понравится Диме. Дима снова долго выбирает еду, а попробовав, морщится. — Что не так? — Да всё не так. Мясо пересушено, соус пресный… Ты часто тут бываешь? — Да не особенно, — признаётся Сергей. — Раз всего и был, по работе. Я больше доставкой балуюсь, когда Олег в отъезде. Не люблю на самом деле бывать на публике. — Давай я тебе как-нибудь нормальной еды приготовлю. Вот хоть этот же «Цезарь», но только таким, какой он должен быть. У тебя или у меня? Сергей замирает. «У тебя или у меня?» Дима хочет сказать, что… — Серёжа? Ты чего завис? — Д-давай у меня. — Хорошо. В пятницу? Я тебе список продуктов кину во «Вместе», проверишь, чтобы были. — Х-хорошо. — Серёжа? Что с тобой? — Всё в порядке. Извини, — и торопливо врёт, хотя не совсем врёт, конечно. — Расстроился, что привёл тебя туда, где тебе не нравится. — Не парься, салат так себе, зато горячее годное. А пирожные вообще отличные! Пирожные помогают отвлечься, а когда Сергей тянется стереть крем с уголка Диминых губ, а тот целует его пальцы, становится вообще прекрасным. — У тебя такие руки красивые, — Дима перехватывает кисть, снова подносит к губам и целует. — Ты весь красивый, как картина, как Венера твоя любимая. Я не устаю любоваться. У Сергея ком в горле встаёт, он сглатывает и отвечает: — Мне никто раньше такого не говорил. — Да куда они все смотрели?! — возмущается Дима и снова целует его руку. — Я буду говорить хоть каждый день, хочешь? — Хочу, — Сергей смеётся смущённо. — Дима, ты солнце какое-то, с тобой так тепло, я никогда не встречал таких, я… — он замирает на полуслове, на полувдохе, а потом решается, — я люблю тебя. Дима сияет улыбкой, целует его, обнимает, прижимает к себе, шепчет на ухо: — И я тебя люблю, Серёжа. *** Дима с любопытством осматривается. Он был здесь, да, но по делу, когда не до разглядывания обстановки. Разумеется, с первого взгляда узнаёт Венеру, оглядывается, хмурится. — Пергамский алтарь? — Да! — Сергей радуется, как будто то, что Дима узнал барельеф, делает их ближе. — Мне нравится, что они друг напротив друга с Венерой, и создаётся контраст… — А скульптуры? Прости, не узнаю. Сергей краснеет. — Это мои. — Правда?! Дима подходит к каждой, обходит по кругу, рассматривает, то чуть ли не носом касаясь гипса, то отступая на несколько шагов. — Потрясающе, — выносит вердикт. — Ты гений. Вместо слов Сергей целует его — теперь же можно, правда же, можно так выражать чувства, они же вместе, они пара. Дима обнимает его, отвечает на поцелуй, поглаживает по спине. Отрывается, на щеках румянец, спрашивает: — Ты продукты-то купил? Будем «Цезарь» готовить. — Да, всё по списку, пойдём на кухню. Кухней Дима тоже восхищается: простором, мебелью и особенно посудой и техникой. — Я тут ни при чём, это Олег. Я готовить совсем не умею, только дошик заваривать и кофе в кофемашине делать. — Продукты подать сможешь? — Смогу. — Тогда поехали. И Дима правда готовит, сноровисто и быстро, умело пользуясь всеми богатствами олеговой кухни. — Фон какой-нибудь можно сделать? Музыку там. — Марго, включи музыку. — Какой плейлист включить? — Романтический, — после некоторого колебания говорит Сергей. — Включаю романтический плейлист. Раздаются первые такты, Дима удовлетворённо кивает и продолжает своё дело. Сергей сидит, любуется им — ловкими руками, сосредоточенным лицом, отточенными движениями — и тихонько подпевает: — But you'll never be alone I'll be with you from dusk till dawn I'll be with you from dusk till dawn Baby, I am right here I'll hold you when things go wrong I'll be with you from dusk till dawn I'll be with you from dusk till dawn Baby, I am right here… И ему хочется, и правда хочется быть с Димой… до рассвета. Чтобы он остался в башне, чтобы никуда не ушёл ни сегодня, ни вообще никогда. А если Дима не хочет? Но он не успевает загнаться, потому что Дима зовёт его пробовать. Салат и правда куда лучше, чем тот, что был в ресторане. — Очень вкусно! Просто очень! Сергей доедает, встаёт из-за стола. — У тебя руки просто волшебные! — Спасибо! А ты прямо здесь живёшь, да? Покажешь? Сергей вспоминает, зачем они здесь. Или ему только показалось? Он думал, что готовка — предлог, а Дима и правда готовил. Может, он всё себе сам придумал? Но ведь Дима сказал, что любит его… — Начнём со спальни? — А… ну, если тебе это удобно. И я бы в душ тогда… После работы же… — Подожди… — Сергей видит, что Дима смущён, и тоже теряется. Олег говорил, что всё просто. Надо спросить. Прямо. Чувствуя, как жарко щекам, он берёт Диму за обе руки и спрашивает: — Ты меня хочешь? — Да! Если ты тоже, конечно… — Я тоже, — лицо горит, и по всему телу расползается жар. — Тоже тебя… Пойдём, покажу ванную. Он показывает Диме, какой можно надеть халат и где лежит чистое полотенце, а сам уходит обратно на кухню, наливает в стакан воду, жадно пьёт. Умывается над раковиной, чтобы немного остудить лицо. Дима его хочет, правда, на самом деле. Только бы он не разочаровался, только бы ему понравилось. — Серёжа? — Иду! Сергей ставит стакан на стол, возвращается, видит Диму в своём халате, смотрит на кожу в вырезе и забывает, как сделать вдох. — Ты такой… — шепчет, — такой красивый. — Где у тебя спальня? — улыбается Дима, а у самого тоже румянец во всю щёку. — Да, да, идём. Они заходят в спальню, дверь захлопывается, и Сергей застывает посреди комнаты. — Всё в порядке? Если не хочешь, просто скажи. — Хочу, только… — нет, хватит, так нельзя. — Просто хочу. Иди сюда. Диму не надо просить дважды, он оставляет на тумбочке очки, обнимает Сергея, целует, гладит по спине, лезет рукой под футболку, запускает пальцы в волосы. Сергею так хорошо, что кажется, что он сейчас расплавится, он лихорадочно трогает Диму в ответ, пытается быть нежным, но, кажется, не очень получается, потому что хочется слиться с ним, вплавиться в него. Дима аккуратно ведёт его к кровати, усаживает, стягивает футболку и берётся за резинку домашних штанов. — Серёжа? Всё хорошо? Продолжаем? — Да, да! Сергей поднимает бёдра, чтобы Диме было удобнее его раздеть, сам тянется к поясу халата, спускает его с плеч, снова обнимает, целует шею, плечи. Отстраняется, любуясь. — Дима, ты такой красивый, я хочу тебя всего целовать! Можно? Дима кивает, и Сергей укладывает его и приступает, целует снова шею и плечи, грудь, живот, — Дима часто дышит, — спускается к паху, оставляет осторожный поцелуй на головке члена и берёт в рот. — Ах! Се-серёж… — Что-то не так? Неприятно? — О… очень приятно. Продолжай. И Сергей снова берёт в рот, старается, слушает Димины стоны, чувствует его руку на своей голове, Дима не давит, гладит нежно. — Хватит, — выдыхает, — моя очередь. И уже Сергей лежит на кровати и плавится, потому что Дима возвращает ему ласки, Сергей стонет громко, не может сдержаться, как ни старается, ему так хорошо, у него сто лет уже никого не было, а такого чуткого и внимательного любовника, кажется, не было вообще никогда. — Дима… ты космос… Пожалуйста… Смазка и всё остальное в тумбочке. Дима неожиданно остро смотрит на него. — Всегда там хранишь? — Ничего не храню, — признается Сергей. — Купил всё, тебя ждал. У меня уже тыщу лет никого не было. С универа. После запуска «Вместе» точно. Ему вдруг совершенно не стыдно, пусть Дима знает, что он первый за хренову тучу лет, что он особенный, что ему Сергей доверяет и хочет его. — Серёжа, Серёженька, — выговаривает Дима, целует его горячо и нежно, гладит и обнимает, дразнит, касаясь пальцами члена, почти невесомо, и Сергей выгибается, стараясь усилить контакт. — Сейчас, мой хороший, сейчас всё будет. Дима шарит в тумбочке, достаёт смазку, щёлкает крышка тюбика. Сергей доверчиво разводит ноги, ждёт. Димины пальцы скользят между ягодиц, он целует живот, целует тазовые косточки, берёт в рот член и вводит первый палец. Готовит Серёжу долго, осторожно, изводит медленной лаской, и он может только подаваться навстречу и стонать. — Дима… Димочка… Что ты со мной делаешь… Люблю тебя… Люблю, прекрасный мой, слышишь… Дима, пожалуйста… — Если что-то не так, неприятно, больно, — скажи, — выдыхает Дима, нависая над ним. — Да, скажу, давай скорее, пожалуйста! Дима входит аккуратно, медленно, Сергей дышит ртом, принимая до конца, и скрещивает ноги у него за спиной. — Всё хорошо? — Прекрасно, — выдыхает Сергей. — Лучше не бывает. Дима начинает двигаться медленно, опирается на одну руку, ласкает член, и Сергею хорошо, ему так хорошо, он улетает, кажется, будто весь мир исчез, сузился, сжался до них двоих, и в этом мире происходит какое-то чудо, рождение сверхновой, создание шедевра. Сергей стонет и подаётся навстречу, смотрит в потемневшие Димины глаза, тонет в них, тонет в ощущениях, в груди сжимается тугая пружина, и когда Дима выстанывает: — Се-рё-жень-ка!.. — необычно высоко, она разжимается с силой, посылая этот импульс по всему телу, и Сергей взрывается сам. Они лежат в объятиях друг друга, пытаясь отдышаться. — Я люблю тебя, — шепчет Сергей. — Ты лучшее, что в моей жизни случилось. Не хочу отпускать тебя никогда. — И я тебя люблю. Ты такой чувственный, Серёж, мне с тобой безумно хорошо. Я тоже хочу быть с тобой. (…) Дима встаёт специально пораньше, тихо выползая из-под одеяла, и идёт на кухню. Он уже хорошо понял две вещи: Серёжа нифига не ест, если заработается, а зарабатывается он всегда. И никакие пресловутые доставки не спасут, потому что в башню «Вместе» поедет не нормальная еда, а биг-мак в компании фритюрного пирожка с химическим джемом. Что же, как минимум завтрак он в любом случае может устроить, благо здоровенный холодильник забит всем подряд, раззудись, рука. Бессвязно мурлыча под нос, Дима лепит сырники из творога, чья смерть неизбежна, если судить по сроку годности, но можно успеть спасти. Кухонная утварь кайфовая, он сам себе такое по чуть-чуть покупал, когда выкраивал время взять пару коммишек и не очень презирал себя за фурри-порно — заработок несложный, но противный. А здесь всё было как в ресторане с мишленовской звездой. Вместе с холодильником оно реально провоцировало, без шансов устоять. Когда он заканчивает с готовкой, на кухню через вторую дверь выбирается сумрачный Олег со своим фирменным взглядом «хочу-убить-всё-живое», страшно, очень страшно, если не понимать, что серёжин брат — это такой немного переупакованный Игорь, заботушка несусветная, два метра агрессивной наседки с грустными глазами. — Доброе утро. — Доброе, — отвечает Олег с таким лицом, будто застал его среди своих сковородок за некрофилией и каннибализмом, возможно, одновременно. — Это чего там у тебя? — Сырники. На всех хватит. И нет, я не поцарапал сковородку. — Э… да? А я уже хотел сказать, что за это прибью тебя нахер. — Прибивалки короткие, — огрызается Дима. — Не переживай, как с хорошей посудой обращаться, я знаю. И не только с посудой. Проснувшийся в голове внутренний Игорь советует хамить, и он в общем-то согласен. Сколько можно, в конце-то концов? Олег пару раз моргает и принимается ржать: — Что, не такая уж сладкая булочка, да? — Булочка, — с этим дурацким определением Дима давно смирился, оно его преследует. — Но могу втащить. Он разворачивается и уходит будить Серёжу. За спиной, хохоча, констатируют: — Боевая булка, смерть врагам! Ну точно Игорь номер два. Сошлись бы в пару — получилась бы смерть всему живому и безупречное взаимопонимание.